— Эй, это тебя не касается, — сказал Авинаш.
— Круто, — отозвался Манек, с восхищением читая свидетельство о получении главного приза на студенческом шахматном турнире 1972 года. — А я и не знал, что учусь у чемпиона.
— Не хотел, чтобы у тебя были комплексы, — сказал Авинаш. — Ну что ж, приступим.
К третьему дню Манек постиг основы игры. Они сидели в столовой, и Манек размышлял над задачей, предложенной Авинашем, где белые делают мат в три хода. Вдруг в вегетарианской части столовой поднялась суматоха. Студенты повскакали со своих мест, послышался шум переворачиваемых столов, разбитых тарелок и стаканов, в кухонную дверь полетели стулья. Вскоре о причине бунта узнали все: студент-вегетарианец обнаружил кусочек мяса, плавающий в том, что должно быть чечевичной похлебкой.
Все возбужденно говорили о подлеце-поставщике, глумящемся над религиозными чувствами студентов, пренебрегающем верованиями, оскверняющем их жизнь — и все ради того, чтобы набивать свой карман. За считаные минуты все живущие в общежитии вегетарианцы спустились в столовую, горячо обвиняя поставщика в двуличности. Казалось, некоторые были на грани нервного срыва, они кричали что-то бессвязное, бились в конвульсиях, засовывали в рот пальцы, чтобы исторгнуть запретную пищу. Некоторых рвало прямо на стол.
Но никаких пальцев не хватило бы, чтобы избавиться от пищи, которую студенты проглотили в начале обеда. Эта отвратительная субстанция вошла в их плоть и кровь и причиняла страдания. Несчастных рвало, они плевались, стонали, раскачивались, держась за голову, и кричали о постигшем их несчастье, не желая признавать, что желудки уже пусты.
Всеобщая истерия обрела конкретный объект, когда из кухни приволокли поваров. Шесть человек, от которых несло прогорклым маслом, потом и кипящим варевом, дрожали перед своими обвинителями. Белые униформы были заляпаны пятнами от стряпни — коричневые чечевичные разводы и темно-зеленые полосы от шпината.
Возможность мести успокоительно подействовала на возбужденные желудки вегетарианцев. Тошнота отступила, место отходящей желчи, рвоты и зеленовато-желтой пены заняли потоки злобной ругани.
— Отдубасить этих негодяев!
— Начистить рыло!
— Пусть сами жрут мясо!
Но эти угрозы не успели привести в действия, потому что все шестеро работников кухни благоразумно рухнули на колени и завыли в голос. Их хныканье и мольба о пощаде были так же истерически непоследовательны, как и рвотные позывы вегетарианцев.
Авинаш некоторое время наблюдал разворачивающуюся перед ним драму, потом резко встал.
— У меня есть одна мысль. Присмотришь за шахматами?
— Тебя побьют, — сказал Манек. — Лучше не вмешивайся.
— Не беспокойся. Ничего со мной не случится.
Манек положил фигуры в коробку, наблюдая за происходящим из угла. Работники кухни и студенты застыли в немой сцене — разоблаченного Преступления, молящего о пощаде у ног неминуемой Кары. Все это могло бы показаться забавным, если б не реальная угроза для поваров, которых могли избить до полусмерти. Однако пока невидимая линия разделяла противостоящие стороны. «Странно, — подумал Манек, — насколько прочными могут быть эти невидимые нити — не хуже кирпичной стены».
— Стойте! Подождите минуту! — крикнул Авинаш, вставая между испуганными поварами и студентами.
— В чем дело? — нетерпеливо выкрикнул кто-то из студентов, узнав в нем Председателя комиссии при общежитии и Президента студенческого союза.
— Прошу минуту внимания. Какой смысл в избиении этих парней? Виноват нечестный поставщик, а не они.
— Если отлупить его служащих — это будет предупреждением. Он сюда больше носу не сунет.
— Вот и нет. Вернется, да еще и полицейских прихватит.
«Отличный первый ход, — подумал Манек, — невидимая линия стала прочнее».
Авинаш уговаривал вегетарианцев и вообще всех недовольных пищей присоединиться к нему и подать жалобу в администрацию.
— Давайте сделаем это демократическим путем, не будем вести себя как уличные головорезы. Достаточно с нас чертовых политиков.
«Шах, — подумал Манек. — Умный ход».
Некоторые поддержали Авинаша, другие упорно ему противостояли. Последовал новый залп угроз вегетарианцев, и в ответ жалкая шрапнель из раболепства и хныканья поваров. Однако напряжение понемногу спадало в обоих лагерях. Число сторонников Авинаша увеличивалось. Угрозы вегетарианцев постепенно сошли на нет, а повара перестали ныть, хотя были готовы в любой момент, если возникнет необходимость, снова пасть на колени.
Было решено на следующее утро прийти с протестом к кабинету ректора. К этому времени предложенный план действий поддерживали все. Даже самые последовательные вегетарианцы перестали плеваться, успокоились и разошлись по комнатам, чтобы совершить омовение, пообещав утром пойти к кабинету вместе со всеми.
«Шах и мат, — подумал Манек. — Невидимая линия осталась неуязвимой».
— А ты прирожденный лидер, — сказал он чуть позже Авинашу, и в его словах было восхищение, смешанное с насмешкой.
— Не думаю. Скорее, дурак с рождения. Следовало не отступать от принятого решения — бросить общественную работу и засесть за книги. Ладно, пойдем наверх.
Волнения в столовой принесли успех Авинашу и его сторонникам. Ректор письменно отказался от услуг поставщика. Комиссии общежития предоставлялось право подобрать ему замену.
Ликующие студенты праздновали победу и подумывали о дальнейших улучшениях. Президент обещал, что руководство один за другим устранит все недостатки университетского городка — семейственность в штате, взятки при поступлении в университет, продажу экзаменационных работ, особые привилегии для семейств политиков, государственное вмешательство в учебный план, запугивание преподавателей. Список был длинный — разложение проникло глубоко.
Воздух был пронизан эйфорией. Студенты горячо верили, что их пример вдохновит и остальные университеты на проведение реформ, и это явится поддержкой движения Джайпракаша Нараяна, призывавшего нацию вернуться к принципам Ганди. Перемены воодушевят все общество, изменят его, и оно, из пораженного коррупцией, загнивающего чудовища, превратится в здоровый, обновленный организм, который, имея за собой богатую древнюю цивилизацию, мудрость Вед и Упанишад, разбудит человечество и поведет его дорогой просвещения.
После бунта в столовой всех охватили благородные мечты. Решимость и добрые намерения породили создание многочисленных подкомиссий, составлялись программы, подписывались протоколы и утверждались резолюции. Еда в столовой улучшилась. Оптимизм правил бал.
Манеку вся эта кутерьма порядком надоела. Ему хотелось, чтобы вернулась их прежняя жизнь с Авинашем. Бесконечная суета его утомляла. Он попытался отвлечь Авинаша от нового увлечения хитрым, как ему казалось, способом, напомнив об обязательствах перед семьей.
