Вот только просто в жизни Егеря не бывало никогда, и он, давно смирившись с этим, машинально выбирал самый трудный путь.
«А не надо было отказываться от перемирия, Фрэнки», — сказал он образу девушки в своей голове и сделал музыку громче.
Глава 20
В субботний полдень Франсуаза сидела на кухне, болтая ногами в лохматых тапках, и ела мюсли. Волосы были собраны в растрепанный пучок на макушке, на лице ни грамма косметики. В душе — непонятно что и пеплом присыпано.
Фрэнки проигнорировала задания контракта и просто приходила в себя, отсыпаясь перед боем. До обеда она успела много всего: выгуляла Ацтека, выбрала гардероб на следующую неделю, а также наведалась к маме в салон красоты, чтобы навести марафет. Маникюр, педикюр, маска для лица; плановый сеанс лазерной депиляции состоялся еще две недели назад, что очень удачно. В общем, Фрэнки настраивалась на победу скорее как спортсменка, а не воин. Войну она не понимала. Спорт — обожала.
Мама во время процедур отмалчивалась, явно избегая разговоров о Сайгоне. Вот это старуха Столетова задала жару вчера! И как-то Фрэнки ее даже зауважала, причем не абстрактно, как раньше, а именно по-человечески, даже по-женски. Интересно было бы узнать, кто на самом деле является отцом Иосифа. Столетова сегодня праздновала юбилей в самом дорогом ресторане Москвы, но Фрэнки туда решила не идти, сославшись на мигрени.
Она было собиралась заскочить в «Константу», чтобы изъять «жучок» из кабинета отца. Но папа на работу сегодня как на зло не поехал, поэтому нужно было написать первое в жизни сообщение Максиму.
Отправив в рот очередную порцию мюслей с голубикой, Фрэнки облизала ложку и снова посмотрела на смартфон, который лежал рядом и нервировал. В итоге она набрала текст: «С. на работе сегодня не будет, в кабинет зайти не смогу».
— Отпра-а-вить.
Фрэнки подогнула под себя одну ногу и принялась ждать. Минута, две, три… Десять.
— Издевается, — заключила девушка.
Через полчаса пришел сухой ответ: «В понедельник крайний срок».
«Так точно, сэр», — напечатала она.
Очень хотелось еще что-нибудь написать, но слова так и не нашлись. Фрэнки понимала, что могла хоть кричать о любви к Максиму, теперь он все равно не поверит. Видимо, так работал его инстинкт самосохранения: кто соврал ему один раз, тот получает бирку «предатель» на веки вечные. У самой же Фрэнки был очень высокий кредит доверия. Первым, кому она боялась поверить, стал Егерь. Но она собиралась изменить ситуацию и переступить через свой страх, который уже напоминал фобию. «Максофобия, не иначе».
Задание на завтра, на воскресенье, казалось почти привычным: всех посылать, испортить открытие Недели моды «DOLL», организованную модным домом Езерских. Коллекция «Весна-лето». У них подобные мероприятия проходили масштабно, с приглашенными звездами.
Срывать Фрэнки ничего не собиралась, максимум — устроить небольшой инцидент, чтобы было чем отчитаться перед отцом. Все-таки массовое мероприятия, о нем в газетах напишут, и если вообще пакостей не устроить, то отец заподозрит неладное.
К заданиям Франсуаза добавила и еще одно, со следующей недели: смена имиджа. Она вознамерилась заявиться на открытие в стиле «стерва года». В общем, Фрэнки бежала впереди паровоза. Нет, не так… Она перевыполняла план! Вот.
Светка в воскресенье утром прислала сообщение: «Прости меня, я вела себя некрасиво. Ты же меня не бросаешь, подружка?»
Фрэнки не знала, что ответить. Света была немного токсичным для нее человеком, но и поддерживала часто в прошлом, пусть и не вникая в суть проблем.
«Нет, конечно. Ты не сумка, чтобы тебя бросать», — в итоге написала Фрэнки.
«Отлично! Ты на показе в «Доле» будешь?! Я иду!!! Меня пригласили, представляешь?! Тетка достала приглашения, там актеры будут из моего любимого сериала».
«Поздравляю! Да, я там буду».
«Круто! Может, тогда и с тетей моей еще раз по поводу проекта поговоришь? Дай шанс человеку, а?»
И как кирпич из горла в желудок: бух! Так ощущается разочарование.
«До встречи», — отписалась Фрэнки, уйдя от прямого ответа.
Она в прострации просидела на стуле перед зеркалом почти два часа, избавляясь от горько-кислого токсина, который в нее впрыснула Светка. Нельзя впускать в душу кого попало, иначе потом трудно игнорировать дискомфорт, когда в эту душу плюют. И ведь не обвинить Светку в этом: Фрэнки сама ее впустила, отмахиваясь от скрытых подколок и стараясь обращать внимание только на достоинства подруги. Так что сама виновата.
И в ситуации с Максимом тоже сама виновата, потому что не сказала ему правду, когда была возможность. Что посеешь, то пожнешь… Но откуда же она знала, что Егерь — настолько ранимый и злопамятный человек?! И вдруг вспомнились его слова: «У меня кубиков мало, и характер отвратительный». С кубиками-то у него все в порядке, а вот по поводу характера не соврал.
— Натворила ты делов, теперь расхлебывай, — поучительно сказала себе Уварова.
На стене в ее комнате висели резные часы с кукушкой, но птица не орала на весь дом, отсчитывая время, потому что однажды спросонья, в разъяренном состоянии, Роберт сломал звуковой механизм внутри.
Кукушка показалась из домика и беззвучно открыла рот. Час дня. Открытие показа назначено на четыре. Пора собираться. В дверь пунктуально постучали: мамин стилист пришел.
— Привет, Френик-беник, — поздоровался Клаус. Он был немцем по происхождению, но прожил в России всю жизнь. Для статуса он специально говорил с немецким акцентом, хотя и не обладал им в обычной жизни.
— Привет, Клаус.
— Что будем творить, детка? — воодушевленно спросил он, подходя и сразу подхватывая расчесанные волосы Фрэнки, растягивая их полотном в руках. Клаус обожал делать Франсуазе прически.
— Будем создавать стерву.
Клаус изумленно воззрился на отражение девушки в зеркале.
— Зачем? — искренне расстроился он.
— Хочу соблазнить мужчину. А для этого нужны внезапность и напор. Он должен увидеть меня такой, какой еще не видел. А не видел он меня в образе стервы.
— Да это святотатство, хоть и высокопрофессиональное! — возмутился он, но вынужден был замолчать, когда Фрэнки предупреждающе приподняла брови. Клаус тяжко вздохнул. — Ну хорошо. К счастью, мои золотые руки неспособны испортить красоту, даже если заставляют.
…В три часа Фрэнки стояла посреди комнаты, разглядывая себя в зеркале и позволяя Клаусу завершить образ мелкими штрихами.
Прическа была простой: высокий густой хвост, лоснившийся чернотой, как бок Ацтека. Но волосы свисали до талии, оплетенные почти незаметной серебряной цепочкой, а на кончиках их фиксировали металлические насадки-шипы, утяжеляя. Макияж казался невесомым, легким, хотя Клаус нанес слой элитной штукатурки. Такой качественный мейк-ап умел делать только он. Глаза с черными густыми стрелками и дымчатыми тенями выделялись особенно красиво, делая взгляд роковым. Бледная кожа, немного персиковых румян, помада темно-вишневая.
