И ни разу за все это время Рыцарь даже не намекнул мне, что ожидает чего-то взамен, что было хорошо, потому что вообще-то он только этого и хотел. И, хотя я еще не видела его своими глазами, я до потери пульса боялась одноглазого монстра, живущего в его штанах. Каждый раз, когда мы возились, эта штука так разбухала, что вылезала из-под пояса его узких джинсов, заползая под прилегающую майку, и упиралась в ребра еще до того, как мы начинали делать хоть что-то. У меня не было никакого опыта обращения с мужскими членами, но было хорошее пространственное воображение, и я понимала, что эта штука не поместится в меня ни за что на свете.
Как я и ожидала, после звонка Рыцарь ждал меня у выхода. Я увидала его раньше, чем он заметил меня, и заметила, как выражение его лица изменилось с убийственного на умиленное, стоило ему увидеть меня. Его рот сдвинулся на сторону в одобрительной кривой усмешке, когда его глаза быстро скользнули по моему телу, отчего у меня по спине пробежала ледяная дрожь. В следующую секунду мою талию обхватили твердые руки, твердый рот накрыл мой собственный, а особенно твердая и пугающе большая выпуклость прижалась к моему животу.
Боже-боже-боже-боже-боже…
Моя кровеносная система переполнилась адреналином. Пульс стучал в ушах, как водопад, и единственное, что прорывалось сквозь этот белый шум, был визг моего сознания: Борись или беги! Борись или беги!
Впрочем, шум стих, когда Рыцарь прошептал мне на ухо: «Ты прочла мою записку?»
Я тяжело сглотнула и кивнула, не в силах вспомнить, как разговаривают.
«Пожалуйста, только не спрашивай, люблю ли я тебя. Пожалуйста, не говори со мной об этом. Давай просто покончим с этим, и все».
Рыцарь отодвинулся от меня ровно настолько, чтобы наши глаза оказались напротив – теплые зелено-карие и ледяно-голубые. Когда он смотрел на меня вот так, меня охватывал паралич такой силы, что я даже не могла моргать. А дыхание требовало направленных усилий.
– Так я это все всерьез.
Глыть.
Прежде чем я смогла сформулировать какой-нибудь ответ, за который меня не расчленили бы на месте, Рыцарь содрал рюкзак с моего плеча и закинул себе за спину. В том, что он носил мой рюкзак, не было ничего нового, но в тот конкретный день казалось, что он берет его в заложники.
Собственнически обнимая меня за плечи, Рыцарь провел меня через всю лужайку в сторону парковки для учащихся, где его пятиметровый монструозный пикап, который он сам собрал из запчастей, торчал над остальными «Хондами» и «Фордами», как отвесный утес (как будто бы он мог еще больше унизить остальных наших соучеников).
Каждый день Рыцарь приводил меня к этому передвижному памятнику тестостерону, и каждый день я наблюдала, как ребята, с которыми я только что пересмеивалась и обменивалась записками, один за другим опускали глаза и отворачивались.
Я их не винила. Рыцарь совершенно ясно давал всем понять – я его, а неправильно взглянуть на то, что принадлежало ему, было критически опасным для здоровья этого несчастного.
В полной тишине мы выехали с парковки в направлении дома Пегги. Порнографическое признание в любви от Рыцаря прожгло дыру в моем кармане и в моем мозгу.
Мы переступали грязный прогнивший порог этого дома не одну сотню раз, но в этот необычно теплый декабрьский день, последний перед зимними каникулами, я знала, что какая-то часть меня останется тут навсегда.
Рыцарь немедленно исчез на кухне, а я топталась на крошечном куске паркета, который Пегги любила называть фой-е. Прямо впереди была гостиная, обставленная коричневой кусачей мебелью, а за ней был вход в кухню, где было слышно, как Рыцарь чем-то грохочет.
Вместо того чтобы, как обычно, взять себе пива и усесться на диван, я стояла, окаменев и не зная, куда идти и что делать. Прежде чем я успела сочинить план спасения, Рыцарь пришел из кухни. Он казался страшно довольным собой. Подойдя ко мне босиком – когда он только успел снять ботинки? – он схватил меня за руку и, не говоря ни слова, потащил меня по прогибающимся, скрипящим ступенькам в бывшую спальню Колтона.
Я была там раньше только однажды, но там все оставалось точно так, как я помнила, – плохо обставленная, безликая и печальная спальня. Колтон никогда не жил там настолько долго, чтобы как-то украсить ее, а Пегги была слишком подавленной и безразличной, чтобы думать об этом. Мелкая деревянная мебель, казалось, пришла сюда из кукольного дома 50-х годов и с тех пор только покрылась слоем канцерогенов.
Когда мы вошли, Рыцарь отпустил мою руку и повернулся ко мне лицом. «Ты мне веришь?»
Да ни хрена!
Я тяжело сглотнула, выпрямилась и заставила себя встретиться с ним взглядом. «Хотелось бы».
Встречаться с ним глазами никогда не было легко, но в этот раз я чувствовала себя так, как будто смотрела в два ружейных ствола. Меня поймали, отогнали от стада, приготовили. И вот она я, стою перед ним, как чертова призовая телка.
Рыцарь отвел свои синие прицелы от моего лица и провел ими по всему моему трясущемуся телу. Его рот и пальцы вскоре последовали тем же курсом, попутно вынимая булавки из моей юбки, которая скоро свалилась клетчатой кучкой на ковровое покрытие пола. Предавшись своей судьбе, я глубоко вздохнула и стянула с себя футболку и лифчик с прокладками (большими), добавив их в растущую кучу одежды на полу.
Рыцарь лениво скользил ртом по моему телу вверх и вниз, останавливаясь, чтобы ущипнуть или прикусить каждый перламутрово-розовый сосок, попадающийся ему на пути. Мои руки, как обычно, оказались на его плюшевом затылке. Я не могла удержаться. Голова Рыцаря была самым мягким из всего, что я когда-либо трогала, и чем дальше, тем, казалось, я находила все больше и больше причин ее трогать.
Как мог кто-то, на кого мне было так страшно смотреть, быть таким кашемирово-мягким под моими пальцами, напоминать на вкус мяту и пахнуть свежевыстиранным бельем и теплым мускусом? Когда мои глаза и мой мозг отрывались от этого уравнения, остальные чувства тоже оживали во всех местах, где мы с ним соприкасались.
Ко времени, когда я распробовала зимнее дыхание Рыцаря, он довел меня до такой степени похоти и желания, что я забыла, что на мне еще надеты трусы. Собственно, я вспомнила о них, только почувствовав, как его пальцы скользнули между моими бедрами и тонкой полоской ткани, прикрывающей их. Вместо того чтобы спустить их с меня и продолжить процесс соблазнения, Рыцарь задал тон грядущим событиям, схватив мои лиловые трусики за края и растянув их так, что они порвались. Я испустила легкий изумленный вскрик, за которым тут же последовал еще один, более громкий, когда он поднес мои рваные трусы ко рту и медленно провел языком по неприлично большому мокрому пятну.
Поглощая это доказательство моего желания, в котором я не хотела признаваться даже сама себе, Рыцарь не отрывал от меня взгляда, а затем снова начал целовать меня. И в этот раз я почувствовала на его губах вкус секса, и меня потрясло то, что мне это чертовски нравится.
