С учетом того, что я все еще продолжала разбирать свое барахло после того, как меня выгнал из дому якобы рок-звезда, который не мог к концу месяца собрать три с половиной сотни баксов, чтобы заплатить свою половину квартплаты, потому что просаживал их на нюхало и девок там, в «Игривом Пони», парень типа Кена выглядел просто фансексостически.
Я вообще не заговорила с Кеном в тот вечер. Он сидел и смотрел игру, а я сидела и смотрела на него, рассеянно отбиваясь от надоевших приставаний братцев Александер.
Эйтан и Девон Александер были парой симпатичных, наглых, харизматичных сволочей, которые соревновались друг с другом во всем. Эйтану только что исполнилось восемнадцать, но он мог дать своему старшему брату сто очков вперед в категориях «Самая Смешная История Вечера», «Парень, Трахнувший Самую Крутую Девушку Вечера» и «Самый Высокий Брат», но никогда не выигрывал в категории «Нассать в Самом Дурацком Месте После Пьянки». Этот титул навеки принадлежал Девону, более низкому и сердитому из братьев Александер. Однажды он умудрился помочиться на собственных родителей, спящих в кровати.
Ходили слухи, что, когда они проснулись и начали орать, чтоб он прекратил, Девон только поднял руку и заорал в ответ: «Заткнитесь ко всем чертям! Я знаю, что делаю!»
Люблю эту историю.
В защиту братьев Александер могу только сказать, что у меня самой была репутация девушки, которая, напившись, тащит мальчиков в ванную, чтобы показать им свой пирсинг во всех частях тела. Так что я уверена, что в своем депрессивном состоянии я выглядела, словно созревший фрукт.
Другим воспоминанием об этом вечере, кроме появления Кена и его крышесносной смены гардероба, остался Джейсон, ни с того ни с сего спрашивающий у Кена, как его фамилия. Мне еще показалось, что это странный вопрос, чтобы задавать его просто так, и я помню, что стала внимательно прислушиваться к ответу, одновременно задавая себе вопрос, почему это так меня интересует.
Может быть, потому, что я знала – то, что должно было сейчас сойти с губ Кена, не важно, каким нелепым или непроизносимым оно бы ни было, в один прекрасный день станет и моей фамилией.
* * *
Дни шли один за другим, и почему-то я все никак не могла избавиться от мыслей о преображении Марка МакКена. Мне хотелось снова увидеть его. Хотелось проверить, смогу ли я синтезировать этого черного неотразимого типа с его платоническим разговорчивым альтер эго. В моей голове это до сих пор были два разных человека.
И тут, спустя две недели, мироздание исполнило мою мечту.
По дороге в колледж я услышала по радио рекламу, сообщающую, что в Атланту приезжает Цирк Дю Солей и билеты поступают в продажу на следующей неделе. Мгновенно вспомнив о разговоре с Кеном месяц назад, я ухватилась за эту возможность и позвонила Джейсону.
Прежде чем он успел спросить: «Как дела?», я заверещала в трубку: «Пожалуйста, пожалуйста, позвони своему приятелю Кену и скажи ему, что он ведет меня в Цирк Дю Солей! Пожа-пожа-пожалуйста!»
На следующий же день, как раз когда я шла на лекцию по истории Египта, у меня зазвонил телефон. Номер был незнакомым.
Господи! Наверное, это Кен!
Это должен был быть он. На улице было слишком светло, чтобы это оказался Скелетон. Обычно его пьяные звонки раздавались где-то между полуночью и четырьмя утра. А этот человек звонил мне в два часа дня, что внушало достаточно надежды, чтобы ответить. Я глубоко вздохнула, по привычке подсознательно готовясь услышать взрыв ругательств, и нажала маленькую зеленую кнопку на своей «Нокиа». Едва услышав прикольное приветствие Кена, я счастливо выдохнула.
– Я тут услышал, что должен отвести тебя в цирк?
Кен предложил купить билеты, но под словом «купить» он имел в виду: «Я куплю эти билеты, а ты потом вернешь мне свою часть».
Ему повезло, что я выросла в доме, где не было совершенно никакой модели мужского финансового обеспечения. Моя мама готовила, убирала, вела хозяйство, зарабатывала деньги и заботилась обо всех. Мой отец был непрерывно курящим, глотающим таблетки, вечно безработным бывшим гитаристом самодеятельной группы, воплощением белого мужчины. Типичный вечер у нас дома был таким: мама приходила с полноценной работы, готовила вкусный ужин – ко времени которого отец как раз умудрялся вылезти из кровати – и потом призывала меня помочь убраться и вымыть посуду. В это время отец сидел в гостиной, пил, курил и подпитывал свою депрессию и тревожное расстройство, припадая к потоку тоски и отчаяния (новостей CNN) до того момента, пока не начинало светать.
Вот ей-ей, Кен должен был бы послать им открытку с благодарностью.
Повесив трубку и впорхнув в класс истории искусств, я начала медленно осознавать, что только что назначила свидание с парнем, который мне нравился, и произошло это через месяц. Для одинокой студентки колледжа это было все равно что десять лет. К тому времени я могла бы забеременеть от сенатора. Сделать татуировку в виде солонки и перечницы, влюбившись в официанта в «Макдоналдсе». Оказаться в тюрьме за то, что «случайно» подмешала родителям мышьяку в косяк.
К счастью, как раз в эти выходные у Джейсона собиралась очередная тусовка.
* * *
Кен выглядел просто очаровательно. Он был не в черном, который мне так нравился, но его голубая рубашка была в цвет глаз, а темно-серые брюки были сшиты из какой-то мягкой ткани и драпировались на бедрах. Это был не панк, не эмо, не рокер, не байкер. Это был взрослый мужик с хорошим вкусом (и очень красивым телом), пришедший на вечеринку после работы. И он мне, на удивление, нравился.
Мы проболтали всю ночь. Было так странно общаться с кем-то, кому я назначила «свидание», но до кого пока ни разу не дотронулась. Так что я до него дотрагивалась – и часто.
Если я выходила покурить, то тащила Кена за руку в холодный мартовский вечер. Если мне хотелось еще пива, я волокла его за мизинец к маленькому холодильнику в углу Джейсонова подвала. Я вцеплялась ему в локоть и шептала на ухо любую фигню про кого-нибудь из окружающих. И он позволял мне все это, глядя на меня и улыбаясь, и наклонялся ко мне, чтобы рассказать какую-нибудь забавную историю о людях, которых я не знала.
Это был завораживающий расклад. Я была очевидной альфой, но Кен был сам по себе и держался со спокойной уверенностью. Я так и представляла его в отглаженной рубашке и галстуке, сидящим в офисе за своим столом и увольняющим людей направо и налево.
«Бум. Вы уволены».
«Бум. Заберите свои вещи».
Этот человек был боссом. И он позволял мне командовать собой.
Когда пришло время уходить, это не я вытащила Кена к своей машине (хотя это выглядело именно так). Это он позволил мне тащить его. А когда я кинулась на него и обхватила руками за шею в преувеличенном прощальном объятии, сила, с которой он обнял меня в ответ, захватила мое дыхание. Я рассчитывала чмокнуть его в щеку и отбыть прочь в легкой и ненавязчивой чмок-увидимся-пока-пока манере, но вместо этого обнаружила себя плотно прижатой к его телу, словно ничего не подозревающая щепка, налетевшая на электронный забор.
