Все засмеялись, и Ишвар вместе со всеми, напомнив однако, что так было только один раз.
— Раджарам не знал про этот поезд — его только что внесли в расписание. — Откашлявшись, он сплюнул и прибавил: — Интересно, как дела у Раджарама?
Понемногу в сгущавшейся мгле стали вырисовываться фигуры бездомных. Они тащили с собой картонки, куски пластика, газеты, одеяла. За считаные минуты тротуар заполнили свернувшиеся калачиком тела. Пешеходам теперь приходилось приспосабливаться к новой топографии, и они осторожно прокладывали путь среди множества рук, ног и лиц.
— Мой отец дома жаловался, что людей и грязи становится все больше, — сказал Манек. — Посмотрел бы он, что здесь творится.
— Со временем привык бы, — отозвался сторож. — Я ведь привык. Когда видишь такое изо дня в день, перестаешь замечать. Особенно если у вас нет выбора.
— Только не отец. Он продолжал бы ворчать.
Ишвар опять закашлял, и сторож предложил попросить у фармацевта лекарство.
— Но у меня нет денег.
— Просто попроси. У него есть специальная система лечения бедных людей. — Сторож отпер дверь и впустил портного внутрь.
Для тех кто не мог заплатить за полную бутыль, фармацевт продавал лекарство по ложке или по таблетке. Бедняки были благодарны ему, а фармацевт таким способом получал в несколько раз больше денег и прибыль клал в карман.
— Открой рот, — сказал он Ишвару и ловко влил ему ложку сиропа «Гликодин».
— Вкусно, — похвалил Ишвар, облизывая губы.
— Приходи завтра вечером, еще одну получишь.
Сторож спросил Ишвара, сколько тот заплатил.
— Пятьдесят пайс, — ответил тот, и сторож подумал, что ему ничто не мешает потребовать у фармацевта свою долю.
Еще три дня сундук оттягивал плечо Ома на пути от места ночлега до Дины Далал. Расстояние — рукой подать, но тяжелый сундук делал его намного больше. Рука болела от плеча до запястья, кисть плохо слушалась. Для того чтобы аккуратно подводить ткань к прожорливой иголке, нужны обе руки: правая — впереди прижимной лапки, вторая — позади.
— У меня от этого сундука руки не действуют, — сказал Ом, отрываясь от работы.
Дина следила за ним с состраданием — оно поутихло, но совсем не исчезло. «Да, воробушек сегодня действительно болен, приволакивает крылышко, — думала она. — Не прыгает, не чирикает — куда только делись высокомерие и задиристость?»
В утренние часы, когда нитки то и дело путались, а швы расползались, в дверь позвонили. Дина вышла на веранду и вернулась в раздражении.
— Кто-то спрашивает вас. И это в разгар рабочего дня.
Недоумевающий Ишвар с извинениями заторопился к входной двери.
— Ты! — воскликнул он. — Что случилось? Мы приходили тогда в поселок. Где ты был?
— Намаскар! — приветствовал их Раджарам, складывая перед собой ладони. — Я очень переживаю из-за этого. Но я получил новую работу, и должен был приступить немедленно. Кстати, у моего хозяина много работы, он и вас может взять.
Ишвар чувствовал, что Дина пытается подслушать их беседу.
— Увидимся позже, — сказал он и дал Раджараму адрес аптеки.
— Хорошо, приду к вам вечером. И кстати, не одолжишь мне десять рупий? Пока я не получил жалованья?
— У меня только пять. — Ишвар вручил ему деньги, думая, что привычка Раджарама брать в долг становится большим неудобством. Бывший сосед еще не вернул старый заем. Не надо было называть ему место работы. Ишвар вернулся к «зингеру» и рассказал Ому о приходе Раджарама.
— Какое мне до него дело? Я здесь подыхаю. — Юноша вытянул больную руку — тонкую и хрупкую, как фарфор.
Это зрелище растопило сердце Дины. Она принесла бутылку бальзама «Амрутанджан».
— Иди сюда. Это поможет тебе.
Ом отрицательно покачал головой.
— Дина-бай права, — сказал Ишвар. — Я натру тебя.
— Продолжай шить. Я сама все сделаю, — воспротивилась Дина. — А то запах бальзама пропитает платья. — «Кроме того, — подумала она, — если и он будет зря тратить время, мне придется раньше положенного срока просить у Манека плату за пансион».
— Я сам справлюсь, — сказал Ом.
Дина открыла бутылку.
— А ну-ка снимай рубашку. Не стесняйся. Я тебе в матери гожусь.
Ом неохотно расстегнул пуговицы, под верхней рубашкой оказалась нижняя — вся в мелких дырочках. «Прямо как швейцарский сыр», — подумала Дина. От кожи исходил солоноватый запах. Дина выдавила немного холодной мази себе на руку и нанесла узкими полосками от плеча до локтя юноши. Тот вздрогнул. От холодного прикосновения кожа его покрылась мурашками. Дина начала массировать руку. От бальзама кожа нагрелась, а в плече юноши и в руке Дины появилось ощущение покалывания и жжения. Гусиной кожи и след простыл.
— Ну как? — спросила Дина, растирая мускулы.
— То холодно — то горячо.
— В этом — прелесть бальзама. Приятное щекочущее ощущение. Подожди немного — боль скоро уйдет.
Теперь запах тела не чувствовался — бальзам перебил его. «Какая гладкая кожа, — подумала Дина. — Как у ребенка. И почти нет волос — даже на плече».
— А сейчас как?
— Хорошо. — Ом наслаждался массажем.
— Где-нибудь еще болит?
Ом показал на запястье:
— Вся рука до этого места.
Дина выдавила еще бальзама и растерла ему предплечье.
— Возьмешь немного с собой, и когда будешь ложиться, разотри руку. До завтра все пройдет.
Перед тем как помыть руки, она пошла на кухню и потянулась к пыльной полке у окна. Даже встав на цыпочки, Дина не видела, где что стоит, и попыталась определить это на ощупь. Случайно она сбила большую коробку, а за ней посыпались: разделочная доска и скалка, терка с круговым рифленым ножом, ступка и пестик.
Дина уклонилась от этой лавины, и кухонные принадлежности с грохотом упали на пол. Прибежали испуганные портные.
— Дина-бай! С вами все в порядке?
Она кивнула, слегка дрожа, но успела с удовольствием отметить сочувственное выражение на лице Ома, которое он не сразу скрыл.
— Может, прибить полку пониже, — предложил Ишвар, помогая Дине поднять упавшие вещи. — Тогда вам будет легко пользоваться утварью.
— Нет, оставьте как есть. Я пятнадцать лет ни к чему здесь не прикасалась. — Наконец она увидела то, что искала на ощупь — рулон вощеной бумаги, в которую заворачивала завтрак для Рустама. Сдув пыль, Дина оторвала от него кусок размером с носовой платок и выдавила на бумагу зеленый бальзам.
— Вот, возьми и смотри не забудь эту самосу с бальзамом, — сказала она, складывая бумагу треугольным пакетиком.
