Я прислушалась к себе. Мысль о том, что у нас с Джеймсом может быть ребенок, вызвала и радость, и страх одновременно. Все то время, что я была женой Роберта, я страстно мечтала о детях, надеялась, ждала, но чуда так и не случилось. И сейчас, когда все вроде бы говорит о том, что оно произошло, я никак не могла в него поверить. Сколько раз у меня были похожие симптомы раньше? Сколько раз я радовалась и торопилась сказать Бобби, что у нас будет малыш? И ведь ничего не вышло. Вот и сейчас, скорее всего, мне просто кажется. Но что, если это все-таки правда? Как Кейн примет невероятную новость? Обрадуется? Или разозлится?
Я вздохнула. Глупо об этом думать. Уверена, муж сделал все, чтобы наша близость обошлась без последствий. Маги обычно легко справляются с подобными вещами, и дети у них появляются только тогда, когда они действительно этого хотят. Хотел ли этого Кейн? Не знаю. Не уверена. Но ведь пират не их тех, кто не думает о последствиях, о нет. За то недолгое время, что мы провели вместе, я успела понять, что у Джеймса очень гибкий ум, с легкостью просчитывающий несколько вариантов развития событий, и умение четко планировать все на несколько шагов вперед. Но тогда, выходит, он сознательно отказался от заклинания, препятствующего зачатию? Или я все придумываю, и нет никакого ребенка?
Снаружи послышались странные звуки. То ли пение, то ли вой волков. Я подошла к окну и подняла закрывающую его кожаную штору.
Зрелище, которое мне открылось, заставило удивленно податься вперед.
Вокруг большого костра, пылающего в центре площади, в два ряда стояли акаучи. Они медленно раскачивались и пели, и эти звуки – низкие, гортанные, похожие на звучание органа, будили в душе странные эмоции и чувства. Мне казалось, что я вижу бесконечные леса, простирающиеся до самых гор Авенау, дорогу, бегущую между деревьями, полную яркую луну, занимающую полнеба, мерцающую россыпь звезд. Под ногами, или, скорее, под волчьими лапами, шуршали потемневшие листья, лицо овевал прохладный вольный ветер, в душе вскипало шипучее, как молодое игристое вино, счастье… И я стояла, словно в трансе, а незамысловатая мелодия, в которой явственно проступал высокий волчий вой, уносила меня все дальше, влекла за собой, открывала тайны древних племен и такой же древней земли, на которой они жили.
Не знаю, была ли это магия оборотней, или я теперь чувствовала все иначе, но окружающий мир казался совсем не таким, каким я привыкла его видеть.
– Асаури! – долетел до меня громкий возглас.
Круг распался, и в центре, у самого костра, подняв руки, замер одетый в длинную белую хламиду старик.
– Сахраш ави! – повысив голос, добавил он.
И тут я заметила мужа. Кейн вышел вперед, шагнул в центр и остановился рядом со старым акаучи. Лицо Джеймса выглядело сосредоточенным и строгим, отблески огня придавали ему совсем незнакомый вид, как будто передо мной стоял древний воин, один из тех, что населяли когда-то Эрдерон.
– Саноси? – услышала я обращенный к мужу вопрос.
– Апи, – ответил Кейн.
– Вархаби дан, – старик наклонился, поднял большую деревянную чашу и протянул моему мужу.
Я наблюдала, как Кейн берет ее, подносит ко рту и делает несколько глотков. Окна спальни выходили как раз на площадь, и все происходящее разворачивалось передо мной настолько ярко, словно это была пьеса, разыгрываемая на сцене Уэстенского театра.
– Асах, – Кейн вернул старику чашу, поднял руки и уставился на огонь.
А в следующую секунду я увидела, как за спиной супруга появляется силуэт огромной птицы – яркой, похожей на сгусток пламени, медленно расправляющей острые огненные крылья. Они трепетали на ветру, горели и сверкали золотом, и Джеймс стоял в этом свечении, а в его глазах отражалось пламя костра, сверкающие искры и странная, нечеловеческая суть.
Я видела все это так отчетливо и ясно, словно находилась совсем рядом с мужем.
– Авассур! – послышались громкие голоса акаучи. – Авассур рау!
– Ты потомок фениксов? – недоверчиво спросил Кейна глава Акау.
– Да, – твердо ответил мой муж.
А я смотрела на него и вспоминала запись Анны Эстари, где она писала о проклятии фениксов. Господи… Неужели предки мужа имеют отношение к бедам моей семьи?
Акаучи продолжали что-то громко обсуждать, но я их не слышала. Смотрела на Кейна, видела, как медленно исчезают огненные крылья, и пыталась осознать, что произошло.
Я слышала, что есть зелья, проявляющие родовую сущность мага. Похоже, в чаше было именно такое. Но Джеймс… Кто бы мог подумать? Феникс. Высший. Но как ему удавалось это скрывать? И почему его семья переехала в наш затрапезный Уэстен? Отчего Кейны не остались в столице, где живут все сильные маги?
В этот момент на площади раздались громкие голоса, и мне пришлось отвлечься от размышлений.
Джеймс отошел от костра к Варду Акау, старик в хламиде вылил остатки зелья из чаши на землю, произнес какое-то заклинание, и к огню один за другим потянулись акаучи. Они подходили к жрецу, тот осенял их каким-то странным знаком, напоминающим круг, и мужчины шли к Дому Духа, где их уже ждали женщины.
Постепенно площадь опустела, волки разошлись по домам, и я встревожилась, не видя, куда исчез мой супруг. Правда, вскоре в соседней комнате раздались шаги и приглушенные мужские голоса, а потом край ковра, закрывающего дверной проем, дрогнул, и в спальню вошел Кейн. Воздух сгустился, не давая вздохнуть.
Боже, нет… Я смотрела на мужа и понимала, что наша идиллия была временной. Настороженный взгляд, сумрачное, будто почерневшее лицо. И стена. Тяжелая, непробиваемая стена, которая снова отделила нас друг от друга. Она была такой ощутимой, что я даже каменную кладку увидела. И неровные швы.
– Джеймс.
Я протянула супругу руку, всей душой надеясь, что он откликнется на мой призыв, но нет. Серые глаза заледенели. Губы, которые умели быть такими нежными, плотно сомкнулись. На щеках заходили желваки.
– Джеймс.
Я не желала принимать происходящее. Не хотела мириться с тем отчуждением, которое чувствовала от мужа. Не после той ночи, когда ощутила, как в сердце вновь расцветает яркий огненный цветок.
– Вы еще не спите, миледи? – сухо спросил Кейн.
Сейчас передо мной был тот самый пират, которого я так хорошо помнила по Уэстену.
Он прошел к постели, снял дублет, одним движением стащил через голову рубаху и, повернувшись ко мне, обронил:
– Ложитесь. Выступаем на рассвете, у вас есть всего несколько часов, чтобы отдохнуть.
– Джеймс, я хотела спросить…
Я все еще пыталась пробиться через возведенную преграду, все еще верила, что смогу растопить возникший между нами лед. Не отрывая взгляда от мрачной серой тьмы, затаившейся в уголках любимых глаз, приблизилась к мужу, закинула руки ему на плечи и прижалась всем телом. Плевать на гордость! Плевать на самолюбие! Только бы стереть это чужое выражение с родного лица. Только бы не дать ненавистной пропасти стать еще шире!
