Пытаясь унять разыгравшееся воображение, он нервно листал красный том в попытке отыскать пометку на полях или закладку из полевого цветка – тщетно. Готические буквы немецкого текста глумливо плясали перед глазами: «О, прекрасный, приветливый гость, как же очутился ты в нашей бедной хижине? Ты, верно, долго блуждал по белу свету, прежде чем попасть к нам?»
* * *
Было около четырех пополудни, когда вернулись солдаты, приведя с собою пленного – мелкорослого мужичонку. Рукав армяка неизвестного был порван, шапки он также лишился, очевидно, в неравной баталии с французом. Все лицо его было густо-нагусто покрыто черной бородищей: дикая поросль милосердно тормозила лишь под самыми глазами – небольшими, но крайне выразительными. И выражали нынче те глаза ярую неприязнь.
– Руку на отсечение даю, майор, это один из партизан, что нападают на наших фуражиров. – Дюжий лейтенант, дотронувшись до широкой царапины под скулой, встал за связанным мужиком, будто продолжал ждать от него какой-нибудь пакости. – Сначала бросился петлять по лесу, что твой заяц, а после, даром что без оружия, кинулся на нас, будто разъяренный медведь!
Де Бриак молча смотрел на мужика. Мужик смотрел без всякого смущения в ответ. Этот человек, думал майор, возможно, единственная ниточка между ним и Потасовым. Не воспользоваться ею было бы глупо. Но как воспользоваться? Он беспомощно оглядел своих подчиненных: среди них не имелось ни единой души, говорившей на местном наречии. Ему надобен переводчик. Князя не было на месте. Оставалась только княгиня, но ее, боясь навредить Дуне еще более, де Бриак в толмачи взять не рискнул. Майор вздохнул: отпустить молодца? Проследить за ним и выйти на потасовский лагерь? Разгромить лагерь своими силами, к чести императорского оружия и еще из иных, менее связанных с честью и императором, а более с его, майора, ревностью, соображений?
– Заприте его в леднике, – сказал он наконец и дал знак всем выйти из малой гостиной, служившей ему последние две недели кабинетом.
Присутствующие с топотом удалились, уводя за собой пленного, а Этьен вернулся к книге с красным переплетом и нашел потерянное место.
«Ты пришел из страшного леса, прекрасный друг? Ты пришел из страшного леса… – водил рассеянно глазами де Бриак по строчкам. – Из страшного леса…»
Но сосредоточиться на тексте никак не получалось: снаружи то и дело доносился детский крик и посвист. Открывши окно, де Бриак увидел их – тройку дворовых ребятишек в компании младшего брата Эдокси. Обычно занятые на посылках, сегодня мальчишки стали хозяевами опустевшего двора. Севши на корточки, они во что-то увлеченно играли, возмущенно надрывали грудь, старший давал подзатыльник младшему… Николя, в аккуратной серой курточке и коротких панталонах, вел себя куда более сдержанно – как и подобает барчуку. Но и он время от времени не мог удержаться от радостного иль возмущенного возгласа. Судя по тому, что успел понять де Бриак, игра заключалась в следующем: разбросать по земле несколько камешков довольно далеко друг от друга, еще один подбросить в воздух и, пока тот летит, суметь подобрать другой с земли, поймав подброшенный. Не поспевший из игры выбывал. Вскоре удача отвернулась и от юного князя. Вскочив и пнув от обиды на судьбу злосчастный камешек, мальчик направился к центральному крыльцу.
– Николя! – позвал его из окна де Бриак.
Тот косо взглянул на француза, но все же подошел, вежливо, совсем по-взрослому поклонился.
– Доброго дня, майор.
– Николя, мне нужна ваша помощь, – не стал ходить вокруг да около де Бриак. И, увидев упрямое выражение на мальчишеском лице, добавил: – Человек, который, возможно, способен помочь нам отыскать вашу сестру, заперт под стражей в людском леднике.
– Под стражей?! – Глаза Николя восторженно расширились. – Кто он?!
– Думаю, доблестный партизан, – с улыбкой произнес де Бриак. – Так как, князь, могу я на вас рассчитывать?
Почтительное «князь» завершило дело, Николенька степенно кивнул, не преминув, впрочем, добавить, что делает это исключительно «ради блага любимой сестрицы».
С легкостью перемахнув через подоконник – чем вызвал плохо скрываемый восторг Николеньки, – Этьен вместе с юным Липецким отправились к леднику, откуда совсем недавно вывезли тело Настасьи. Майор кивнул часовому, тот, покосившись на мальчика, отодвинул засов и распахнул дверь перед начальством. Свет едва доставал до дальнего угла, где, сложив под себя армяк, сидел давешний мужичонка.
– Узнаете его, Николя? – спросил де Бриак, едва арестант поднял всклокоченную бороду.
Николенька медленно покачал головой. Выражение лица его было самое что ни на есть завороженное.
– Только не вздумайте бежать в партизаны, – хмыкнул, угадав мысли юного князя, майор. – Даже если и отыщете – погубите маман. Второго вашего побега она не перенесет. Вы теперь опора семьи, не забывайте.
Мальчик, потупившись, виновато кивнул.
– Кроме того, главное для нас сейчас – поиск вашей сестры, – добавил де Бриак. – Спросите его, не в лагере ли месье Потасова она оказалась без возможности вернуться?
Николя обратился к пленному с длинной торжественной тирадой. А мужичонка, выслушав, вдруг осклабился, обнажив средь бородищи желтые крупные зубы.
– Вон оно как выходит-то, ваше благородие! По сестрице вашей, значит, обое сохнуть: и наше начальство, и ваш француз! А она, птичка вольная, видать, фьить! – от двоих улетела!
Де Бриак увидел, как лицо Николя пошло красными пятнами: он вдруг сделал шаг вперед и замахнулся – майор едва успел удержать его за хлястик суконной курточки.
– Стойте, князь. Пленных бить – последнее дело. Что он сказал?
Николя потупился:
– Княжны у партизан нет, майор.
– Тогда что он делал в ближних лесах?
Николя, все так же глядя в земляной пол, перевел мужику вопрос.
– Знака ждал, – просто ответил тот.
Постепенно выяснилось, что поручик собирался вывезти семейство Липецких под своим конвоем и что Авдотья запретила ему нападать на людей де Бриака. А что мужик по имени Игнат должен был по поручению поручика каждый день приходить в Приволье, дабы удостовериться, что на окне у барышни не стоит заветного букета: знака для Потасова, что ей нужна помощь.
Чем далее продвигалась беседа, тем более задумывался де Бриак. Ревность отступила, и единственно страх заполнил все его существо. Где она?! Почему не обратилась за помощью ни к одному из них? Ведь еще вчера так страшно погибла ее горничная… Словно предгрозовая пыль на сельской дороге, вихрились в голове майора обрывочные мысли. Пытаясь сосредоточиться, он прикрыл глаза, но перед глазами встала погибшая сестра, отчего-то в Дунином платье. Он поднял чуть дрожащие руки к онемевшему лицу и с силой потер. А когда отнял, увидел, что Николя с партизаном молча уставились на него и ждут.
– Скажите ему: мы устанавливаем перемирие, – медленно произнес Этьен, не отрывая глаз от мужицкого лица, будто вдавливая каждое слово в непокорную бороду, торчавшие над ней скулы, горящие неласковым огнем глазки. – Скажите, что мы не будем трогать партизан, не станем заходить в леса. Пусть все силы – и его и наши – будут направлены на поиски сестры вашей. Если наши люди столкнутся, они пройдут мимо, не нападая. Скажите: его область лес, моя – все владения Липецких и река. Соглашение действует, пока мы не найдем княжну.
