Гейб постоянно ухаживал за ней с тех пор, как ее перевезли в его комнаты. Признаться, девушке это даже нравилось. А кому бы не понравилось?
— Становится прохладно, — заметил он, глядя за перила. Ветер небрежно трепал его волосы. — Хочешь, пойдем внутрь?
Но Никки хотела другого.
Она была готова к тому разговору, который он ей обещал, потому что желала знать, что между ними происходит. В последних пару дней Гейб вел себя как влюбленный мальчишка, заботился о ней, спал рядом и просыпался всякий раз, когда она видела кошмар.
Но они не целовались. Не было никаких озорных или веселых прикосновений, никаких доверительных разговоров. Они находились в режиме ожидания.
Никки уже отдала свое сердце Гейбу. Во второй раз. Она должна знать, будет ли третий, потому что не собиралась больше гоняться за этим мужчиной.
— Хочу, чтобы мы поговорили, — сказала она, глядя на него снизу вверх. — Ты обещал, думаю, пришла пора.
Гейб на мгновение застыл, и в ней зародился страх.
— Да, пора поговорить.
Она прерывисто вздохнула.
— Тогда начинай.
— Я снова и снова прокручивал этот разговор у себя в голове, хотел, чтобы он прошел идеально, понимаешь? Потому что ты этого заслуживаешь. — Он прислонился к перилам, ладонями обхватив лозу. — Так что я мысленно подсчитал, сколько раз облажался с тех пор, как проснулся однажды утром и назвал тебя чужим именем.
Когда-то ничто не причиняло Никки больше боли, чем воспоминание об этом моменте, но в последних пару недель она поняла, что это всего лишь точка на радаре событий, которые могут с головой окунуть тебя в долгие годы интенсивной терапии.
— И я обнаружил, что список довольно длинный, — сказал Гейб иронично. — Такой длинный, что я даже не знаю, как нам удалось сохранить отношения.
Она сама задавалась тем же вопросом, но обычно гнала эту мысль, потому что напрашивался следующий вопрос: не позволяет ли она ему попросту вытирать об себя ноги?
— Но самое непростительное, что я сделал, — не рассказал тебе о Вильяме и то, как я ответил, когда ты спросила о нем. Меня застали врасплох. Сработали защитные механизмы. Это меня не извиняет, — добавил он. — Я не должен был реагировать так.
— Почему ты не поделился со мной? Если не считал, что это не мое дело, то в чем истинная причина?
Он отвел взгляд, тяжело вздохнув.
— Мне было стыдно. Не потому, что у меня есть сын. Боже, нет. А потому, что у меня есть сын, которого воспитывают бабушка с дедушкой, которого я не знал пять лет. Сын, в жизни которого я все еще не принимаю участия и который живет далеко от меня. Таким непросто делиться.
— Понимаю, но ты не знал о его существовании, пока его бабушка с дедушкой не позвонили тебе. И не можешь казнить себя за то, что не находился рядом.
— Ты серьезно защищаешь меня сейчас? — Его голос звучал потрясенно.
— Я все еще думаю, что ты засранец из-за того, как обошелся со мной, — сказала она серьезно. — Но факты — упрямая вещь. Эмма по какой-то причине скрыла от тебя Вильяма. Это не твоя вина.
— Но мы и сейчас не вместе.
— Потому что ты позволяешь его деду и бабушке вмешиваться в ситуацию. Я не утверждаю, что ты идеально все уладил, но сделал лучшее, что мог, находясь в своем положении.
Он немного помолчал.
— Знаешь, никогда не пойму, почему Эмма не рассказала о нем. Что такого плохого во мне, что она даже не захотела сообщить мне о сыне?
— Не взваливай всю вину на себя. — Никки наклонилась вперед, не обращая внимания на боль в ребрах. — Ты неидеален, а семья у тебя несколько странная, но какими бы ни были причины, это ее вина, а не твоя.
Когда Гейб промолчал в ответ, девушка добавила:
— Я знаю тебя с детства, Гейб. Нет ничего, что заставило бы меня думать, будто ты будешь плохим отцом. Никаких причин, по которым я считала бы, что ты не должен участвовать в воспитании ребенка.
— Даже если бы знала, что я помог убить кого-то?
Внутри у нее все сжалось.
— Я уже знаю.
— Что? — Он побледнел.
— Сабрина сказала мне, когда поведала о Вильяме. В общем, я…
— Что?
Она резко выдохнула.
— Знаю, что случилось с Эммой. Может, я плохой человек, но он получил, что заслуживал. Я ведь могу негативно относиться к тому, кто сделал нечто подобное?
Гейб промолчал.
Она глубоко вздохнула.
— Я убила Паркера, помнишь?
— Это другое. Ты защищала себя.
— А ты защищал женщину, которую любишь.
— Это не одно и то же.
Никки посмотрела на него.
— Если она решила скрыть от тебя существование Вильяма из-за того, что случилось с напавшим на нее, то это ее выбор. Я не могу судить Эмму. Могу лишь сказать, что я бы сделала на ее месте.
Взгляд его стал напряженным.
— И что бы ты сделала?
— Я бы захотела помочь тебе.
Он приглушенно хохотнул.
— Да, ты бы захотела.
— Я бы помогла, — настаивала она. — Мне не нравится думать, что я убила кого-то, но сделала это, чтобы выжить, и при любом другом исходе я бы тут не сидела. То, что произошло с вами, — другое, но случившееся перевернуло мои взгляды на многие вещи.
Она наблюдала, как Гейб медленно кивнул, и поняла, почему он хранил такой важный секрет. Ей это по-прежнему не нравилось. Простит ли она его? Стоит ли он прощения?
В глубине души она уже знала ответ на этот вопрос.
Он едва заметно улыбнулся.
— Знаешь, я представлял себе этот разговор в разных обстоятельствах. Может, за ужином при свечах или после того, как мы затрахаем друг друга до изнеможения.
При мысли о последнем внутри у девушки затеплилось желание.
— Но один мудрый человек, которого ты очень хорошо знаешь, сказал, что нет неправильного момента, чтобы сказать кому-то, что любишь.
Никки вытаращилась на него, не уверенная, верно ли расслышала.
— Что? — прошептала она.
Его улыбка стала робкой, почти мальчишеской.
— Я люблю тебя, Ник.
— С каких это пор, — пробормотала она.
Он расхохотался.
— Не знаю. Думаю, с тех пор, как ты велела мне самому убираться в своих комнатах.
Она отшатнулась.
— Вот как?
— Ну да, а может, с того раза, когда ты впервые кончила с моим именем на губах.
— Пожалуйста, прекрати приводить примеры.
