Но где-то глубоко внутри я знаю, что это неправда.
Я могу снова испытать это чувство. Более того, всякий раз, когда я закрываю глаза и возвращаюсь к той ночи, я его испытываю. Это не просто абстрактный кайф, который я пытаюсь поймать. Это реально. Нужно просто вспомнить, как в неясном свете подведенные глаза Ганса казались озерами жидкой ртути, как двигались мои руки по его татуированному телу, ныряя в копну черных волос, как его губы ласкали мочку моего уха, когда он шептал слова: «Я тебя люблю», как составлялась и вырывалась наружу комбинация феромонов и эндорфинов… И все напрасно.
Когда бы я ни пыталась вызвать у Кена подобную любовную волну, он всегда просто отдергивает руки и отступает на шаг назад, как будто я сунула ему живую гремучую змею. Его тело как будто обведено меловым контуром на то время, что мы – нет, Я – занимаемся сексом.
Если бы Кен мог хотя бы иногда испытывать какие-то чертовы чувства, встречался бы со мной взглядом, брал бы мое лицо в ладони, прижимался бы ко мне лбом, говорил бы что-то милое – я же даже не прошу законченных фраз. Ну, если бы он мог, на фиг, хотя бы отстучать «Ты прекрасна» морзянкой по моей заднице, если уж ему так трудно произнести это вслух, – и вся эта глава была бы посвящена ему. А этого дневника вообще бы не было. Это было бы не нужно. Мы были бы как Джон и чертова Йоко.
И если уж мы тут о музыкантах, давай я расскажу, каким на самом деле был Ганс Оппенгеймер…
Даже несмотря на полное отсутствие страсти, я все равно до печенок люблю Кена Истона. На самом деле он – мое самое любимое существо в жизни. Я думаю, что люблю его даже больше, чем наших детей. (Вот честно, что эти мелкие сволочи со мной сделали?)
А он принимает меня, поддерживает и тихо исполняет мои желания даже без просьб или благодарностей с моей стороны. Он из тех людей, которые не начинают есть, пока все не сели за стол; которые в вагоне метро всегда стоят, даже если есть свободные места; кто складывает белье после стирки просто потому, что его надо сложить; и кто всегда позволяет мне выбирать ресторан. И, несмотря на такую повышенную вежливость и ответственность, Кен умеет ругаться, как матрос (даже в присутствии детей, и не только наших), и никогда не забывает подмигнуть мне, если я успеваю оценить его удачные действия. И еще, он всегда умудряется оказаться одновременно самым красивым и самым скромным мужчиной.
Я всегда и всюду хочу быть с ним. Я хочу, чтобы мы прожили вместе сто лет и умерли в один день. Я хочу, чтобы нас сожгли вместе, высыпали пепел в реку и чтобы этот смешанный пепел, кружась, как сливки в кофе, уплыл в океан. Я хочу, чтобы наши души (ладно, моя душа и то, что у него вместо этого, операционная система?) нашли бы друг друга на той стороне как можно быстрее, чтобы мы могли снова влюбиться и завести детей, и делать это снова и снова.
А еще я хочу, чтобы он оттрахал меня до потери сознания.
Кен подарил мне прекрасную жизнь, безопасную, наполненную смехом, интересными беседами, медовым месяцем в Париже и прекрасными детьми, которые хорошо обучаемы и у которых очаровательные носики, и у нас у каждого своя раковина и хорошо выстриженный газон. Мне бы только хотелось, чтобы оргазмы соответствовали оборкам, если вы меня понимаете. И я бы хотела, чтобы на этих оборках было вытатуировано мое имя, где-нибудь на видном месте и отчаянно непрофессионально.
Неужели я хочу слишком много?
24
Басисты держат ритм
Тайный дневник Биби
14 декабря
Со своим ростом, сложением, непокорной темной гривой и гигантским, глядящем налево членом, Ганс запросто мог бы быть дублером Томми Ли в этом секс-фильме с Памелой Андерсен – ну, если бы у него не было татуировок. У него была нежная, романтичная душа, скрытая в теле почти двухметрового басиста хеви-метал с ярко выраженным синдромом дефицита внимания. Благослови Его Господи, как я стала его называть, мог позабыть обо мне в любой момент.
Этот поганец каждый день говорил мне, как я прекрасна, – искренне, глядя в глаза и ласково гладя меня по щеке своей огромной мозолистой лапой. Он совершенно без всякого повода покупал мне огромные, пышные букеты цветов. Он при всех держал меня за руку. Красил мне ногти на ногах, глядя со мной «Секс в Большом Городе». Всякий раз, когда его родители куда-нибудь уезжали, Ганс притаскивал в их огромную ванную телевизор, чтобы мы могли роскошествовать в ванне в форме раковины, глядя, как Лилу и Корбен Даллас влюбляются друг в друга.
Но при этом Ганс действительно был таким импульсивным и так легко на все отвлекался, как я и описала это в своем фальшивом журнале для Кена. На самом деле тот эпизод, где Ганс свернул с дороги, заметив мерцание огоньков, был основан на реальных событиях. Это была влажная летняя ночь, как и в рассказе, и мы ехали по дамбе недалеко от дома родителей Благослови Его Господи. Мы не успели доехать до другого конца, как БЕГ внезапно тормознул, подогнав свой допотопный «БМВ» к краю моста, выдернул меня из машины и плюхнулся вместе со мной на перила, исполнив в процессе свой коронный номер повернуть-меня-в-воздухе-и-усадить-к-себе-на-колени. Я только успела изо всех сил вцепиться в него и зажмурить глаза, думая, что этот татуированный псих решил сигануть прямо в озеро.
В тот момент меня уже ничто не могло удивить. Я довольно быстро поняла, что с Гансом я могу только расслабляться и получать удовольствие.
Осознав, что мне не предстоит двадцатиметровый нырок в чернильно-темную воду, я открыла глаза и поняла, что так его захватило. Поверхность озера выглядела так, словно кто-то взял ночное звездное небо и расстелил перед нами, как одеяло для пикника. Миллион сверкающих точек мерцали и парили под нами, а еще миллион наполняли воздух прямо на расстоянии вытянутой руки. Я могла бы смотреть на это бесконечно, но БЕГ со своей эморекцией мне не дал.
Мы быстро вернулись в машину, где провели следующие полтора часа, занимаясь любовью и обнимаясь под звуки музыки и шелест воды внизу. Мы как будто оказались в волшебном стеклянном шаре, но вместо снежинок вокруг нас были звезды. Звезды были везде – в небе, в воде, звезды были нарисованы чернилами у него на коже, звезды сыпались у меня из глаз, когда я извивалась там, охваченная наслаждением.
Единственное, что помешало мне занести этот раз в историю в качестве лучшего секса в моей жизни, это то, что все это происходило в машине. Мне практически потребовалась пересадка кожи на коленях после всего, что они пережили той ночью, ударяясь о двери и центральную консоль.
Думаю, Дневник, вот так ты и понимаешь, что уже взрослый. Если ты достаточно стар, чтобы жаловаться на потертости, то ты тем более слишком стар, чтобы трахаться в седане у обочины дороги.
Встречаться с рокером (даже если он живет в пристройке к родительскому гаражу) было все равно что и иметь торт, и есть его. Как будто у тебя есть друг гей и ты можешь сидеть у него на лице. И тот, и другой разбираются в моде, косметике, сплетнях, чувствах и анальных экспериментах, но рок-звезда не заставляет тебя надевать страпон и заниматься Драккар-нуаром. Он просто это ценит.
