Манек чуть не сгорел со стыда, услышав эти сплетни, ему хотелось, чтобы отец перестал вести себя странно. И в то же время он злился на невежественных и бесчувственных людей, которых следовало бы научить уму-разуму.
Пятилетие существования новой дороги панчаят
[80], где теперь вершили бал бизнесмены и предприниматели новой формации, решил отметить небольшим праздником, пригласив всех жителей принять в нем участие. Мистер Кохлах, у которого такая идея вызывала отвращение, закрыл в этот день магазин раньше. Сняв с пустого глаза повязку, он отправился на прогулку. Громкоговорители, установленные в кроне деревьев на городской площади, некоторое время провожали его механической музыкой и пустой болтовней ораторов.
Мистер Кохлах успел прошагать примерно три мили, когда в дневном свете стали намечаться краски заката. Тончайшие розовые и оранжевые нити блеснули в небе. Мистер Кохлах остановился и устремил свой взор на запад, желая насладиться моментом. В такие минуты для большего обзора ему особенно не хватало второго глаза.
Но тут его взгляд опустился ниже — на облысевший горный склон. Серый дым вился от экономных костров, на которых готовили еду жители сотен лачуг, и застилал горизонт. Ветер доносил до мистера Кохлаха едкий запах горящих дров, а также зловоние человеческих отходов, которое даже дым не мог замаскировать. Мистер Кохлах нерешительно переступил с ноги на ногу. Под ним хрустнула ветка. Он не шевелился, не понимая, чего ждет. Слышались суровые окрики матерей, детский визг, лай бродячих собак. Ему представились жалкое содержимое закоптевших на костре котелков и сидящие вокруг голодные люди.
Он не сразу заметил, как сгустились сумерки. Такому мрачному соседству закат проиграл. Эту убогую и отвратительную картину нельзя было ни принять, ни понять. Мистер Кохлах почувствовал страх и одиночество. Волны гнева, сострадания, отвращения, боли, неудачи, измены, любви накатывали и разбивались, смущая его и заставляя страдать. Из-за чего? О ком? Почему? Если б только он мог…
Мистер Кохлах не мог разобраться в своих переживаниях. В груди теснило, горло перехватило, как при удушье. От чувства безнадежности он разрыдался.
Смеркалось. Мистер Кохлах достал носовой платок и утер глаза. В следующую секунду до него дошло, что только здоровый глаз омочили слезы. Странно, он мог бы поклясться, что плакали оба глаза.
Вернувшись домой в темноте, он решил навсегда прекратить прогулки. Теперь в этом не было смысла. А если смысл все же был, то только новый, в который страшно вникать.
Укрыться было негде. Во всяком случае, ему. За прошедшие годы его мечты, столкнувшись с непреодолимыми препятствиями, умерли. Он боролся, он победил, он проиграл. И все же он может продолжать сопротивляться — что ему еще остается?
Но для сына мистер Кохлах стал впервые искать другие варианты.
Когда Манек приехал домой на двухнедельные каникулы перед последним семестром, отношения у них с отцом не улучшились. Чаще всего они сцеплялись по поводу ведения бизнеса. Манека переполняли предложения по вопросам розничной торговли и маркетингу, которые отец отмел на корню.
— Дай мне хотя бы договорить, — сказал Манек. — Почему ты упрямишься? Давай хотя бы попробуем.
— У нас не хобби, с которым можно экспериментировать, — произнес угрюмо мистер Кохлах. — Это наш хлеб с маслом.
— Вы опять ссоритесь? — сказала миссис Кохлах. — От ваших споров я с ума схожу.
— Ты не имеешь никакого влияния на сына. — Голос мистера Кохлаха прозвучал еще угрюмее. — Неужели ты не можешь переубедить его? Он во всем мне противоречит. Решил, что изобрел новую формулу успеха. Думает, что это научный эксперимент.
Отец не позволял Манеку заказывать новые сорта мыла или печенья, которые повсюду пользовались популярностью. Предложения улучшить освещение в темном магазине, покрасить стены, обновить полки и стеклянные контейнеры, чтобы товары выглядели привлекательнее, были приняты отцом в штыки.
Манек с трудом соотносил этого не в меру осторожного человека с тем образом, который сложился у него после рассказов матери и отцовских друзей, — образом бесстрашного человека, спускавшегося по веревке в затопленное ущелье, чтобы спасти щенка; перенесшего потерю выбитого осколком глаза, будто то был укус комара; преподавшего хороший урок трем ворам, забравшимся в магазин в поисках легкой добычи. Увидев за прилавком женщину, они не догадывались, что в подвале готовит фирменный напиток ее муж. Друзья рассказывали, что отец разбросал воришек, как мешки с рисом.
А теперь из-за какой-то дурацкой дороги отец впал в уныние. Манек тоже замечал, что мир вокруг меняется, однако с оптимизмом молодости верил, что в конце концов все как-то образуется. Ему исполнилось пятнадцать лет, он верил, что бессмертен, а горы вечны. Ну, а магазин? Он служил нескольким поколениям, прослужит и следующим, считал Манек.
Втайне и мистер Кохлах в это верил — некое чудо могло вернуть прошлое. Но происходящие изменения убеждали в обратном. Среди товаров, которые везли в горы ненавистные грузовики, притаились смертельные враги — безалкогольные напитки для новых магазинов и отелей.
Поначалу они проникали в городок небольшими партиями, и всеми любимый «Кейкей» легко их побеждал. Иногда из любопытства жители пробовали новые напитки, но пожимали плечами и возвращались к старой любимой «Кохлах-коле».
Однако крупные корпорации не выпускали из вида рынок в горах. Они использовали разные способы — агитацию, рекламу и более жесткие способы. К мистеру Кохлаху подкатывали разные агенты с предложением: «Прекратить свое производство, передать им права на “Кохлах-колу”, а самому стать представителем новой торговой марки. Присоединяйтесь, растите вместе с нами и преуспевайте!»
Мистер Кохлах, естественно, отклонял такие предложения. Его напиток был не просто бизнес-проектом — он являлся предметом семейной гордости. Кроме того, он верил, что соседи и все жители городка останутся верны «Кохлах-коле». Он был готов к честной конкурентной борьбе.
Но мистер Кохлах не заметил, как наряду с «бабочками» и часами на цепочке из моды вышла и честная борьба. Представители корпораций раздавали бесплатно на пробу напитки, снижали цены и развешивали огромные рекламные щиты, на которых были изображены смеющиеся родители с детьми или влюбленные парочки, которые, нежно соприкасаясь головами, потягивали из бутылки через соломинки прохладительный напиток. Тонкая струйка новых напитков постепенно превратилась в потоп. Торговые марки, продававшиеся раньше только в больших городах, наводнили поселок.
— Мы должны нанести ответный удар. — сказал Манек. — Надо рекламировать свой товар, раздавать бесплатно образцы. У них агрессивная реклама — значит, и нам нельзя отставать.
— Агрессивная реклама? — презрительно переспросил мистер Кохлах. — Что это такое? Звучит в высшей степени недостойно. Что-то вроде попрошайничества. Эти крупные городские компании иногда ведут себя как дикари. Но мы ведь цивилизованные люди. — И он печально взглянул на Манека, расстроенный тем, что сын предложил ему такое.
