Манек почувствовал, что обрушилась еще одна часть его вселенной. После обеда он не вернулся в сад. Миссис Кохлах отвела сына в сторону и сказала, что ему стоит быть теплее с отцом, который так сильно его любит:
— Он посылает тебя в хорошую школу для твоего же блага. Тебе не стоит воспринимать это как наказание.
Вечером мистер Кохлах усадил сына на диван рядом с собой.
— Частная школа — это не навсегда, — сказал он. — Помни, мы с мамой скучаем больше твоего. Но у нас нет выбора. Ты ведь не хочешь остаться неучем, не уметь ни читать, ни писать, как несчастные гадди, которые живут впроголодь, пасут овец и коз, чтобы выжить. Помни, кто не спешит, тот опаздывает. Через шесть лет ты получишь диплом об окончании средней школы, и тогда тебе никуда не придется уезжать. Я передам тебе свое дело.
Манек выдавил из себя улыбку, а отец продолжал:
— И чем скорее это случится, тем лучше. Я смогу отдохнуть от дел и буду больше ходить пешком.
На следующий день за завтраком мистер Кохлах дал ему заветную большую чашку. Затем позволил сесть за кассу и отсчитывать сдачу покупателям. Весь оставшийся год память об этом дне придавала Манеку сил. Когда одиночество становилось невыносимым, он призывал на помощь счастливые воспоминания, и они помогали ему бороться с отчаянием и мрачными мыслями о своей отверженности.
* * *
Хотя поначалу шесть лет ужасали Манека и казались вечностью, но время постепенно отщелкало три года, и вот уже четырнадцатилетний Манек приехал домой на майские каникулы.
В тот год родители впервые на два дня оставили его одного, а сами уехали на свадьбу. Вместо того чтобы закрыть магазин, а Манека временно поселить у соседей, мистер Кохлах решил доставить ему удовольствие, предоставив одному работать в магазине.
— Просто делай то же самое, что и мы, — сказал отец. — И все пойдет, как по маслу. Не забудь сосчитать ящики с бутылками у шофера. И позвони насчет завтрашнего молока — это очень важно. Возникнут проблемы, звони дяде Гревалу. Я попросил его зайти к тебе в конце дня. — Мистер и миссис Кохлах еще раз вместе с Манеком обошли магазин, последний раз наставляя сына, и уехали.
День прошел как обычно. От покупателей то отбою не было, то наступали периоды затишья, во время которых Манек протирал витрины и стеклянные контейнеры, смахивал пыль с полок, вытирал прилавок. Покупатели интересовались, что случилось с родителями, и хвалили его за толковость.
— Только взгляните, какой порядок у этого мальчугана. Он заслуживает награды.
— Теперь Фарух и Абан, если захотят, могут уходить на покой, — сказал бригадир Гревал. — Беспокоиться не о чем — оборону несет фельдмаршал Манек. — При этих словах все добродушно рассмеялись.
Вечером, когда сгустились сумерки и площадь опустела, Манек, испытывая гордость за прошедший день, пошел включить свет на крыльце. Пришло время открыть кассу, сосчитать деньги и записать приход в конторскую книгу. С крыльца был хорошо виден интерьер магазина, и Манек задержался, оценивая картину. Большой стеклянный контейнер с мылом и порошком посреди магазина смотрелся бы лучше впереди. А старый, потертый и поцарапанный столик для газет лучше бы передвинуть от входа в сторону.
Пока Манек разогревал ужин, эта мысль не отпускала его, целиком захватив воображение. Чем больше он об этом думал, тем больше хотелось ему красиво переоборудовать интерьер. Он без труда справиться один. Вот удивятся родители, когда приедут!
После ужина Манек вернулся в темный магазин, зажег свет и сдвинул старый столик с прежнего места. С контейнером — тяжелым и громоздким — было сложнее управиться. Манек вытащил из него все, что там находилось, и медленно передвинул на новое место. Затем снова наполнил его банками и коробками, только теперь не свалил все в беспорядке, а расставил их в виде забавных пирамидок и спиралей. «Прекрасно», — подумал он и, любуясь, отступил на шаг, и только потом пошел спать.
На следующий вечер мистер Кохлах вернулся домой, пришел в магазин и увидел перемены. Не поздоровавшись с сыном и не спросив, как идут дела, он попросил Манека закрыть дверь и повесить объявление: «Не работаем».
— Но до конца рабочего дня еще целый час, — сказал Манек, с нетерпением ждущий похвалы отца.
— Знаю. И все-таки закрой. — Манек закрыл дверь, и тогда отец потребовал все вернуть на свое место. Голос отца звучал сухо.
Манек предпочел бы, чтоб отец его отругал, дал пощечину или наказал каким-то другим образом. Но этот презрительный взгляд, молчание — вот, что было ужасно. Радость на лице мальчика сменилась недоумением и болью, глаза наполнились слезами.
Мать поспешила вмешаться:
— Но Фарух, разве Манек не изменил все к лучшему?
— Дело не в этом. Уехав на два дня, мы дали ему определенные инструкции. И что, разве он оправдал наше доверие? Ему следовало соблюдать дисциплину и точно следовать указаниям, а не наводить здесь красоту.
Манек поставил все на место и больше до конца каникул не заходил в магазин.
— Папа во мне не нуждается, — с горечью сказал он матери. — Я здесь лишний. Простой слуга — вот кто ему нужен.
Лежа вечером в постели, миссис Кохлах сказала мужу, что Манек очень переживает.
— Я знаю, — ответил муж, отворачиваясь от нее. — Но прежде чем бегать, надо научиться ходить. Мальчику не полезно раньше времени думать, что он все знает лучше других.
Но миссис Кохлах настаивала на своем и к концу каникул добилась успеха… Мир был восстановлен, когда мистер Кохлах решил переоборудовать один из контейнеров, и позвал Манека в магазин, чтобы спросить его совета.
Последние дни перед школой они вдвоем работали в подвале, где производилась «Кейкей». Манек спускал вниз чистые бутылки, а наверх поднимал ящики с готовым товаром.
За день до отъезда сына, вечером, мистер Кохлах сказал, выключая работающий аппарат:
— Завтра ты уедешь. Я буду скучать. — Пульсация мотора закончилась, и слова отца беспомощно повисли в сыром воздухе подвала. Отец обнял Манека за плечи, и они вдвоем поднялись вверх по лестнице.
До учебы в частной школе Манек покидал родные горы только один раз. Тогда ему было шесть, и он вместе с матерью поехал в город навестить ее родных. В дороге они провели два дня. Манека потрясли высоченные дома и великолепные кинотеатры, мощный поток автомобилей, автобусов и грузовиков, а еще то, что и после наступлении сумерек улицы оставались залиты светом. Но прошло всего несколько дней, и он отчаянно заскучал по отцу, с трудом дожидаясь отъезда.
— Никогда больше не оставлю горы, — заявил Манек. — Ни за что!
Миссис Кохлах что-то шепнула на ухо мужу, встречавшему их на вокзале. Тот улыбнулся, обнял Манека и сказал, что тоже не любит отсюда уезжать.
Но настал день, когда сами горы начали от них отдаляться. Понаехали инженеры в пробковых шлемах с таинственно-зловещими инструментами, они чертили на бумагах разные схемы. Инженеры обещали, что проложат здесь современные дороги, по которым будут проноситься новейшие машины. Эти широкие и надежные дороги заменят прежние горные маршруты — слишком узкие для обзора грядущего национального преобразования и визитов представителей Всемирного банка
[79].
