— Если уж ты так боишься пустяковой операции, отправь на нее вот этого молодого человека. Мне достаточно одного свидетельства о стерилизации.
— Но ему только семнадцать! Ему нужно еще жениться, родить детей.
— Как знаете.
Ишвар вышел от чиновника злой как черт. Ом торопливо последовал за дядей, чтобы успокоить его: Ишвар кипел от ярости, его взбесило гадкое, богохульное предложение. Никто на них не обращал внимания: коридор был забит людьми, которые, как Ишвар, сбитые с толку и потерянные, пытались решить свои дела в правительственных учреждениях. Каждый выражал свои чувства по-своему. Кто-то рыдал, кто-то истерически хохотал, доведенный до отчаяния бюрократическим абсурдом, а некоторые стояли лицом к стене и что-то бормотали, предчувствуя недоброе.
— Стерилизация, говорит, — возмущался Ишвар. — Бессовестный ублюдок! Предлагать такое молодому парню! Подрезать бы ему самому кое-что, пока он медитирует! — Ишвар промчался по коридору, потом по лестнице и через главный ход выбежал на улицу. При виде взволнованного мужчины с деревянной скамеечки на тротуаре поднялся плюгавый человек, похожий на служащего и поздоровался с ними. На нем были очки, белая рубашка, на циновке перед скамейкой лежали писчебумажные принадлежности.
— У вас проблемы? Могу я помочь?
Мужчина дотронулся до плеча Ишвара, тем самым остановив его и заставив выслушать.
— Я тут посредник. Моя работа в том, чтобы помогать людям вести дела с правительственными органами. — У мужчины был насморк, и, произнося эти слова, он шмыгал носом.
— Так вы работаете на правительство? — подозрительно спросил Ишвар, указывая на здание, откуда они вышли.
— Вовсе нет. Я работаю на вас и на себя. Помогаю разобраться в том, что трудно понять из правительственных законов. Отсюда и звание — посредник. Свидетельства о рождении, свидетельства о смерти, разрешение на брак, разные пропуска и справки об уплате пошлин — все это я могу устроить. Вы просто говорите, что вам нужно, и я добиваюсь результата. — Мужчина снял очки, улыбнулся исключительно приветливо, но улыбку тут же стерла с его лица оглушительная серия из шести громких чиханий. Портные отпрыгнули, чтобы на них не попали брызги.
— Господин посредник, нам нужна всего лишь продовольственная карточка. А тот тип хочет в обмен на нее отнять наше мужское достоинство. Ничего себе выбор — еда или мужественность.
— Понимаю. Ему надо СПС.
— Да, он так это называл.
— Видите ли, с тех пор как ввели чрезвычайное положение, в департаменте новое правило: каждый чиновник должен уговаривать граждан на стерилизацию. Если он не отработает отведенную ему квоту, повышение ему не светит. Что тут поделаешь, бедняга тоже в ловушке, разве не так?
— Но это несправедливо по отношению к нам!
— Поэтому я сижу здесь. Укажите, какие имена нужно внести в продовольственную карточку — но не более шести, и напишите любой адрес. Это будет стоить всего двести рупий. Сто сейчас, сто — по результату.
— Но у нас нет столько денег.
— Будут деньги, приходите, — сказал посредник. — Я всегда здесь сижу. Пока существует правительство, работа у меня никогда не кончится. — И высморкавшись, мужчина вернулся на свое место.
* * *
Избрав короткий путь, предложенный Раджарамом, портные пошли вдоль платформы к исхоженному гравиевому спуску, провожая взглядом отошедший от станции и исчезавший в вечерних сумерках поезд.
— Усталый конь, почуяв стойло, бежит быстрее, — сказал Ишвар, и Ом согласно кивнул.
Они отработали первый день у Дины Далал и теперь, уставшие после десяти часов непрерывного стука швейной машины, шли среди устремленных к домашнему очагу людей и наслаждались вместе с ними этим священным переходом от усталости к надежде. Скоро наступит вечер, и они, позаимствовав у Раджарама примус, приготовят себе ужин. Потом будут строить планы и грезить о прекрасном будущем, пока не придет время снова идти утром на поезд.
Платформа заканчивалась покатым спуском туда, где у рельсов был насыпан гравий. Здесь в длиннющей чугунной ограде один из заостренных пиков, и без того разъеденный коррозией, был окончательно свернут человеческими руками.
Толпа мужчин и женщин медленно просачивалась сквозь зияющее отверстие далеко от выхода, где стояли контролеры. Другие, с резвостью безбилетников, бежали дальше по рельсам, больно раня на насыпи из гравия босые или почти босые ноги. Они бежали между рельсов, прыгая с одной обветшалой шпалы на другую, и только на безопасном расстоянии от станции перемахивали через забор.
Хотя у Ома был билет, душа его рвалась совершить такой же прыжок к свободе. Будь он один, обязательно присоединился бы к ним. Он искоса взглянул на дядю, который был ему больше чем дядя и которого он никогда не смог бы бросить. Торчащие пики забора казались в темноте проржавевшим оружием некой призрачной армии. А безбилетники — древним войском, прорвавшим оборону противника и теперь парящим над пиками, словно ему нет нужды возвращаться на землю.
Неожиданно из темноты материализовался отряд усталых полицейских и окружил толпу у дыры. Несколько полицейских без особого энтузиазма пустились вслед за лихачами, прыгающими через забор. Лишь один инспектор действовал энергично и, размахивая тростью, выкрикивал приказания, приободряя подчиненных.
— Всех перехватить! Живей! Живей! Живей! Никто не должен сбежать! Назад, на платформу, мошенники! Эй, ты! — указал он тростью на одного. — Остановись! Мы покажем вам, как ездить без билетов!
Попытки портных объяснить кому-нибудь, что билеты у них есть, потонули в общем гвалте.
— Послушайте, офицер, мы просто выбрали кратчайший путь, — умоляли они ближайшего полицейского, но их оттеснили вместе с остальными. Контролер укоряющее погрозил пальцем уныло тащившимся мимо пленникам.
Нарушителей запихнули в полицейский грузовик. Самых последних втиснули внутрь с помощью заднего откидного борта.
— Нам конец, — сказал кто-то. — Я слышал, во время чрезвычайного положения, проезд без билета карается недельным тюремным заключением.
Целый час они сидели без движения, обливаясь потом в грузовике, пока инспектор занимался какими-то делами в кассе. Затем грузовик тронулся по дороге от станции, за ним следовал джип инспектора. Через десять минут грузовик остановился на пустыре, и задний борт откинули.
— Вылезай! Все наружу! Быстрей! Быстрей! Быстрей! — кричал инспектор, у которого была явная склонность к утроению, и стегал тростью по шине.
— Мужчины — направо, женщины — налево!
Образовались две группы по шесть рядов в каждой.
— Внимание! Хватайтесь за уши! Валяйте! Хватайтесь! Хватайтесь! Хватайтесь! Чего вы ждете? А теперь сделайте пятьдесят приседаний! Раз! Два! Три! — Инспектор ходил между рядами, наблюдая, чтобы никто не отлынивал, и продолжал считать. Время от времени он резко поворачивался, чтобы проверить, все ли идет, как надо, и, если видел, что кто-то недостаточно низко приседает или отпустил уши, стегал таких тростью.
