— Как говорят у нас на Востоке: «Худые живут дольше, но хуже», — снова пошутил Агзамов.
Этот человек все больше нравился Игнатову, который и сам не прочь был пошутить. А тут еще выяснилось, что его ташкентский коллега пришел в уголовный розыск практически одновременно с ним — в конце шестидесятых.
— Я окончил хорошую розыскную школу — у Виктора Ильича Селиверстова, — сообщил Агзамов. — Он в ту пору был начальником всего узбекистанского угрозыска. У него все наши лучшие розыскники постигали азы профессии.
— А моим наставником был Владимир Федорович Корнеев — тогдашний начальник МУРа, — охотно подхватил эту тему Игнатов. — Он тоже был знаменитым асом нашего дела — начинал службу в угро еще в тридцатые годы. Теперь таких оперов днем с огнем не сыщешь.
— Так вы в самом МУРе работаете? — поинтересовался Агзамов, который до этого из-за своей деликатности так и не успел расспросить своего коллегу о его служебной биографии.
— Работал когда-то, а сейчас нахожусь в почетной ссылке на «земле» — в районном отделении милиции.
— Как же вы с самим министром на одном самолете прилетели? — удивился Агзамов.
— Превратности судьбы, — хитро улыбнулся Игнатов. — Теперь вот министр пообещал меня назад в МУР вернуть, если я это дело, ради которого сюда прилетел, сумею расколоть.
— Расколете, — уверенно заявил Агзамов и добавил: — С нашей помощью обязательно расколете. И назад полетите уже в ранге восстановленного. В отличие от многих из нас.
— Это вы о чем? — насторожился Игнатов.
— Федорчук-то не случайно к нам в Ташкент прилетел — пистоны нашим генералам вставлять будет. Кстати, в это самое время он перед ними в нашем МВД выступает на совещании по правопорядку. Министра нашего, Эргашева, уже сняли и, говорят, усиленно под него «копают». Вернее, даже не столько под него, сколько под Рашидова. А это о чем говорит? О том, что у нас здесь большие чистки намечаются. Поэтому и говорю: вас восстановят, а из нас могут шашлык сделать. Кстати, куда наш-то шашлык запропастился?
И Агзамов хотел было уже идти на поиски ушедшего официанта. И в этот самый момент по громкоговорителю внезапно объявили, что из Москвы прибыл тот самый рейс, который ожидали сыщики.
— Что за черт, они же должны были прилететь только через полчаса, — чертыхнулся Агзамов, взглянув на часы. — Впрочем, может, мы еще успеем перекусить, пока они садятся?
— По громкой объявили, что они уже сели, — внес уточнение Игнатов, поднимаясь с места. — Поэтому давайте отложим обед на потом — он от нас никуда не денется. А вот стюардессы могут разъехаться по городу.
Это было справедливое замечание, которое и решило исход дела. И спустя пятнадцать минут сыщики уже встречали на бетонке трех стюардесс из нужного экипажа, которые шли в здание аэропорта. Объяснив девушкам, кто они и что их интересует, сыщики попросили уделить им несколько минут. После чего Игнатов показал стюардессам фотографию и фоторобот разыскиваемых людей. Каждая из девушек внимательно их посмотрели, после чего только одна из них сообщила, что помнит этих людей:
— Я трижды их обслуживала, когда они просили еду и напитки.
Сыщики переглянулись друг с другом, после чего отпустили двух других девушек, а третью, которую звали Викторией, оставили для продолжения разговора.
— Что-нибудь интересное про этих людей вы можете рассказать? — спросил Игнатов.
— Люди как люди, — пожала плечами стюардесса. — Вели себя прилично, никому не мешали. Правда, я в основном общалась с тем, что поинтеллигентнее — он ближе к проходу сидел. А второй, с перебитым носом, сидел у иллюминатора и в основном молчал и читал газету.
— Какую, не заметили? — вновь поинтересовался Игнатов.
— Кажется, «Советский спорт». Даже что-то в ней подчеркивал карандашом.
— Может, вы слышали какие-то обрывки их разговора? — вступил в беседу Агзамов.
— Вроде, нет, — после короткой паузы, ответила девушка, но тут же спохватилась: — Хотя постойте… Когда я однажды к ним подходила, тот, что поинтеллигентней, спросил у своего спутника: «На твоего Жорика из Юнусабада можно положиться?». Но ответ я не услышала. Тот, что с носом, заметил, как я подошла, и промолчал. Видимо, ответил после моего ухода. Вот и все, что я могу вам рассказать.
— Спасибо и на этом, — поблагодарил девушку Игнатов, после чего отпустил ее догонять своих подруг.
— Юнусабад — это город? — спросил Игнатов у напарника, когда девушка удалилась.
— Это район в Ташкенте, — уточнил Агзамов. — Один из самых больших в городе — почти двадцать кварталов, в каждом проживает около тысячи человек, а то и больше. Так что найти этого Жорика будет нелегко.
— А если я дам наводку? — тут же отреагировал на эту новость Игнатов. — Вспомнилось, когда стюардесса упомянула газету «Советский спорт». Вы только скажите, у вас здесь принято, чтобы почтальоны на газетах, которые разносят по домам, ставили карандашные пометки с указанием номеров домов и квартир?
— Это везде так делают — во всем Союзе, — улыбнулся Агзамов. — А почему вы об этом вспомнили?
— К нам в Москве попал один номеров этой же газеты, который, вполне вероятно, мог иметь ташкентские корни. Там на первой странице, внизу, есть две цифры: шесть и двенадцать. Если это адрес дома и квартиры того самого Жорика, который нам нужен, тогда найти его будет легче.
— Не спорю, хотя потрудиться все равно придется, — согласился с этим доводом Агзамов.
После этого они вернулись в ресторан, чтобы, наконец, перекусить. Но едва к ним вновь подошел официант и, приняв заказ, отошел, как в ресторане появился напарник сыщиков — Игорь Локтев.
— Я нашел таксиста, который подвозил наших фигурантов, — сообщил он коллегам, усаживаясь за стол. — Только вез он их полдороги. Потом у него мотор забарахлил и они нашли другого водителя. Какого он не разглядел — слишком далеко от него это было.
— А где он их высадил? — поинтересовался Агзамов.
— У Малой кольцевой дороге на подъезде к Юнусабаду.
После этих слов стало окончательно понятно, что все нити сходятся именно в этом ташкентском районе.
7 июля 1983 года, четверг.
Афганистан, Кабул, стадион Гази
Вот уже несколько дней Арьян Ширвани находился в Кабуле и числился игроком сборной Афганистана по футболу. Все шло в соответствии с планом, который они разработали вместе с Хью Лессартом в Пакистане. Можно было только радоваться тому, что все так удачно складывается, однако на душе у Ширвани было неспокойно. И поводом к этому были его отношения с рядом футболистов — товарищами по команде. Как выяснилось, некоторые из них вовсе не горели желанием биться на поле за новую власть — их заставила пойти на это исключительно нужда, желание заработать. В душе они не любили новое правительство, которое опиралось на советские штыки, поэтому с радостью играли бы за сборную другого Афганистана — например, прежнего, шахского. Но поскольку выбора в новых условиях у них не было, а деньги были нужны, чтобы содержать свои многочисленные семьи, они согласились участвовать в этом турнире. В душе они презирали себя за это малодушие, но еще сильнее ненавидели Ширвани, который, пойдя на такой же компромисс, как и они, в открытую этим бравировал, раздавая интервью и даже был принят самим Бабраком Кармалем. Особенно негодовал по этому поводу центральный полузащитник Аббас Сабит — единственный из недоброжелателей Ширвани, который не боялся говорить ему это прямо в лицо. Еще в первый же день, когда Арьян только знакомился с игроками, Сабит подошел к нему и заявил:
