Когда в 1981 году Рашидов рекомендовал Окунского на пост заведующего отделом организационно-партийной работы (ключевого органа в структуре ЦК, мозга партии, отвечающего за ротацию ее кадров), Черненко эту инициативу поддержал, хотя у этого назначения были серьезные противники, как в самом Узбекистане, так и в Москве. Но тогда это сопротивление удалось преодолеть. И вот теперь, когда над головой уже самого Рашидова сгустились тучи, он отправил в Москву именно Окунского, чтобы тот встретился с Черненко и заручился его поддержкой.
— Как здоровье Шарафа Рашидовича? — спросил Черненко, усевшись за стол напротив гостя.
— Не очень, учитывая ту ситуацию, что сложилась вокруг него, — честно признался Окунский.
— Надеюсь, оно станет лучше, когда он узнает, что его просьба об отзыве товарища Грекова в Москву удовлетворена, — сообщил хозяин кабинета новость, ради которой Окунский и приехал в столицу. — Мы также не против, чтобы место Грекова занял товарищ Осетров. Мы давно знаем Тимофея Николаевича как принципиального и честного коммуниста, тем более о нем ходатайствует сам Шараф Рашидович.
— Ваши слова, как бальзам на душу, — улыбнулся Окунский. — А как на счет Мелкумова?
— С этим дело сложнее, — сразу помрачнел Черненко. — Это вотчина Андропова, а он, как известно, теперь еще и Генеральный секретарь. Однако мы работаем над этим, хотя сказать точно, когда будет принято решение по этой кандидатуре, пока сказать нельзя.
— Но есть ли шансы на положительный исход? — с надеждой в голосе спросил гость.
— Надежду терять никогда не стоит, Владимир Викторович, — и лицо Черненко снова просветлело. — Я знаю, что Шараф Рашидович тоже предпринимает определенные шаги в этом направлении, и мы его в этом поддерживаем. С этой компанией надо бороться ее же методами.
— Понятно, передам, — кивнул головой Окунский.
— Передайте также, что в начале июля надо будет провести в Ташкенте совещание по вопросам укрепления законности и правопорядка. Мы пришлем туда товарища Виталия Васильевича Федорчука, который расскажет Шарафу Рашидовичу о сложившейся здесь ситуации и объяснит, как ему поступить дальше. И еще, Владимир Викторович…
Сказав это, Черненко придвинулся к гостю и, наклонив голову, сообщил:
— За вашим человеком, который работает в Москве, ведется охота.
— Каким человеком? — искренне удивился Окунский, который не знал о существовании Джуры.
— Судя по всему, вы человек непосвященный, — по реакции гостя Черненко догадался о его неведении в этом вопросе. — Но вы передайте Шарафу Рашидовичу мои слова. Пусть он будет максимально осторожен в своих действиях на этом направлении. А также передайте мою личную просьбу о том, что может возникнуть такая ситуация, когда мне понадобится узнать имя этого человека. Все запомнили?
Окунский кивнул головой, мысленно представив себе реакцию Рашидова на это сообщение. Вряд ли оно ему понравится, но сможет ли он отказать самому Черненко, который столько делает в нынешней ситуации для него лично и Узбекистана в целом? Для Рашидова эта дилемма могла стать поистине неразрешимой.
Спустя час после этой беседы Черненко пригласил к себе председателя КГБ Виктора Чебрикова. И когда тот уселся перед ним, спросил его напрямик:
— Виктор Михайлович, что происходит в Узбекистане?
— Ничего не происходит, Константин Устинович, — пожал плечами главный чекист.
— А вот мне сообщают, что тамошний председатель КГБ товарищ Мелкумов превышает служебные полномочия — арестовывает вместе с взяточниками невиновных людей.
— Это клевета, которую распространяют люди, заинтересованные в том, чтобы преступники остались безнаказанными.
— Вы в этом так уверены? — глядя в глаза чекисту, спросил Черненко. — Вы давно сами были в Узбекистане?
— Несколько лет назад.
— А речь идет о нынешней ситуации. Вы можете послать туда людей, которые на месте проверили бы эти факты?
Задавая этот вопрос, Черненко прекрасно понимал, что такая экспедиция была бы всего лишь формальностью, поскольку Чебриков работал на Андропова. Однако сам факт подобного демарша дал бы лишний повод сторонникам Рашидова убедиться в том, что здесь в Москве не все поддерживают Генерального секретаря в его политике на узбекском направлении.
— В Узбекистане уже почти два месяца работает группа наших людей, — сообщил Чебриков новость, которую Черненко прекрасно знал.
— Значит, надо послать других людей, которые проверили бы работу этой группы. Ведь у вас в Следственном управлении есть такие подразделения?
Речь шла о 3-м и 4-м отделах, которые выполняли кураторство над следственными подразделениями территориальных органов КГБ. Кроме этого, на Лубянке было еще и Инспекторское управление.
— Это ваше личное поручение или всего Политбюро? — Чебриков задал вопрос, который напрашивался сам собой.
— Вы хотите спросить, знает ли об этом Генеральный секретарь? Отвечаю: не знает. Но вы можете ему об этом доложить и сообщить, что члены Политбюро обеспокоены ситуацией, складывающейся в Узбекистане. И на ближайшем заседании мы попытаемся об этом поговорить.
23 июня 1983 года, четверг.
Афганистан, Кабул, район Колола-Пушта
Геннадий Красницкий сидел в своем кабинете в подтрибунном помещении рядом с раздевалкой и изучал список футболистов, которых он на тот момент отобрал для сборной Афганистана. Тут же находился и Виктор Звонарев, который внимательно следил за тем, что делает его приятель.
— Мне кажется, тебе надо взять кого-то из тех ребят, кого ты вчера смотрел в Кабульском университете, — обратился к другу Звонарев.
Вчера они вместе ездили в этот вуз и смотрели за игрой студенческих футбольных команд. Однако Красницкому там никто из игроков не приглянулся. Вот и теперь, оторвав свой взгляд от тетради, он повторил то же, что сказал и вчера:
— Это дворовый футбол, а мы возрождаем сборную. А эти ребята даже для нашей третьей лиги не годятся.
— Но времени остается все меньше, а у тебя в команде некомплект, — напомнил о сложившейся ситуации Звонарев.
— Ничего, еще не вечер, — коротко ответил Красницкий, снова склоняя голову над тетрадкой.
В этот миг в помещение без стука вошел Амредин Кареми вместе с переводчиком — Абдуллой Рахманом, который на протяжении нескольких лет жил в Советском Союзе и хорошо знал русский язык.
— Геннадий, наши люди нашли еще одного футболиста, — сообщил с порога Кареми. — Хороший игрок, выступал за кабульский клуб «Маореф» почти пять лет.
— Как зовут? — машинально спросил Красницкий.
— Хазрат Паштун, живет на севере Кабула — в районе Колола-Пушта.
— Почему же вы его не привезли? — удивился Красницкий.
— Он отказывается играть — боится. К тому же у него жена вот-вот должна родить.
