Скоро в сознании Фрэнки не осталось вообще мыслей, кроме одной: она мечтала остаться с Максимом наедине. Срочно. Потому что еще пару минут, и она взвоет… Огонь по венам распространился молниеносно: в грудь, в живот, в руки и ноги. Там, где девушки касался Максим, казалось, оставались следы. Жар сосредоточился между ног, но вместо того чтобы их сдвинуть, Фрэнки расставила их немного шире, приоткрывая губы на выдохе. Ей было все равно, где она и кто может увидеть. В глазах все равно потемнело, так какая разница? А Егерь тем временем просунул два пальца под кромку шелкового белья и… остановился, а потом убрал руку. Сначала был шок разочарования, а потом нахлынула ярость. «Сволочь. Мстительная сволочь!»
Отец и Сталин заговорили о бытии, о законах их собственного сочинения, и снова завязалась беседа: сотрапезники ожидали второе блюдо. Иосиф начал обычную долгую лекцию, это минут на десять, и все будут сосредоточены исключительно на нем.
— Наша маленькая Франсуаза, например, считает, что у добра и зла есть цвет. А я убежден, что у них есть лишь одно: точка зрения. Под каким углом посмотришь, то и увидишь. Вот я — сама доброта, но некоторые не понимают этого из-за узости мышления…
Фрэнки поболтала ложкой суп в тарелке, притворяясь, что все еще ест, а левую руку опустила вниз и положила на любезно подставленную ладонь Максима, переплетая пальцы. Они держались за руки, и Фрэнки млела, ожидая, что вот-вот откроет в себе птицу Феникс и станет пеплом, до того душно ей было. Она снова выпила воды, а потом потянула за глухой ворот платья, чтобы дохнуть.
До боли закусив губу изнутри, Фрэнки очень медленно передвинула замок из пальцев себе на бедро со съехавшей вверх юбкой, отпустила руку Максима и положила свою ладонь поверх нее, умоляя продолжать, но Егерь игнорировал ее будто нарочно.
— Дочка, ты плохо выглядишь. Тебе дурно? — раздался обеспокоенный голос матери.
— Она отравилась кальмарами. Так и знал, что в суп подсыпали отраву! — возмутился Иосиф, но госпожа Столетова, поправив слуховой аппарат, возразила скрипучим старческим голосом:
— Причем тут кальмары, Йося? У нее кавалера увели. Сайгона. Такого мужчину нельзя без подпитки держать, правда, Зоя? — она с высокомерным злорадством повернулась к хозяйке вечера, и та от неожиданности опрокинула бокал с вином. Мама налегала на спиртное каждый вечер. — Чего молчишь? Ты ведь сама мне про этого богатыря-байкера рассказывала, слюни пускала.
Госпожа Столетова, несмотря на возраст, за словом в карман не лезла, а благодаря интернету знала очень многое о современных тенденциях моды и секса. Невероятно гибкий ум и богатый запас сарказма.
Стерва Зоя онемела от напора стервы высшего ранга. Дворецкий тут же заменил маме бокал, а официант наконец подкатил новую тележку со вторым блюдом. Вот только никому уже не было дела до лобстера: Сталин отказался принимать пищу, Роберт задумчиво глядел в никуда, явно вспомнив о Юле, старуха сорвалась с цепи, а у мамы отнялся язык.
Только у Сатаны, казалось, аппетит не пропал, а усилился. Он с удовольствием принялся за ароматного лобстера, обложенного деликатесами всех цветов радуги.
— Сайгон, — вдруг подал голос Максим и до боли сжал запястье Фрэнки над браслетом, обхватив пальцами, как кандалами. — Какое интересное имя. Он из Вьетнама?
Фрэнки сглотнула и безуспешно попыталась вырвать руку.
— Какой Вьетнам, он из Башкирии, — вяло ответил Роберт и зачем-то добавил: — Этот Сайгон — первая любовь Фрэнки. Первая любовь — это трэш, господа.
— М-м, как любопытно, — с показной веселостью поддержал беседу Максим, еще крепче стискивая несчастную кисть Фрэнки.
— А чего ж не любопытно, внучек. Такие мужчины требуют особого ухода, ежедневного. Как Ацтек. Помню, Фрэнки бабочкой порхала во дворе, когда они с этим образчиком мужской силы познакомились. Зоя тоже порхала. Да, Зоя?
Старуха назвала Максима внучком?! Что-то непонятное творится: Иосиф взглядом одобрил Егеря, теперь и его мать нашла второго в своей жизни человека, которого не презирала. Но задуматься глубже об истоках подобного чуда времени не было, потому что Максим определенно забыл, что сжимает не салфетку, а чужую конечность.
«Он мне кости сломает», — в отчаянии подумала Уварова и, схватив разделочную вилку со стола, ткнула ею в руку Максима. Тот дернулся и наконец выпустил добычу из хватки. Фрэнки потерла тонкое запястье и поправила браслет.
— Зоя тоже хотела бы такую любовь, — вмешалась ехидная старуха. — Да кто ж ей даст! — она засмеялась, источая каркающие звуки.
Мама резко поднялась и с видом оскорбленного достоинства произнесла:
— Прошу простить. У меня разболелась голова.
Мужчины поленились даже подняться в знак уважения, а вместо этого продолжили «добивать» безумный вечер.
— Сайгон — это твой клубный? Из «Вонга»? — уточнил отец. Ясно же, что он на ревность Максима провоцирует. Не понимает, что ли, что уже не нужно этого? Дело и так сделано! Он же сейчас отношения между Максимом и Фрэнки накаляет! Но откуда отцу было об этом знать?.. Поэтому она утвердительно кивнула. Снова хотелось пить, но Фрэнки, боясь пошевелиться, лишь облизала губы, на которых давно не осталось бесцветного блеска.
— Ты на гонки уже записалась? — это уже брат снова ожил.
— Н-не решила еще. В понедельник дам ответ.
— Ты участвуешь в гонках?! — холодный тон Максима заставил вздрогнуть. То, что он обратился к ней на «ты», и сам непозволительно личный тон обращения могли покоробить кого угодно, но Сатана только довольно сжал губы, не сдержав победного смешка в кулак.
— Это мотогонки, знакомая мне стихия, — оправдалась Фрэнки.
— Еще бы ей не согласиться! На нее ведь Сайгон будет смотреть! Вдруг передумает и бросит своих шалав, вернется к нашей Фрэнки, — дребезжала Столетова, и Франсуаза не выдержала. Она поднялась, опрокинув кресло, и процедила:
— У меня тоже голова разболелась! В суп действительно добавили какую-то гадость! Так что на вашем месте, Иосиф Иларионович, я бы не ела, а выпила активированного угля. Всем спокойной ночи.
Она развернулась, но сделала лишь несколько шагов, когда Сатана рявкнул:
— Стоять!
Она встала как вкопанная.
— Максим, любезный, можешь обсудить перемирие с Франсуазой, если тебе это еще представляется возможным.
Фрэнки, не поворачиваясь, услышала, как медленно поднялся Егерь. Он подошел и вежливо предложил руку, хотя от него исходила угрожающая ярость. Пришлось так же наигранно вежливо улыбнуться и выйти с ним из столовой. А у самой сердце похолодело от дурного предчувствия. Что-то будет…
Глава 18
Максим потащил Фрэнки за собой по коридору, уже не пытаясь притворяться спокойным, и не остановился, пока они не вышли во двор через главный вход, оказавшись на крытой террасе с белыми колоннами. Вдоль дорожек, разделенных клумбами, горели фонари: их специально включали для Столетовых, чтобы ноги не поломали в темноте, возвращаясь к себе.
