Каждый шаг отдавался у княжны в ребрах и израненной голой ступне. Гудела голова, а рука опиравшейся на нее Анфиски, казалось, все более тяжелела. Так они доковыляли до первой выходившей на поверхность шахты, где не обнаружили ни гнилой лестницы, ни даже обрывка веревки, а после и до второй, откуда упала сама Авдотья. В круглом оконце вверху сияли звезды, и Дуня уж было испугалась, что наступила ночь, как вспомнила: звезды из колодца видны и днем. Она повернулась к Анфиске: бескровное детское личико светилось в полутьме. Анфиска глядела на хозяйку с такой жаркой надеждой, будто ждала, что та тотчас же сотворит, как Мессия, чудо. Авдотья нахмурилась. Чудеса были не в ее власти.
– Видишь веревку? – показала она на пеньковую петлю над собою. – Я подниму тебя, ты за нее зацепишься, да так по ней и заберешься.
– Я, барышня, не смогу, больно высóко! – тут же заныла девочка.
Авдотья топнула здоровой ногою: трусливое дворовое племя! Жаль, розог здесь взять неоткуда, а девчонку надобно спасать, покамест у нее еще осталось время и, главное, хоть какие-то силы. Она со злостью взглянула на Анфиску:
– Еще как можешь! Вскарабкаешься, будто мартышка, и спрячешься в кустах. А я тебя кликну после, как сама вылезу! Ну!
Анфиска смотрела на нее ошарашенно, и Авдотья вздохнула: ну конечно, откуда ж ей знать, кто такая мартышка, которую и сама-то княжна видела лишь раз – в заезжем итальянском зверинце у китайгородской стены.
Вся напускная злость вышла из нее, вновь уступив место страху.
– Анфисонька, – не без труда опустилась она на корточки перед девочкой, погладила ее по щеке, – хочешь, как домой вернемся, я тебе золотой рубль подарю? Конфет купишь, пряников, ситцу себе на новый сарафан…
Золотой рубль, которого, как и экзотическую мартышку, Анфиска в жизни своей не видывала, возымел действие. Звонко шмыгнув носом, девочка кивнула, а Авдотья, щурясь в полумраке, оглядела пространство шахты в поисках хоть скудного, да выступа. И отыскала – для взрослой ноги тот был, возможно, и мал, но Анфиске и его должно быть довольно.
– Снимай второй лапоть, – приказала она. – Видишь тут, – она подняла руку, – ступенечку?
Анфиска испуганно смотрела, куда показывает хозяйка.
– От нее и до веревки недалеко.
– Да как же я до той ступеньки доберусь-то, барышня?
– На мне, – вздохнула Авдотья, вспоминая, как ее, бывало, подсаживал Алеша, когда им взбредало в голову лазить по деревьям, и от этого воспоминания чуть сама не расплакалась. Подняла рваный подол, высвободив колено. – Одну ногу – сюда. Отсюда – на плечо. – И прикрикнула: – Да поторопись!
Распухшая Анфискина ступня встала на ее изодранное колено. В глаза княжне бросился почти черный кровоподтек по кругу – результат их баталии с железным кольцом. Анфиска сморщилась и приготовилась расхныкаться, но, взглянув на раздраженное лицо хозяйки и ее стиснутые челюсти, передумала. Вторая грязная стопа переместилась на некогда элегантную кружевную косынку на Авдотьином плече. Дуня привстала на цыпочки, Анфиска оперлась о выступ, подняла руки и схватилась за веревку.
Раскачиваясь – и правда как мартышка, – девчонка отталкивалась то от одной, то от другой стенки, ловко перебирала руками, то и дело охала от боли в ноге, но упрямо лезла вверх. Вскоре маленькая тень заслонила от Авдотьи круглое отверстие шахты и дневной свет.
Запрокинув голову, полностью увлеченная Анфискиным спасением, Дуня не заметила быстрого промелька в туннеле, не услышала крадущихся шагов.
Тем временем Анфиска выбралась из шахты и, склонив обритую головку над краем колодца, крикнула гулко:
– Теперича вы, барышня!
Но Авдотья едва успела кинуть недоверчивый взгляд на качавшуюся веревку, как почувствовала движение воздуха рядом и сразу после – острую боль в затылке. И в который раз за сутки потеряла сознание.
Глава двадцать пятая
Так Христос Господь всякому христианину вещаетъ: иди за Мною; но диавол шепчет во уши человека и к себе отзывает…
Учение святителя Тихона об истинах Веры и церкви
Де Бриак вздохнул: зная, как поскупилась Природа, одаривая его удачей, страшно выбирать один шанс из двух. Вернуться и попросить старого слугу спуститься с ним, охватив обе возможности? Но что, если из шахт существовало несколько выходов? И, найдя и погнав зверя, они упустят его снаружи? Нет, одному точно следовало ждать на поверхности. Взять с собою собак? Псы могли бы помочь ему с выбором. Однако они же с легкостью выдали бы его присутствие лаем, а он хотел подобраться незамеченным. У сего застрявшего в соляных лабиринтах Минотавра находилась в пленницах его Ариадна, и рисковать он был готов лишь собственной никчемной жизнью.
Итак, выбрав правый лаз (де Бриак был правшой) и пытаясь производить как можно меньше шума, он двинулся вперед. Пол под ним неуклонно уходил вниз – более никаких изменений не наблюдалось, и Этьен решил уж было, что ошибся с выбором, как вдруг ему почудилось, будто он слышит женский голос, говоривший на его родном языке. Это казалось безумием – здесь, под землей, в чужой стране, отзвуки близкой речи.
Он замер, прислушиваясь. Голос тоже замолчал. Этьен ждал; кроме потрескивания смолы на сгорающей пакле факела да звука собственного дыхания, ничто не нарушало абсолютной тишины.
И вот он снова раздался – тот голос.
– Негодяй! Подлец! Как ты мог? О чем ты только думал?!
На секунду почувствовав, как от облегчения ослабели ноги, де Бриак прислонился к стене. Эдокси! Жива и, судя по всему, еще вполне в силах осыпать кого-то ругательствами. Ничего, улыбнулся он в полутьме, только бы до нее добраться – и тогда у него тоже достанет сил высказать ей все, что он думает о ее одиночной экспедиции в подземелье. И почти бегом бросился вперед, покамест не увидел впереди чуть колеблющееся слабое сияние.
Решив, что дополнительный свет ему вряд ли понадобится, а вот обе руки – вполне вероятно, де Бриак осторожно положил факел на землю и преодолел последние пару туазов, стараясь ступать как можно тише. Тем временем голос Эдокси замер, будто она набиралась сил для следующей уничижительной тирады. Этьен сделал еще один осторожный шаг – и перед ним открылась округлая соляная пещера. Из стены торчал факел, подобный тому, что он оставил позади себя в коридоре. Прямо под ним, глухо отсвечивая железным замком, стоял походный сундук. Далее чернело продолжающее туннель устье шахты. Слева от сундука, на вбитых в стену крюках, висели конские хвосты. Светлые, с легкой волной, они казались охотничьими трофеями. Майор застыл. Волосы. Обритые косы. Де Бриак стиснул зубы: что ж, пришла пора взглянуть и на охотника. Готовый немедленно спустить курок, он вступил в круг факельного света…
И тут же растерянно опустил пистолет. В пещере, прислонившись к стене, стояла одна Авдотья в изорванном и грязном платье. Слипшиеся от пота спутанные пряди свисали на лицо. Край лба, висок и часть щеки были черны – корка из грязи и засохшей крови. Толстая пеньковая веревка опутывала колени и руки. Веки были прикрыты, губы беззвучно шевелились.
