Все ее подруги уже носили короткую стрижку, и Дина умоляла брата разрешить ей обрезать волосы. «Разреши мне подстричься, и я обещаю мыть пол в столовой ежедневно, а не через день, — торговалась она. — А хочешь, буду каждый вечер чистить твою обувь?»
— Нет, — отрезал Нусван. — В четырнадцать лет рано носить фасонные стрижки. Косички — в самый раз. Кроме того, я не могу тратиться на парикмахера. — Однако не замедлил внести чистку обуви в список обязанностей сестры.
Спустя неделю после решительного разговора с братом Дина с помощью Зенобии отрезала косички в школьном туалете. Зенобия мечтала о карьере стилиста и радовалась, что ей так повезло — может попрактиковаться на подруге.
— Давай снимем волосы по-максимуму, — предложила она. — Подстрижем тебя «под мальчика».
— Ты с ума сошла? — испугалась Дина. — Нусвана удар хватит.
Они остановились на стрижке «паж» — сантиметра на два выше плеч, и Зенобия, не моргнув глазом, отрезала Дине косички. Получилось слегка неровно, но девочки остались довольны результатом.
Дина не решилась выбросить косички в мусорный ящик и, положив их в ранец, пошла домой. Она гордо расхаживала по дому и каждый раз, проходя мимо зеркала, ловила в разных ракурсах свое отражение. Потом зашла к матери и остановилась, ожидая удивления, восторга или вообще какой-нибудь реакции. Но миссис Шроф ничего не заметила.
— Мама, тебе нравится моя новая прическа? — спросила наконец Дина.
Миссис Шроф остановила на ней невидящий взгляд.
— Очень мило, дочка. Очень мило.
В тот вечер Нусван поздно вернулся домой. Поздоровавшись, он сказал матери, что сегодня было много работы. И только потом увидел Дину. Тяжело вздохнув, он приложил руку ко лбу. Нусван очень устал, и ему хотелось на этот раз обойтись без ссоры. Но разве можно оставить без наказания такую дерзость и неповиновение? Тогда он не сможет себя уважать.
— Подойди ко мне, Дина. Объясни, почему ты ослушалась меня.
Девочка почесала шею, зудевшую от оставшихся после стрижки волосков.
— Как это ослушалась?
Брат влепил ей пощечину.
— Не отвечай вопросом на вопрос.
— Ты сказал, что у тебя нет денег на парикмахера. Так вот — я подстриглась сама.
Он снова ее ударил.
— Говорю тебе — не дерзи!
Взяв линейку, он больно ударил ее по ладоням, а потом, сочтя ее проступок слишком серьезным, стал бить по костяшкам пальцев.
— Я тебя проучу. Ведешь себя как шлюха.
— Посмотри на себя в зеркало. У тебя прическа, как у клоуна, — огрызнулась Дина, и не думая сдаваться.
Сам Нусван считал, что его прическа — образец элегантности и достоинства. Он носил волосы на прямой пробор — аккуратно уложенные и сильно напомаженные. Язвительная насмешка сестры вызвала в нем взрыв негодования. Он стегал Дину линейкой по плечам и ногам, а потом загнал в ванную, где стал срывать с нее одежду.
— Больше ни слова! Молчи! Сегодня ты превзошла самое себя! Помойся хорошенько ты, грязная тварь! Смой с себя обрезки волос, а то растрясешь их по всему дому и навлечешь на нас несчастье.
— Уж кому нечего волноваться, так это тебе! Твое лицо и смерть отпугнет. — Дина стояла совершенно голая на кафельной плитке, но брат не уходил. — Мне холодно, — сказала она.
Сделав шаг назад, Нусван окатил ее холодной водой из ведра. Дина дрожала всем телом, но во взгляде по-прежнему был вызов. Нусван коснулся соска на ее груди, и девочка вздрогнула.
— У тебя не грудь, а два пупырышка. Не думай, что ты уже женщина. Тебе надо их подрезать, как и язычок.
Брат смотрел на нее как-то странно, и Дина испугалась. Она понимала, что ее дерзкие ответы разозлили его, но это никак не увязывалось с тем взглядом, с каким он уставился на нежный пушок в том месте, где соединялись ее ноги. Благоразумнее прикинуться покорной — так гнев его быстрее утихнет. Дина отвернулась и заплакала, закрыв лицо руками.
Нусван удалился, чувствуя себя победителем. Но тут его внимание привлек лежащий на кровати ранец. По сложившейся привычке контролировать жизнь сестры он открыл его и увидел поверх учебников злополучные косички. Стиснув зубы, Нусван брезгливо взял одну косичку большим и указательным пальцами, и ярость на его лице внезапно сменилась слабой улыбкой.
Когда Дина вышла из ванной, Нусван достал моток изоляционной ленты и приклеил косички к ее волосам.
— Так будешь ходить, — сказал он. — Повсюду — даже в школу, пока волосы опять не отрастут.
Ну почему она не спустила эти мерзкие косички в школьный унитаз? Теперь они свисали с ее головы, словно хвосты дохлых крыс.
На следующее утро Дина тайком взяла с собой в школу изоляционную ленту. Перед тем как войти в класс, она отцепила ненавистные косички. Довольно болезненная процедура — Нусван их крепко примотал. После школы Дина с помощью Зенобии снова приклеила косички. Так ей удавалось день за днем избегать наказания.
Через некоторое время в городе начались беспорядки, вызванные Разделом
[12] и уходом англичан, и Дина оставалась дома вместе с Нусваном. В округе был введен комендантский час. Офисы, предприятия, колледжи, школы — все было закрыто, и от гадких косичек спасения не было. Нусван разрешал снимать их только на время купания и строго следил, чтобы после они сразу же возвращались на место.
Чувствуя себя в квартире, как в западне, Нусван постоянно ворчал, скорбя о постигших страну напастях.
— Сидя дома, я каждый день теряю деньги. Эти дикари не заслуживают независимости. Если им не терпится перерезать друг другу глотки, сделали бы это тихо и, желательно, подальше отсюда. Где-нибудь в своих деревнях. А наш тихий город у моря оставили бы в покое.
Когда волнения утихли, Дина почувствовала себя птичкой, выпущенной из клетки на волю: восемь часов в школе вдали от неусыпного надзора Нусвана казались ей счастьем. Да и он был рад вернуться в свой офис.
В первый вечер после воцарения в городе нормальной жизни Нусван вернулся домой в приподнятом настроении.
— Комендантский час отменен, и твое наказание тоже. Можешь выбросить косички, — сказал он и великодушно прибавил: — А тебе идет короткая стрижка.
Открыв портфель, он извлек оттуда обруч для волос.
— Носи его вместо изоленты, — пошутил брат.
— Сам носи, — огрызнулась она.
* * *
Прошло три года со смерти отца, и Нусван женился. А спустя еще несколько недель мать полностью замкнулась в себе. Если раньше она послушно следовала инструкциям — поднимайся, пей чай, мой руки, глотай лекарство, то теперь между ней и окружением выросла стена непонимания.
