«Вот я о них и думаю, Амаяк — стараюсь помочь и русским, и узбекам, поскольку родился в смешанной семье и имею отношение и к тем, и к другим», — хотел было признаться Бородин, но вовремя сдержался. Даже перед своим близким другом он не имел права открыться. Во всяком случае, пока.
12 июля 1983 года, вторник.
Ленинград/Тихвин
Самолет Ту-134, на котором находился Богдан Севрук, приземлился в аэропорту Пулково в середине дня. Выйдя из здания аэропорта, Севрук отправился на стоянку такси, где достаточно быстро нашел свободный автомобиль. Однако его водитель — пожилой мужчина в фирменной фуражке — сначала с неохотой откликнулся на просьбу пассажира довезти его до города Тихвина, который находился в 223 километрах от северной столицы. Но когда Севрук пообещал ему хорошо заплатить, благо командировочные ему это позволяли, таксист сам распахнул дверцу перед пассажиром, приглашая его внутрь.
— Долго ехать? — поинтересовался Севрук, занимая место на переднем сиденье.
— За два часа доброшу, — пообещал водитель, заводя мотор.
Если бы Севрук обернулся назад, то он бы заметил, как на той же самой стоянке за его действиями наблюдает мужчина, которого он хорошо знал. Это был Петр Нарезов, который прилетел с ним в Ленинград на одном самолете, но постарался остаться для чекиста незамеченным. Весь полет он просидел в передней части самолета, в то время как Севрук находился в задней и весь полет проспал. Когда он отъехал от стоянки, Нарезов тоже нашел свободного таксиста и, посулив ему хорошую плату за проезд, направился в тот же Тихвин. При этом он попросил водителя не отставать от такси, в котором находился Севрук, следуя в за ним на определенном расстоянии.
— А что случилось? — насторожился таксист, который никогда еще подобным не занимался.
— Да вы не волнуйтесь, я не бандит какой-нибудь, — улыбнулся в ответ Нарезов. — Дочка у меня связалась с институтским преподавателем. А у него, вроде бы, семья есть в Тихвине. Вот я и хочу его проверить — врет он моей дочери или нет. Если нет, то я, собственно, не против их отношений. Просто хочу, чтобы все по-людски было.
— Это правильно, — согласно кивнул головой водитель и сбавил скорость, следуя в нескольких десятках метров от той машины, где, как он понял, находился соблазнитель.
Спустя два часа Севрук приехал на окраину Тихвина недалеко от речки Тихвинка. Расплатившись с водителем, Севрук пожелал ему счастливой обратной дороги и, заглянув в свою записную книжку, направился в сторону, виднеющийся невдалеке рощицы. Там он вскоре и обнаружил то, ради чего сюда и приехал — небольшой обелиск в аккуратной оградке. На памятнике было выбито: «Рустам Фархадович Касымов. 1922–1941».
— Здравствуй, солдат, — поздоровался с погребенным здесь воином Севрук.
Его отец тоже погиб на фронте, только в 1943 году и было это под Сталинградом, где он и обрел свой последний приют в братской могиле таких же, как и он солдат, отдавших свои жизни за родное Отечество.
Примерно пять минут спустя, когда Севрук уже хотел было покинуть это место, чтобы продолжить поиски людей, которые могли бы знать историю этого обелиска и того, кто под ним похоронен, к нему подошел седой старик, опирающийся на трость.
— Добрый день, любезный, — поздоровался с Севруком подошедший. — Вы, случайно, не родственник этого солдата?
— Нет, я историк, — соврал Севрук и, в свою очередь, спросил: — А почему вы решили, что я родственник?
— Долго стоите здесь. Обычно люди мимо проходят и почти никто не останавливается. Разве что пионеры иногда по праздникам придут, чтобы цветочки возложить. А вы уже пять минут стоите — мне из моего окошка хорошо видно.
И старик указал тростью на окна своего деревянного дома, который стоял неподалеку.
— Получается, вы смотритель этого обелиска, дедушка, — произнес Севрук, сопроводив эти слова улыбкой.
— Годков пятнадцать за ним уже приглядываю — как в этот дом перебрался, — охотно поддержал эту тему старик. — Раньше-то здесь мой брат старший жил, но он помер. А могилка эта тогда была безымянной — никто не знал, кто в ней похоронен. Знали только, что солдат. А потом наши следопыты его имя установили, вот этот красивый памятник поставили и имя на нем выбили. Солдатик этот — узбек.
— И часто здесь бывают родственники этого солдата?
— Я же говорю, что всего пятнадцать годков здесь живу, поэтому всех не видел. Но кое-кого застал. Его узбекская родня трижды приезжала. А один раз сам их главный узбек приезжал, не помню его фамилию.
— Рашидов? — подсказал Севрук.
— Кажись, он самый, — кивнул головой старик. — Представительный такой, красивый. Венок роскошный привез. Долго здесь на лавочке сидел, а машина его вон там дожидалась, — и старик указал тростью в ту сторону, где недавно Севрук вышел из такси.
— И давно это было?
— Годков пять примерно. Еще старуха моя была жива.
— А русские родственники у этого солдата были? — задал Севрук вопрос, который его интересовал больше всего.
— На счет этих не знаю. Были однажды двое, но кто они такие мне неведомо. Тоже долго сидели на лавке, горевали.
— Двое — вы имеете в виду мужчин?
— Один мужчина, а вторая женщина — пожилая. Видно, мать его. Тоже с цветами приехали. Потом они к нам зашли — интересовались подробностями того, как солдатик погиб.
— Значит, вы их видели? — встрепенулся Севрук.
— Не видал — старуха моя дома была, когда они зашли. Она мне потом про них и рассказала.
— Как же они ей представились? — продолжал допытываться следователь.
— Сказали, что из Москвы и хотят установить подробности гибели этого солдатика. Может, как и вы, историки? Они два дня здесь были.
— Где же они жили — у вас?
— Зачем у нас — в гостинице, «Тихвин» называется.
— И что же, узнали они, как солдатик погиб?
— Так это у нас все знают. А им хотелось разыскать ту девочку, на глазах которой этот солдатик погиб. Она в войну рядом с нашим домом с матерью жила. Сейчас-то этот дом снесли и жильцов в разные края раскидали, А тогда, во время войны, он еще стоял. Вот они того солдатика у себя и приютили.
Ретроспекция.
Тихвин, 15 ноября 1941 года, суббота
Вот уже несколько дней Рустам Касымов, раненый пулеметной очередью из пролетающего над городом «мессера», лежал в сарае дома на окраине Тихвина. В тот день вечером он возвращался из городской библиотеки в свою часть, когда начался вражеский налет. Раненого нашла на улице 15-летняя девочка Катя Васильева, жившая неподалеку. Она позвала маму, и вдвоем они принесли солдата к себе домой, в расчете, что утром дадут знать о нем его начальству. Но в ночь на 9 ноября в Тихвин вошли фашисты. И раненый Рустам Касымов, вместе со всеми тихвинцами, оказался на оккупированной территории.
