— Впрочем, это неважно. Есть еще вторая причина. Если я перестану запирать портных, то могу потерять работу. Тебе известно, что Ом пытался проследить меня вплоть до экспортной фирмы? Рассказывал он это тебе? Конечно, нет. Мои крошечные комиссионные им покоя не дают. Хотя я еле свожу концы с концами.
— Давайте я напишу маме, чтоб она присылала больше денег за мой пансион?
— Вот уж нет! Я назвала справедливую цену, и она согласилась. Думаешь, я рассказываю тебе все это, рассчитывая на благотворительность?
— Нет, я только подумал…
— Мои трудности не трудности нищего. Нищий снимает одежду и демонстрирует свои раны. Это не мой случай, мистер Мак Кохлах. Я рассказываю тебе все это, чтобы ты лучше знал своего драгоценного Омпракаша Даржи.
Когда Дина в очередной раз собралась ехать в «Оревуар экспортс», она снова доверилась Манеку.
— Послушай, сегодня я не повешу на дверь замок. Ты дома, и я оставляю тебя за главного. — Она не сомневалась: чувство ответственности привлечет Манека на ее сторону, да и Ом не станет второй раз проделывать номер с велосипедом.
После ухода Дины Ишвар продолжал работать, не осмеливаясь в присутствии Манека отдыхать на диване. Но Ом сразу бросил шить и прошмыгнул в гостиную.
— Два часа свободы, — объявил он, потягиваясь, и сел рядом с Манеком на диване.
Ом закурил, и они стали листать старый журнал Дины по вязанию. Украшал книгу вкладыш с моделями, рекламирующими разные фасоны свитеров. С глянцевых страниц с загнутыми уголками на них смотрели ослепительные красавицы с красиво очерченными алыми губами, кожей кремового цвета и роскошно убранными волосами.
— Взгляни на этих двух, — сказал Ом, указывая на блондинку и рыжую. — Как думаешь, волосы между ног у них того же цвета?
— А почему бы тебе не написать редактору и не задать ему этот вопрос? «Дорогой сэр! У нас возник вопрос, касающийся цвета волос на лобке у ваших моделей: отличается ли он от волос на голове? Мы конкретно спрашиваем о моделях, которые украшают сорок седьмую страницу вашего издания, — Манек посмотрел на обложку, — июль, 1961 года». Забудь о них, Ом, прошло четырнадцать лет. Какой цвет был раньше, мы никогда не узнаем, сейчас он скорее всего седой.
— Я спрошу у Раджарама, сборщика волос, — сказал Ом. — Он специалист по этому делу.
Юноши поставили журналы по вязанию на место, где они стояли, и пошли в комнату Манека. На какое-то время их внимание привлек зонтик с пагодой, потом они заинтересовались кухней, подзывали кошек, которые не проявляли к ним интереса, понимая, что до обеда еще далеко. Ом хотел облить кошек водой, чтоб они разорались, но Манек воспротивился.
В задней комнате они добрались до обрезков ткани для лоскутного одеяла.
— Ребята, не трогайте вещи Дины-бай, — предупредил Ишвар, отрывая глаза от швейной машины.
— Да ты взгляни, сколько здесь ткани, — сказал Ом. — Она обворовывает нас, не платит нам по справедливости, да и у компании ткань тащит.
— Омпракаш, ты несешь чушь, — осадил племянника Ишвар. — Хорошо, что она находит этим обрезкам применение. А ну-ка, принимайся за дело, не теряй время.
Ом положил на место лоскуты и показал на сундук, стоявший в углу на табурете. Манек удивленно поднял брови, не зная, что там может быть. Молодые люди открыли сундук и обнаружили там запас самодельных прокладок.
— Ты знаешь, что это такое? — прошептал Ом.
— Маленькие подушечки, — ответил Манек с улыбкой и взял в руки парочку комковатых прокладок. — Маленькие подушечки для маленьких человечков.
— Мой малыш может на ней отдохнуть. — И Ом пристроил одну прокладку меж своих ног.
— Прекрати возню с сундуком, — сказал Ишвар.
— Ладно, ладно. — Захватив с собой пригоршню прокладок, они перешли в гостиную, продолжая дурачиться.
— Что это? — спросил Манек, приставив к голове две прокладки.
— Рога?
— Нет, — помахал прокладками Манек. — Ослиные уши.
Ом приложил одну к своему заду.
— Кроличий хвост.
Приложив к промежности прокладки, словно те были пенисами, они скакали по комнате и изображали, что мастурбируют. У Манека разошелся узелок на прокладке, из подушечки вывалилась набивка, оставив в его руке лишь пустую тряпочку.
— Только взгляните, — расхохотался Ом. — Твой лунд
[95] сдулся.
Манек взял новую твердую подушечку и ударил ею по прокладке Ома. Завязалась дуэль, но оба «мяча» быстро развалились, и мелкие обрезки разлетелись по комнате. Они схватили новые и, словно рыцари на турнире, пустились навстречу схватке, и каждый нацеливался прокладкой-мячом на ширинку другого.
— Тан-танна, тан-танна, тан-танна! — трубили юноши, наскакивая друг на друга. Расходясь по углам, они снова прикладывали прокладки к промежности, а Ом еще изображал боевого коня, который, закусив удила, становится на дыбы и ржет.
Они уже приготовились к очередной схватке, когда Дина, открыв входную дверь, вошла к ним через террасу. Звуки трубы резко оборвались. Дойдя до дивана, она остолбенела, потеряв дар речи при виде разбросанных по полу клочков тщательно сшитых ею прокладок. Юноши стояли с виноватым видом, сжимая в руках непристойные игрушки.
Поспешив засунуть их за спину, они тут же поняли, что жест этот не только бессмысленный, но и глупый.
— Бессовестные мальчишки, — вырвалось у Дины. — Бессовестные мальчишки.
Она вбежала в заднюю комнату, где Ишвар по-прежнему корпел за швейной машиной, понятия не имея, что происходит в гостиной.
— Прервись, — проговорила Дина дрожащим голосом. — Пойди, посмотри, что вытворяют эти двое.
Ом и Манек отложили прокладки в сторону, но Дина насильно сунула каждому по одной в руки.
— Ну, давайте! — сказала она. — Покажите, какие бесстыдные вещи вы тут проделывали.
Ишвару не надо было ничего показывать. Он и так понимал: раз Дина так взволнована, значит, имело место какое-то непотребство. Подойдя к Ому, он закатил тому звонкую пощечину.
— Тебя мне нельзя бить, — сказал он Манеку. — Но кому-то стоило бы тебя проучить — для твоей же пользы.
Ома он отвел в заднюю комнату и швырнул на табурет.
— Чтоб я больше не слышал от тебя ни единого слова. Работай молча, пока не придет время уходить.
Обед прошел в молчании, слышался только стук ножей и вилок. Дина быстро убрала со стола, сразу ушла в рабочую комнату и заперла за собой дверь.
«Словно я сексуальный маньяк или еще что похуже», — подумал Манек, чувствуя себя самым несчастным человеком на свете. Он сидел в гостиной, надеясь, что Дина выйдет, и у него будет возможность извиниться. Он слышал, как она выдвигает и задвигает ящик. Скрип кровати. Постукивание гребня. Глухой звук отодвигаемых табуретов. При стуке крышки сундука, его лицо залила краска стыда. Когда под дверью погасла полоска света, тяжелое чувство охватило Манека.
