— Постараюсь, хотя сроки уже поджимают.
— Ты уж потерпи, пожалуйста, до утра — ехать нам долго.
— А куда мы едем? — поинтересовалась женщина.
— В Саратов, дорогая — там у меня живет один хороший приятель. Он дальнобойщик и сумеет доставить тебя в Узбекистан.
Спустя полчаса они вырвались за пределы столицы и взяли курс на Саратов.
15 июля 1983 года, пятница.
Узбекистан, Ташкентская область
Сидя на заднем сиденье правительственной «Чайки», которая мчалась по шоссе, Шараф Рашидов, возвращавшийся с совещания по сельскому хозяйству в Буке, смотрел в окно и думал о событиях последних дней. Противостояние с Андроповым вступило в новую острую фазу и конца этому поединку, судя по вчерашним событиям на стадионе «Пахтакор», даже не было видно. И теперь, глядя на то, как за окном автомобиля его земляки, рядовые узбекистанцы, спешат куда-то по своим делам, Рашидов в который раз ловил себя на мысли, что он им… завидует. Когда-то ведь и он точно так же спешил домой, не обремененный государственными заботами, и чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Дома его ждали молодая жена Хурсандой и их первенец — малышка Сайера. Жили они небогато, как и миллионы их соплеменников, но в этой скромной жизни была своя особенная прелесть. А сегодня груз ответственности за всю республику, как бетонная плита, давил Рашидову на плечи и выдержать это давление становилось все труднее и труднее. И если раньше он, в силу своего возраста, этого почти не замечал, то теперь, на склоне жизни, все было иначе — эта плита буквально придавливала его к земле. «Прав был древний старик, когда сказал мне, что все мы песчинки на ладони Всевышнего и всех нас, вне зависимости от нашей величины, когда-то сметет в вечность его дуновение», — думал Рашидов, глядя на проносящийся за окном пейзаж.
Не успел он об этом подумать, как на развилке двух дорог его взгляд внезапно разглядел уходящую вдаль знакомую согбенную фигуру с кривым посохом в руке.
— Николай, останови машину, — обратился Рашидов к водителю.
И когда «Чайка» притормозила, первый секретарь выбрался из салона и быстрым шагом направился к тому повороту, где за растущей раскидистой чинарой только что скрылась фигура старика. Но когда Рашидов миновал дерево и взглянул на убегающую вдаль дорогу, никого на ней он не обнаружил. И только ветер поднимал придорожную пыль, да закатное солнце, клонясь к горизонту, бросало на землю свои рыжие лучи.
«Видно, все, что я должен был узнать, старик мне уже сказал», — подумал Рашидов и вернулся к автомобилю, где его поджидали сопровождающие. По их удивленным лицам он догадался, что они так и не поняли смысла в этой остановке.
15 июля 1983 года, пятница.
Подмосковье, Рублево-Успенское шоссе
Сидя на заднем сиденье правительственной «Чайки», Юрий Андропов смотрел в окно и думал о событиях последних дней. Противостояние с Рашидовым вступило в новую острую фазу и конца этому поединку, судя по последним событиям, даже не было видно. И теперь, глядя на то, как за окном автомобиля москвичи, после завершения очередного трудового дня, спешат в свои уютные квартиры, генсек поймал себя на мысли, что он им… завидует. Когда-то ведь и он точно так же спешил домой, не обремененный государственными заботами, и чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Дома его ждали молодая жена Нина и их первенец — дочка Евгения. Жили они небогато, как и миллионы других советских людей, но в этой скромной жизни была своя особенная прелесть. А сегодня груз ответственности за всю страну, как бетонная плита, давил Андропову на плечи и выдержать это давление становилось все труднее и труднее. И если раньше он, в силу своего возраста, этого почти не замечал, то теперь, на склоне жизни, все было иначе — эта плита буквально придавливала его к земле. «Видно, прав был древний старик, когда сказал, что уже очень скоро ветер сметет меня с ладони Господней, — думал Андропов, глядя на проносившийся за окном пейзаж. — Мое здоровье катастрофически тает и сил сопротивляться старости уже не остается. Наверное, это же ощущает и Рашидов. Интересно, видел ли и он древнего старика?».
Не успел генсек об этом подумать, как на одном из поворотов его взгляд внезапно разглядел уходящую вдаль знакомую согбенную фигуру с кривым посохом в руке.
— Алексей, останови машину, — обратился Андропов к водителю.
И когда «Чайка» притормозила, генсек выбрался из салона и быстрым шагом направился к тому повороту, где за раскидистым дубом только что скрылась фигура старика. Но когда Андропов миновал дерево и взглянул на убегающую вдаль дорогу, никого на ней он не обнаружил. И только ветер поднимал придорожную пыль, да закатное солнце, клонясь к горизонту, бросало на землю свои рыжие лучи.
«Видно, все, что я должен был узнать, старик мне уже сказал», — подумал Андропов и вернулся к автомобилю, где его поджидали сопровождающие. По их удивленным лицам он догадался, что они так и не поняли смысла в этой остановке.
16 июля 1983 года, суббота, окрестности Саратова
Было раннее утро и до Саратова оставалось всего несколько десятков километров, когда Гульнара начала сильно стонать и хвататься за живот.
— Кажется, началось! — с ужасом глядя в зеркальце на Бородина, объявила женщина.
— Дотерпеть не удастся — еще полчаса ехать? — спросил Александр.
— Я бы с удовольствие дотерпела, но это не только от меня зависит — ребенок тоже в этом участвует, — сообщила роженица.
— Видно, устал в утробе у мамки лежать — на волю хочет, — резюмировал Бородин, прибавляя скорость.
Хотя вот уже несколько часов он гнал по пустынной трассе на максимальной скорости. Но это, как оказалось, не помогло.
— Ой, мамочки! — закричала внезапно Гульнара, держась за живот, после чего сообщила: — Кажется, воды отошли.
Проехав еще несколько метров, Бородин принял решение. Он свернул на обочину и, выскочив из автомобиля, распахнул заднюю дверцу, за которой сидела Гульнара.
— А ну-ка, дорогая, ложись на сиденье головой к противоположной двери, — обратился он к женщине.
— Что вы хотите делать? — испуганно спросила роженица.
— Как что — роды принимать, — ответил Бородин. — Ты разве не видишь, что роддома поблизости нет — нас здесь только двое. Вернее, трое, но появится ли этот третий на свет, зависит теперь целиком от нас.
— Но вы же не умеете, — с ужасом глядя на спутника, продолжала сомневаться роженица.
— Я разведчик, а они все должны уметь. К тому же нас в разведшколе этому учили.
Бородин откровенно врал, но делал это во благо — он должен был вселить в спутницу уверенность, в противном случае у них бы ничего не получилось и маленький человечек бы погиб. А допустить этого было нельзя.
Пока женщина снимала с себя нижнее белье и укладывалась спиной на сиденье, Бородин стоял в стороне и мысленно прокручивал в голове свои будущие действия в качестве акушера. Нечто подобное он уже где-то видел, но не в жизни, а в кино — в каком-то из фильмов.
