Но то, что ее беспокоило, нельзя было упаковать и отправить посылкой, а все попытки объяснить это мужу оканчивались неудачей, она не могла подобрать нужных слов.
— Ты не проявляешь интереса к сборам Манека, не несешь никакой ответственности. И еще обвиняешь, что я доведу всех до психушки? Неужели ты не боишься за него? Откуда такая черствость?
Несмотря на раздражение, мистер Кохлах понимал природу поведения жены. Спустя неделю после перепалки он проснулся ночью от того, что жена встает с постели. Часы только что пробили двенадцать. Мистер Кохлах притворился спящим. Он слышал, как жена водит ногами по полу в поисках тапочек. Когда за ней закрылась дверь, мистер Кохлах осторожно поднялся и последовал за женой.
Пол холодом обжег голые ноги. Он крался по темному коридору, завернул за угол и там увидел жену — она стояла перед раскрытым чемоданом. Непроизвольно он сделал шаг назад. Миссис Кохлах стояла неподвижно со склоненной головой, ее руки перебирали одежду Манека. Вышедшая из-за туч луна серебром залила лицо женщины. Ухнула сова. Мистер Кохлах был рад, что тайно шел за женой и теперь стоял, не шевелясь, потому что увидел ее прекрасной и сосредоточенной, в ней словно сошлись их жизни, всех троих — они жили в ее лице и глазах.
Сова снова ухнула. Лунный свет затрепетал, пропуская сквозь себя тучку. Руки жены шевелились внутри чемодана сына. На крыльце залаяли собаки — какой призрак привиделся им?
Фарух Кохлах слышал тиканье часов, затем пробило пятнадцать минут первого. Он был благодарен ночи за этот шанс, за это видение в лунном свете. Мистер Кохлах вернулся в постель и, когда жена через несколько минут скользнула под простыню, ничем не выдал себя.
Настало время для последних наставлений. Советы, которые родители по нескольку раз в день повторяли Манеку, теперь обрели реальный смысл. Они предостерегали от общения с сокурсниками, которые играют в азартные игры, пьют или курят, советовали быть осторожней с деньгами, и вообще быть настороже: в большом городе люди разные.
— Когда ты жил здесь, мы только приветствовали твое дружелюбное отношение к людям. Для нас не имело значения, с кем ты проводишь время — с богатыми или бедными, к какой касте или религии принадлежат твои друзья, все это было неважно. Но теперь, когда ты едешь в большой город, твоя жизнь круто меняется. Тебе нужно быть очень, очень осторожным.
Мистер Кохлах собирался проводить сына на автобусе в долину, а потом на моторикше отвезти на вокзал, но помощник, обещавший прийти раньше и помочь с делами, не явился вовремя. Поэтому Манек пустился один в долгий, полуторадневный путь в большой город.
— На вокзале возьми кули, — напутствовал его отец. — Не неси все сам. И заранее договорись о цене. Три рупии достаточно.
— Вы разве не обниметесь? — в волнении произнесла миссис Кохлах, глядя, как отец и сын обмениваются рукопожатием.
— Да, конечно, — сказал Манек и обнял отца.
Почтовый экспресс уже стоял, когда виляющий на дороге моторикша привез Манека на вокзал. Манек расплатился и пошел вслед за кули по пешеходному мосту к платформе, откуда шли на юг поезда. Он немного постоял на мосту, глядя на свой состав, протянувшийся внизу длинной и тонкой полосой, и на суетившихся подле него людей. «Словно муравьи, копошащиеся возле дохлого червя», — подумал Манек.
Кули не остановился, и Манек прибавил шаг, чтоб его догнать. Рядом с залом ожиданий торговец готовил на огне сахарную кукурузу, раздувая трещавшие угли.
— С сегодняшнего дня будешь платить пятьдесят рупий, — услышал Манек голос начальника станции, собиравшего недельную дань в виде кукурузы и денег. — У тебя лучшее место. Другие за него с удовольствием заплатят и больше.
— Мои глаза слезятся от дыма, я с трудом дышу, — сказал торговец. — Только взгляните на мои пальцы — они обуглились дочерна. Смилуйтесь, господин. — Он ловко перевернул початки, чтоб те не подгорели. — Разве я смогу платить пятьдесят рупий? Ведь еще и полицейских надо уважить.
— Не притворяйся, — оборвал его начальник станции, засовывая деньги в карман накрахмаленной белой униформы. — Я знаю, сколько ты выручаешь.
Время от времени какое-нибудь зернышко с треском лопалось. Этот звук и запах вызвали в памяти Манека его первую поездку на поезде — когда они с матерью отправились к ее родственникам.
На вокзал их провожал отец.
— А ты становишься тяжелым, — шутливо охнул он, поднимая Манека, чтобы сын лучше рассмотрел паровоз. Какой тот был огромный, а за ним длинной, длинной линией тянулись вереницей похожие на бунгало вагоны! Отец донес сына до конца платформы, где шипело и лязгало чудовище, а Манек тем временем сражался с початком сахарной кукурузы. Мальчик вгрызся в сладкую плоть, и молочно-белый сок обрызгал очки отца.
Отец показал машинисту жестом, будто дергает за что-то, и тот его понял. Он ловко отдал честь, и для Манека прозвучал гудок. От пронзительного свиста у Манека екнуло сердце, и он от страха выронил початок.
— Ничего страшного, — сказал отец. — Мама еще тебе купит.
Раздался последний свисток, и отец сунул Манека прямо через окно на сиденье подле матери. Поезд тронулся, перрон поплыл мимо них. Отец махал рукой, улыбался, посылал воздушные поцелуи. Сначала он шел рядом с вагоном, потом побежал, но вскоре остался позади, как упавший на платформу и исчезнувший из виду початок. Все скрылось…
Манек нашел свой вагон и расплатился с кули после того, как тот внес внутрь багаж. Бунгало на колесах из его детства ужались. Волшебство уступило место повседневности. Раздался свисток. Покупать сахарную кукурузу было поздно. Манек сел на место рядом с другим пассажиром.
Мужчина не стремился поддержать разговор, который пытался развязать Манек. Он только кивал, хмыкал или делал неопределенные жесты. Мужчина был аккуратно одет, ровный пробор разделял слева его волосы. Карман рубашки топорщился от пластикового чехла с зажимом, набитого ручками и маркерами. Два места напротив занимали молодая женщина и ее отец. Женщина вязала. По движению спиц Манек пытался догадаться, что получится в результате — шарф, рукав свитера, носок?
Ее отец встал и направился в туалет, хромая и опираясь на костыль.
— Подожди, папочка, я тебе помогу, — сказала дочь.
«Это хорошо, — подумал Манек, — значит, ей придется лезть наверх». Оттуда обзор будет лучше, ведь и у него верхняя полка.
Вечером Манек предложил своему тщательно одетому соседу печенье «Глюко». Тот шепотом поблагодарил. «Пожалуйста», — шепнул ему в ответ Манек, решив, что сосед предпочитает разговаривать тихо. В ответ тот угостил его бананом. Тот почернел от жары, но Манек все равно его съел.
Проводник разносил по вагону простыни и одеяла, опускал полки для сна. Когда он вышел из купе, аккуратно одетый мужчина вытащил цепь и замок из сумки, где лежали бананы, и пристегнул чемодан к держателю под сиденьем. Он доверительно сказал Манеку на ухо: «Это от воров, они прокрадываются в вагоны, когда пассажиры спят».
