После переворота военные в Турции получили большие преференции (только в составе правительства их было семь человек), поэтому желание некоторых из них погреть руки на нелегальных операциях по продаже того же оружия в обмен на наркотики, не было чем-то из ряда вон выходящим событием. Однако если бы Овсянникову удалось разоблачить эту сделку, то появлялась прекрасная возможность уличить высшее руководство Узбекистана в подковерных играх за спиной Политбюро, причем эти игры были завязаны на Турцию, которая входила во враждебный СССР блок НАТО. А если бы Рашидов стал открещиваться от участия в этой акции, то у его разоблачителей в Москве были возможности обратиться за помощью непосредственно к туркам. И они бы эту помощь, скорее всего, получили. Ведь в преддверии предстоящего провозглашения Турецкой Республики Северного Кипра, которая могла вызвать волну протестов в США и на Западе, лояльная позиция СССР в этом вопросе помогла бы турецким властям смягчить негативный резонанс от этого события. То есть, произошел бы обыкновенный бартер: вы помогаете нам взять за глотку Рашидова, мы поддерживаем вас в ситуации с Кипром.
Когда Овсянников и Иргашев подошли к транспортному самолету, его борта были открыты. Забравшись внутрь, оба гостя прошли вдоль длинной череды мешков, уложенных друг на друга, в которых находились химические удобрения для хлопчатника.
— В каких мешках находятся наркотики? — проходя вдоль рядов, поинтересовался Овсянников.
— Вот в этих, — Иргашев указал на последний ряд, где друг на друге лежало порядка двух десятков конопляных мешков. — Если хотите удостовериться, то мы можем вскрыть эти мешки, хотя запечатать потом их будет сложно.
— Не стоит, я вам верю, — отказался от этого предложения Овсянников.
Его зоркий глаз сразу различил белые пятна краски, поставленные рукой их информатора еще в Кабуле. Это были те самые метки, которые обозначали, что в данных мешках находятся не удобрения, а наркотики. Теперь дело было за малым — чтобы эти мешки благополучно долетели до Одессы, где их должны были встретить люди Овсянникова и завершить эту операцию.
11 июля 1983 года, понедельник.
Москва, Ипатьевский переулок, дом 4/10, строение 1, 7-й этаж, Отдел административных органов ЦК КПСС, сектор органов прокуратуры
Александр Бородин пришел к своему коллеге из сектора органов прокуратуры Юрию Брызгалину с конкретной целью — они вместе должны были согласовать возможные кандидатуры нового председателя КГБ Узбекской ССР и тех членов следственной группы, которым предстояло сменить бригаду Аркадия Габрилянова в том же Ташкенте. Эти замены должны были произойти уже в ближайшее время — в августе, поэтому следовало торопиться, поскольку кандидатуры надо было согласовать наверху, проведя их через многоступенчатую систему согласования. При этом надо было учитывать то противостояние, которое Андропов вел против Черненко, что означало — не все кандидатуры можно будет легко отстоять.
Сегодня коллега Бородина должен был представить ему список людей, которых руководство союзной Прокуратурой наметило для отправки в Узбекистан, чтобы продолжить следствие по «узбекскому делу». Это согласование с сектором госбезопасности было необходимо, чтобы органы КГБ и Прокуратуры взаимодействовали сообща, координируя свои действия друг с другом. Это было вызвано тем, что предыдущие группы из сотрудников узбекистанского КГБ и московского «десанта», встретившись с сильным противодействием со стороны команды Рашидова, которую поддерживали из Москвы люди Черненко, не смогли преодолеть это сопротивление. Теперь, учтя данные факторы, команда Андропова намеревалась усилить натиск. А это означало для того же Бородина, что, несмотря на тот результат, который был достигнут его узбекистанскими единомышленниками, в том числе и с его помощью, потребуются новые усилия для борьбы с московским «десантом». Значит, впереди зримо маячил новый, еще более ожесточенный этап противостояния.
— Дело должен будет взять под свой контроль начальник Управления по надзору за следствием и дознанием в органах внутренних дел союзной Прокуратуры Герман Петрович Каракозов, — сообщил Бородину Брызгалин, когда они расположились в кабинете последнего. — Надеюсь, вы его знаете?
— Кто же не знает товарища Каракозова, — улыбнулся Бородин.
Он не лукавил. Этот 61-летний «следак», которого в прокурорских кругах называли «колуном», за его мастерство расколоть на признание даже самого упертого молчуна, был хорошо известен многим. Особенно его слава взлетела ввысь несколько лет назад, когда Андропов, выведя КГБ из подчинения Совета Министров, повел целенаправленную борьбу с теми прокремлевскими кланами, которые угрожали лично его интересам и интересам его союзников во власти. В частности, именно Каракозов считался разработчиком и организатором расследования уголовных дел о взяточничестве в системе Минрыбхоза, «сочинского» и «краснодарского» дел. Теперь Каракозов собирался по указанию сверху (из тех же самых кабинетов) раскрутить и «узбекское дело», поскольку на пути Андропова возник Рашидов.
— В качестве руководителя следственной бригады предполагается привлечь к делу Тельмана Хореновича Гдляна, — продолжил свою речь Брызгалин.
Увидев знак вопроса в глазах гостя, поскольку эту фамилию тот слышал впервые, хозяин кабинета пустился в объяснения:
— Это тоже отменный «колун», который является креатурой Виктора Васильевича Найденова — бывшего заместителя Генерального прокурора СССР. Гдлян обратил его внимание на себя еще в конце шестидесятых, когда учился в Саратовском юридическом институте, а Найденов работал в Ульяновской прокуратуре.
«Здесь что-то не стыкуется — где Саратов, а где Ульяновск, — подумал Бородин. — Их разделяет больше четырехсот километров, это около пяти часов езды на автомобиле».
Чтобы найти ответ на этот вопрос, Бородин обратился к собеседнику с вопросом:
— Извините, Юрий Евгеньевич, а чем-то еще, помимо учебы, товарищ Гдлян был известен в институте?
— Да, он был достаточно активным студентом. Например, возглавлял комсомольский дискуссионный клуб. Там студенты вели дискуссии на разные политические темы, в том числе и на международные. В итоге из институтского этот клуб приобрел статус общегородского.
«А вот это уже гораздо теплее, — радостно констатировал Бородин, опять же не вслух. — Подобного рода клубы всегда создавались под крышей нашей «конторы», а их руководители там же, чаще всего, и назначались. Вот откуда, судя по всему, растут ноги у последующей встречи Гдляна и Найденова. Знакомая линия — любой чекист ее прочитает с ходу».
Тем временем Брызгалин продолжал свой рассказ:
— Гдлян прославился три года назад, когда вел дело эстонского предпринимателя Иоханеса Хинта. Тот занимался изысканиями в области новых строительных материалов. Он возглавлял соответствующий НИИ, а потом и конструкторское технологическое бюро «Дезинтегратор», стал доктором наук и лауреатом Ленинской премии, получил орден Трудового Красного Знамени. При его участии началось строительство силикальцитных заводов, из нового материала возводили дома во многих городах Советского Союза, а также в Италии, Австрии, Японии и других странах, использовавших по лицензии разработанную Хинтом технологию. Однако в ноябре 1981 года прокуратура Эстонской ССР возбудила уголовное дело против Хинта. Ему и его детищу инкриминировалось злоупотребление должностным положением, хищение государственного и общественного имущества в особо крупном размере. Гдлян был подключен к этому делу чуть позже и сумел добиться значительных успехов. Именно поэтому мы и остановились на его кандидатуре — этот кого угодно дожмет.
