Пора подключить Верочку, пусть разведает, что происходит.
…Константин вернулся домой только к шести часам, еще не рассвело. Когда-то он ненавидел это место всей душой, но Зоя вдохнула сюда новую жизнь. А сейчас снова никаких чувств, кроме ощущения сырости и зимнего ветра.
Уваров хотел подняться к себе, но вместо этого заглянул к Фрэнки. Та спала, свернувшись в кресле, рядом с кроватью, на которой развалился Роберт. Чувство тоски захлестнуло Константина, когда он заметил незнакомую девушку, которая лежала рядом, укрывшись покрывалом. Но воспоминание нахлынуло не о тех временах, когда он думал, что любит Катерину, а о тех днях, когда они с Зоей поехали на горнолыжный курорт и он слетел с трассы. Зоя не оставляла его ни на минуту, носилась с дурацкими компрессами.
Костя всегда знал ответ на вопрос: почему Катя не уехала с ним. Потому что себя любила сильнее.
И он всегда знал, почему Зоя когда-то ни перед чем не остановилась, чтобы заполучить Константина Уварова. Потому что у нее нет страхов, когда она действительно чего-то хочет. И не важно, любовь это или нет. Это преданность. Не собачья, не рабская, а преданность одного человека другому. И странно было думать о том, что болезненные отношения с Зоей оборвутся. Ничего не останется из того, что связывало их.
Тихо прикрыв дверь дочкиной комнаты, Константин пошел к жене. Он так давно не заходил в ее спальню, что не сразу вспомнил, где она находится, за которой именно дверью в бесконечном коридоре.
Зоя спала, укрывшись одеялом до самых глаз. Стараясь не разбудить ее, Уваров лег на второй половине кровати поверх одеяла и, поморщившись, медленно, через боль, выдохнул. Он никогда не засыпал без снотворного, но сегодня ему было так плохо физически, что он провалился в сон в считанные минуты, ощущая непривычное умиротворение от знакомого пряного аромата духов.
* * *
Фрэнки проснулась от визга матери и поначалу решила, что в доме — очередная ссора. Тело отекло от проведенных в кресле часов, а руку заломило от боли при первом же движении. Пора принять обезболивающее.
Но крик матери насторожил. Странно. Фрэнки глянула в окно: рассвело недавно. Рань такая… Мама никогда бы в субботу на рассвете не проснулась. Набросив теплый халат поверх джинсов и майки, в которых уснула, Фрэнки торопливо пошла в сторону маминой комнаты. Там уже стояла гувернантка, которая тоже вслух голосила. Сердце упало.
— Мама?!
Но та не отреагировала, продолжая кричать в трубку. Она звонила в скорую, чтобы прислали вертолет, как поняла Фрэнки. Но зачем? Кому плохо? И тут взгляд упал на кровать.
— Папа! О Господи, что с ним?!
— У него, наверное, приступ, — провыла гувернантка, и у Фрэнки ноги подкосились.
— Сказали, двадцать минут, — выдохнула мама и бросила трубку на пол. — Вот же ты скотина! Даже умирать пришел ко мне, сволочь, с собой в ад забрать надеялся! — Зоя, вопреки грубым словам, подошла к кровати и, опустившись на колени, погладила мужа по голове. Отец не шевелился.
— Он меня разбудил буквально минут пять назад. Открываю глаза, а он говорит: Зоя, мне плохо. Посмотрел на меня и потерял сознание. Но дышит… он же дышит?! Дочка, ты проверь.
Фрэнки зажала рот рукой, а потом подошла и проверила у отца пульс. Слабый.
…Так начались два бесконечных выходных дня, которые Франсуаза провела в реанимации, в коридоре с мамой. Роберт с Юлей остались за старших в «Таре», а с Максимом Фрэнки решила не связываться. Захочет, позвонит.
В воскресенье отца перевели в отдельную реанимационную палату, а вечером он позвал Фрэнки к себе. Видеть Сатану настолько беспомощным было непривычно и неприятно. Он лежал под капельницей, на экране ползла кардиограмма, подтверждая, что у Константина Уварова есть сердце. И от этого сердца ему в жизни, увы, одни проблемы.
За прошедшие два дня Фрэнки многое передумала, осмыслила. Теперь она собиралась поступить по совести, разрубив тот узел, который душил два семейства так много лет.
— Фрэнки…
— Я здесь, папа.
— Собирался сказать… не успел, — он очень медленно вдохнул и тихо продолжил: — Завершай сделку о покупке акций.
В этом весь отец: он и на смертном одре о бизнесе будет печься.
— Если ты расскажешь мне правду, то я так и поступлю.
— Не смей…
— Расскажи мне. Иначе я соберу чемодан… вернее, я его уже собрала. И уеду. Вы меня больше никогда не увидите. Искусству шантажа я училась у тебя, так что не удивляйся.
Отец был бледный, с синюшными губами, и его было жаль до боли в сердце. Такое ощущение, что он накаркал, когда сказал в тот последний день ноября, будто умирает. Подобными словами грех разбрасываться. Но либо сейчас, либо никогда. Внезапность и напор со стороны Фрэнки — и этот замкнутый круг семейных войн разойдется по швам.
Сатана все еще подавлял волю взглядом, но, к счастью, Франсуаза стала сильнее. И отец прочел по ее глазам, что дочь не шутит.
— «Константа» замешана в продаже оружия, мы посредники, дилеры. Максим узнал об этом. Не знаю, какие у него доказательства, но думаю, что немного, ерунда. Но суть не в этом. Мой казахский партнер попросил убрать Максима, чтобы не мешался под ногами.
Отец отдышался, закрыл глаза, а Фрэнки застыла статуей у кровати, не решаясь сделать новое движение. Убить?! Максима?!
— Ты, конечно, же не собираешься этого делать? — задала она риторический вопрос, и отец подтвердил:
— Нет… если ты принесешь мне акции «Дола». Мой партнер просит контрольный пакет «Константы», чтобы очистить ее от криминальной истории. Я согласился. Передача произойдет тридцать первого декабря.
Фрэнки села, а вернее, упала на стул.
— Слушай очень внимательно, дочь. Я переведу активы нашей компании в «Дол», но мне нужно быть абсолютно уверенным, что ты принесешь мне недостающие акции. Иначе я просто подарю свое состояние Езерским. У меня есть сорок процентов, конечно, но мне нужен контрольный пакет. А Максиму придется уехать, если хочет жить. Я не испугаюсь его угроз, ему ни один суд не поверит, особенно после того как «Константа» перейдет казахскому правительству.
— Пока что все понятно. — Фрэнки старалась вдумываться в каждое слово, а сама так испугалась за Максима, что готова была заорать от паники.
— На тридцать первое мы назначим сначала совещание у себя, чтобы передать «Константу» казахам. Потом появимся на совещании в «Доле», у них Совет соберется. К тому времени ты передашь мне акции, и я приду туда в качестве хозяина. Все… я все сказал. — Отец шумно выдохнул и закрыл глаза.
Угрозы, шантаж. Оружие?.. Как резко жизнь сдернула с Фрэнки розовые очки, превратив в пустые слова все те уставы о мире без войны, которые распространяла «Константа». А теперь нужно либо предать Максима по-настоящему, подарив «Дол» отцу, либо смотреть, как Максима убьют.
