— Она всю жизнь истерит, я думал, все привыкли. Сядь!
Фрэнки присела на подлокотник дивана, обитого грубым серым хлопком, и собралась с мыслями, чтобы врать и еще раз врать.
— Слушай меня. Нам нужен «Дол». Если ты меня подведешь, то мы можем потерять все.
— Кто… з-звонил?
— Не твое дело.
— Ты во что-то замешан?
— Я сказал: не твое дело! Я решу вопрос. А ты приложи усилия ради семьи, иначе плохо будет всем нам. Сейчас уже поздно менять тактику, и если с «Долом» не получится, мы окажемся на улице. Какие у тебя продвижки?
— Я… м-м… Дело в том, что «Дол» — банкрот. И я знаю, как перекупить акции, нашла лазейку.
— Если требуется помощь, дай знать. Это слишком серьезно сейчас.
— Нет-нет, у меня все получится. Если ты покажешься на горизонте, то сделка сорвется.
— Хорошо. Ты постарайся, дочка. Тем более для умирающего отца.
— Конечно, пап, не сомневайся. После того, что я сделала с Афелием и после того, что вытворяла с Максимом — а он просто ураган, ужас, я думала, меня стошнит! — так вот после всего этого мне море по колено.
— Замолчи! Все. На выход!
Отец все еще был на взводе, даже руки дрожали. Фрэнки не стала щипцами из него тащить правду о том, в какую именно грязь он вляпался. И кто ему угрожал? Все равно ведь не скажет. Но отцовское беспокойство передалось и ей, и она, еще раз пообещав все уладить, вышла из кабинета.
Она не сказала отцу, что Максим улетел на несколько дней, соврала, что близка к тому, чтобы перекупить акции… Но какую тайну скрывает Сатана? Неужели у семейства Уваровых появилась реальная проблема, а не плод отцовской паранойи?
«Давай встретимся завтра в обед», — написала она Боре. В последние дни кошмарно не хватало общения с друзьями.
«А ты решила вопрос с Робертом и фотками?»
«Брат обещал все решить».
«Вот когда решит, тогда и звони. Но если фотки всплывут, я твоего брата голыми руками на куски порву».
«Я тебе не позволю. Подбирай слова, ладно?!»
«Знаешь, смотри не заиграйся, а то стервой становишься, причем бездумной».
«Да пошел ты».
«Пошла и ты».
Вот и поговорили. У Фрэнки до того тошно стало на душе, что она готова была отказаться от всего и уехать на какой-нибудь маленький необитаемый остров. Как же она завидовала Робинзону Крузо!
Максим не писал больше, и Фрэнки, не представляя, что теперь делать с «Долом», с «Константой» и собственной жизнью, следующим же утром «продала» надежному человеку из «Вонга» своего коня. На работу даже не пошла ради этого, провела полдня в суете, которую специально преувеличила, лишь бы отец был в курсе. Фрэнки теперь вела себя более осторожно, опасаясь, что Сатана заподозрит ее в неисполнении уговора.
Если бы она могла обсудить дела с Максимом! Если бы отец признался, во что влез и насколько это опасно! Но Фрэнки держали в неведении, и она сходила с ума, зайдя в тупик. Без Максима было плохо, хотелось видеть его, касаться, чувствовать… и к концу среды началась ломка. Фрэнки набирала на телефоне сообщения с мольбами вернуться, но не отправляла их.
«Первая любовь — это трэш, господа», — вспомнились слова Роберта. И трудно было с ним не согласиться.
Глава 24
Сайгон напомнил, что в пятницу после обеда гонки, вообще-то, и хорошо бы Фрэнки подготовить свой мотоцикл. Он уже заменил тормозные колодки, провел полную проверку — и гоночная желтая «Ямаха», которую Фрэнки обкатала еще год назад, готова к бою. Колеса у байка были спицованные, переднее — больше заднего; каждая деталь должна размером соответствовать регламенту.
Сосредоточиться на гонках оказалось до черта трудно. И все же, надев под пальто пиджак Максима, подаренный с барского плеча, Фрэнки отправилась на юго-запад, чтобы посмотреть участок, где пройдет гонка типа «эндуро», или «дура», как называл ее Сайгон. Десять самых крупных клубов России собирались участвовать в этой гонке. Они не были соперниками в открытую, но конкурентами все же являлись, несмотря на мирную политику.
Стереотипный образ байкера-наркоши, который только и делает, что рассекает по дорогам в поисках проституток, очень трудно выжить из общества. Но Сайгона не волновали стереотипы, он просто делал бизнес, наплевав на чужое мнение. Именно он был организатором этой ежегодной гонки, в которой ставились шальные суммы (спортивное прошлое и бизнес-чутье сошлись в нужное время в нужном месте).
Сайгон специально выбрал «не сезон», когда настоящие спортсмены уже не выходят на трассу, разве что для гонок на льду. Эндуро по правилам занимает несколько дней и этапов, но среди для этих соревнований подошел простой формат — однодневная «дура», а если быть точнее в терминах, то «бахи». Четко, быстро, без проволочек. Идею Сайгона четыре года назад спонсоры не поддержали, а теперь, оценив огромные доходы организатора, пытались «отжать».
Казалось, что гонки испортят имидж байкеров как «братьев», но на деле все оказалось проще: мероприятие провозгласили благотворительным. Мол, это одно из ежегодных благотворительных проектов байкерского движения. Так оно, в общем-то, и есть. Но мероприятие — закрытое для чужаков и дорогое, как в бойцовском клубе, с большими взносами от участников и высокими ставками от зрителей. Зевакам разрешалось создавать массовку, но если они не являлись членами клуба или приближенными к ним, то ставку сделать не могли. В гонках участвовали очень дорогие модели, и после «прокачки» состоятельные члены клубов решали, в какую модель вложиться деньгами, кого спонсировать. Это было соревнование не только между конкурирующими клубами, но и между производителями мотоциклов.
Фрэнки мало вникала в законы подобного бизнеса, но знала, насколько опасным он может быть. Не потому, что байкеры — без тормозов, а потому что тормозов частенько нет у бизнесменов. Большие деньги всегда сопряжены с чередой желающих их отнять. Отец, например, пытается отнять все у Максима. А Максим — у Фрэнки. Закон природы, видимо. Дикой природы.
Но что интересно, именно рядом с Сайгоном Фрэнки чувствовала себя уверенной в себе женщиной. Не «марионеточкой», как рядом с отцом. И не ревнивой малолеткой-истеричкой, как рядом с Максимом. В «Вонге» она просто была сама собой, потому что Сайгон доверял ей и видел в ней равную, ничего не требовал, не давил на мозг.
Сайгон… Господи, она уже и забыла, какое у него имя: Дмитрий Байсаров. Но назвать мужчину «Димой» как-то язык не поворачивался, а тем более — Димочкой. Прилюдно. Он тогда голову свернет и вместо фары приделает. Когда знакомились, он представился именно так: Сайгон. С тех пор так и повелось.
Мама свою машину разбила пару недель назад, и одолжить не у кого было, а таксист по дороге пробил колесо. Так что в «Вонг» Фрэнки добиралась чуть ли не на оленях, и когда наконец вошла в огромный, похожий на брошенный аэропорт, «бункер», то была не в себе. Без Максима жизнь казалась невыносимо тесной, душащей, как будто воздуха не хватало. Хотелось метаться, чтобы освободить немного пространства, но метания только истощали.
