В конце недели Ишвар, воодушевленный полученным от Дины Далал вознаграждением, запланировал поход в магазин с тем, чтобы купить большой кусок пластика и другие необходимые вещи.
— Что скажешь, Ом? Теперь сможем сделать наше жилище более удобным, как думаешь?
Предложение было встречено угрюмым молчанием. Портные остановились около уличной лавки, торгующей полиэтиленовыми мисками, контейнерами и столовой посудой.
— Ну, какого цвета возьмем тарелки и чашки?
— Мне все равно.
— А полотенце? Может, вот это желтое с цветочками?
— Как хочешь.
— Давай купим тебе новые сандалии?
Снова ответ «как хочешь». У Ишвара лопнуло терпение.
— Что с тобой происходит? У Дины-бай ты все время ошибаешься и споришь. Шить тебе, похоже, стало не интересно. Что тебя не спросишь, ответ один: мне все равно. Возьми себя в руки, Ом, возьми себя в руки.
Ишвар сократил поход по магазинам, и они вернулись домой с двумя красными пластиковыми ведрами, примусом, пятью литрами бензина и пачкой жасминных агарбатти
[69].
Впереди послышались знакомые «бум-бум, бум-бум» — звуки ручного барабана хозяина обезьян. При движении его руки трещотка подпрыгивала на запястье. Он не думал собирать зрителей — просто возвращался с питомцами домой. Одна из бурых обезьянок пристроилась у него на плече, другая равнодушно плелась позади. Собака без всякого присмотра шла за ними на некотором расстоянии и, фыркая, жевала газету, в которую когда-то заворачивали что-то съестное. Хозяин свистнул, позвал: «Тикка!» — и дворняжка подбежала к ним.
Обезьяны стали дразнить Тикку — трепали за уши, дергали за хвост, щипали половой член. Эти издевательства пес выносил со стоическим достоинством. Он получил передышку, только когда внимание обезьян привлекло красное пластиковое ведро в руках Ома. Желая узнать, что это такое, обезьянки запрыгнули в него.
— Лайла! Маджно! Назад! — крикнул хозяин, натягивая поводки. Их головки то и дело подпрыгивали над краем ведра.
— Ничего, — сказал Ом, любуясь их шаловливыми выходками. — Пусть резвятся. Наверно, наработались за день.
Теперь они вместе — портные, хозяин обезьян и его животные — шли к поселку под гипнотический стук барабана «бум-бум». Лайле и Маджно ведро вскоре наскучило, и они стали приставать к Ому — лезли на плечи или на голову, висели на руках, цеплялись за ноги. Юноша смеялся всю дорогу, и Ишвар улыбался от радости.
Но после расставания с обезьянами веселость Ома сразу пропала. Он снова погрузился в уныние и бросал полные отвращения взгляды в сторону Раджарама, разбиравшего и сортировавшего на улице мешки с волосами. Небольшие черные холмики выглядели как сборище косматых человеческих голов.
Увидев нагруженных покупками соседей, Раджарам их поздравил:
— Радостно видеть, что вы ступили на путь к процветанию.
— Разуй глаза. Где ты видишь путь к процветанию? — рявкнул Ом и, войдя в хижину, стал раскатывать постель.
— Что это с ним? — спросил обиженный Раджарам.
— Думаю, просто устал. Слушай, сегодня ты ужинаешь с нами. Надо обмыть новый примус.
— Разве я могу отказать дорогим друзьям?
Ужин они стряпали вдвоем, и позвали Ома, когда все было готово. Во время еды Раджарам спросил, не дадут ли друзья ему в долг десять рупий. Просьба удивила Ишвара. Ему казалось, что сборщик волос неплохо зарабатывает своим ремеслом — ведь последние две недели он с таким энтузиазмом о нем рассказывал.
Раджарам заметил сомнение на его лице и прибавил:
— Я верну деньги через неделю, не волнуйтесь. Бизнес сейчас идет плоховато. Но в женскую моду начинает входить новый стиль. Все станут обрезать косы. И длинные локоны сразу упадут мне в руки.
— Хватит уже о волосах, — сказал Ом. — Меня от этого тошнит. — После ужина он не остался курить и болтать с мужчинами, сослался на головную боль и пошел спать.
Его дядя пришел через час и остановился за спиной Ома, глядя на племянника: «Бедный мальчик, сколько ему пришлось пережить!» Наклонившись над ним, Ишвар увидел, что Ом лежит с открытыми глазами.
— Ом? У тебя голова болит?
— Нет, — простонал Ом.
— Потерпи, Ом, все будет хорошо. — Желая приободрить юношу, Ишвар прибавил: — Наконец счастье нам улыбнулось. Все будет хорошо.
— Как у тебя язык поворачивается нести такую чепуху? Мы живем в грязной, вонючей лачуге. Работа ужасная. Дина-бай следит за нами как стервятник, постоянно пристает, учит, когда нам есть, а когда отрыгивать.
Ишвар вздохнул: племянник ушел в безысходную тоску. Он зажег две палочки агарбатти.
— Сейчас наш дом наполнится ароматом. Постарайся выспаться, голова к утру пройдет.
Поздно вечером, когда стихла фисгармония и перестала лаять Тикка, из хижины сборщика волос продолжали слышаться голоса, они мешали Ому спать. У него кто-то был. Захихикала женщина, засмеялся Раджарам. Потом мужчина тяжело задышал, и из-за фанерной стены донеслись мучительные для Ома звуки. Он мысленно представил себе этих двух — мужчину и женщину — обнаженными, среди зловещих мешков с волосами, в эротических позах, которые так соблазнительно выглядят на киноафишах. Вспомнилась встреча у колонки с Шанти, ее чудесные, блестящие волосы, ее груди, обтянутые блузкой, когда она поднимала на голову большой медный котелок, и он подумал о том, чем они могли бы заниматься в кустах у железной дороги. Дядя уже крепко спал. Ом встал, подошел к фанерной стенке и стал мастурбировать. Женщина как раз выходила от соседа. Пока она не скрылась, Ом прятался в тени.
Он уснул после полуночи, но его вскоре разбудили истошные вопли. На этот раз проснулся и Ишвар.
— Рама Всемогущий! — воскликнул он. — Это что такое?
Выйдя наружу, они наткнулись на Раджарама, у того на губах блуждала довольная улыбка. Ом бросил на него взгляд, в котором были и зависть, и отвращение. Поблизости люди повыскакивали из своих лачуг. Потом кто-то сказал, что рожает женщина, и все вернулись к себе досыпать. Через какое-то время крики затихли.
На следующий день им сказали, что под утро родилась девочка.
— Пойдем, поздравим родителей, — предложил Ишвар.
— Иди, если хочешь, — хмуро отозвался Ом.
— Не расстраивайся так, — Ишвар взъерошил племяннику волосы. — Я найду тебе жену, обещаю.
— Себе ищи, — огрызнулся Ом. — Мне никто не нужен. — Отойдя от дяди, он взял лежащий на ящике гребешок и причесал взлохмаченные волосы.
— Приду через две минуты — и сразу на работу, — сказал Ишвар.
Ом сидел в дверях, перебирая в руках лоскуток шифона, который вчера подобрал с пола у Дины Далал и потихоньку сунул в карман. Как приятен он на ощупь — так и струится меж пальцев, почему жизнь не может быть такой же нежной и ласковой? Проводя лоскутом по щеке, Ом в то же время следил, как дети пьяницы затеяли новую игру — они бегали и катались в пыли, дожидаясь, когда мать поведет их попрошайничать. Один из них нашел необычной формы камень и хвастался перед остальными. Потом они стали преследовать ворону, которая нацелилась на какую-то гнилую снедь. Храбрая ворона не хотела улетать, она двигалась, подпрыгивала, ходила кругами, но каждый раз возвращалась к гнилому лакомству, чем очень веселила детей. «Как могут они радоваться — такие грязные, почти голые, голодные, с изъязвленными личиками и сыпью на коже? — думал Ом. — Разве можно звонко смеяться в таком гиблом месте?»
