— Ладно, Иосиф Иларионович, идемте, а то и правда опоздаем.
— Э-э, нет, раз уж такое дело, давайте и ее проверим, — Максим сжал плечи Фрэнки и подвел к столу.
— Вот именно, садись! — хмуро поддержал Иосиф.
Фрэнки плюхнулась в кресло и позволила надеть на себя девайс.
— Ты, между прочим, должна выплатить мне издержки за невыполнение контракта, — зло сказал Столетов.
— Нетушки, и не надейтесь, — посмотрев в коварные глазки Иосифа, категорично ответила Фрэнки. К старику подошел Максим и сунул тому купюру в карман; они пошушукались, и Иосиф холодно спросил:
— Ты влюблена в Сайгона?
— Э-э, нет. Он мой друг, я его люблю как друга.
— Что-то ты разволновалась… Но не врешь. — Он понял голову, посмотрев на стоявшего рядом Максима, и повторил: — Не врет.
Фрэнки обреченно вздохнула.
— Господа, послушайте. Если мы прямо сейчас не отправимся в большой дом, то пропустим Новый год.
Мужчины вынуждены были согласиться.
У входа в особняк толпились гости, устанавливая фейерверки. Незнакомые лица и родные, уже и Роберт с Юлей и Борей смешались с праздничной толпой. Там же были работники, которые жили на территории поместья. Это было до того прекрасное зрелище, что слезы выступили на глазах от благодарности… судьбе, наверное, или высшим силам.
Руководил процессом Сайгон. Столик вытащили на улицу, установив в небольшом сугробе, и заставили его бутылками шампанского.
Падал мягкий, странно теплый снег. Большие хлопья ложились на плечи, на волосы и на губы.
— А Данила будет? — вдруг вспомнила Фрэнки.
— Его босс пригласил в Барвиху, у них — свой праздник.
— Правда? Так ведь это недалеко, можем напроситься потом для обмена любезностями, отблагодарить за помощь.
— Поздно ты одумалась, Дездемона. Данила, конечно, более нормальный, чем я, но кольцо у тебя уже на пальце и возврату не подлежит. — Максим подошел ближе и поднял Фрэнки бежевый воротник пальто, а потом посмотрел на ее ноги и удивился: — А ты почему в уггах? Холодно же.
— Рядом с тобой мне никогда не холодно, — счастливо улыбнулась Фрэнки и, приподнявшись на цыпочках, чмокнула Егеря в щеку. По аллее к подъезду медленно «плыла» черная машина, ослепляя светом фар, и Уварова пробормотала: — А это еще кто? Вроде бы, все здесь.
Машина затормозила, и из салона выбрались трое: Екатерина и родители Фрэнки. Отец еле дышал, лицо пошло красными пятнами. Еще бы! В таком сопровождении приехал.
— Ты почему не в больнице?! — ужаснулась Франсуаза.
— Меня утром заберут, разрешили на ночь домой. И вообще, с каких пор я должен перед тобой отчитываться?.. Предательница!.. Господи, как хорошо дома.
Зоя поддержала его под руку и прошептала дочке:
— Представляешь, эта мегера Езерская приехала к нам в больницу и сказала, что как будущие свояки мы должны помириться. Ради детей. Какова нахалка! Ненавижу ее. А… О-о-О! Фрэнки?! А что это у тебя на пальчике, дорогая? — глаза у мамы блеснули, отразив точную стоимость кольца и количество карат. — Максим! Ты, однако, времени даром не терял! Выходит, у нас двойной праздник! Ну вы молодцы!
Мама подалась к Езерскому, так и не выпустив из хватки экс-Сатану, и отец шикнул и отскочил, прямо как кот при виде собаки. Испугался, наверное, что придется чмокаться и обниматься с Максимом.
— Развезли бардак, стоило вожжи немного отпустить. Кто все эти люди?! Почему мой дом напоминает питомник?! Зоя! Это все твоих рук дело. Вот же стерва! Я окружен врагами, нет от них спасения…
Не сговариваясь, Фрэнки с Робертом, а также Зоя с Иосифом обступили брюзжащего Уварова и, оторвав его от земли, понесли на крыльцо, а вернее, на крытую галерею, под крышу, чтобы не стоял на морозе под снегом.
— Предатели! — сипел отец, но массовый взрыв хохота заглушил его гневные проклятия. Иосиф едва не поскользнулся, так его от смеха проняло; пришлось тащить и его. Госпожа Столетова — в норковой шубе, заметьте! — как раз к этому моменту дотопала до особняка под ручку со своей сиделкой и возмутилась:
— Йося, я не поняла… а почему ты без шапки?
— Мамуля, у нас жизнь принимает новое направление, какая шапка?! Здесь диалектика бытия в одно сошлась. Это же гениально, как лента Мёбиуса.
Столетова поправила слуховой аппарат и обратилась к Егерю:
— Максим! Хоть ты вразуми этого безответственного мальчика, ты здесь единственный здравомыслящий человек… А там кто еще? Да это же сам Сайгон! Зоя от счастья, наверное, с ума сошла. — Сухонькая старушка, одетая в оскорбительные меха, пошаркала в сторону байкера, позабыв и о шапке, и о сыне.
И вот — бой курантов…
…Три, два, один — с Но-о-вым! го-о-дом!!!
Взлетели фейерверки, взрываясь красивыми яркими звездами в сером небе, полилось рекой шампанское, наполняя бокалы. Играла музыка, но громче и разнообразнее оказался диапазон человеческого смеха. Это было чем-то новым, непривычным, словно мир пробудился от спячки, несмотря на то, что зима в самом разгаре. «Тара» ожила, сбросила мрачную холодность, застучало ее старое одинокое сердце, и это было самое настоящее чудо.
Юля с Робертом отправились накормить морковкой Ацтека, остальные гости вскоре разъехались или разошлись по комнатам, как те же Столетовы, которых — слегка перебравших шампанского — решили не отправлять к себе, а уложили в одной из гостевых. Екатерина тоже осталась, хоть мама была этим недовольна. Но это недовольство уже не казалось таким беспросветным, как раньше; оно напоминало скорее отголоски дурной привычки.
Завтра, а вернее, уже сегодня, предстояло столько дел! Столько дел! Не пересчитать. Например, в «Тару» привезут громадную эмблему «Константы». (Фрэнки решила установить ее в Большом саду как воспоминание о семейной компании. По нему когда-нибудь станут лазать дети, рисовать на нем фломастерами, и воспоминание очистится, станет светлым.) Затем наступит пора заняться реорганизацией «Дола»: новая политика, новый брэнд, история которого начиналась в эту самую новогоднюю ночь. В здании «Константы» можно сделать филиал, сформировать новый благотворительный фонд…
Но прямо сейчас тревоги отступили. В «Таре» проходил настоящий уютный семейный праздник. И пусть луны не видно за облаками, Фрэнки знала, что она есть и светит. В этом суть надежды — она жива, даже если кажется, что все пропало.
* * *
— Военно-морской флот?! — Максим осекся, а потом загоготал и поправил очки на носу; Фрэнки сдалась и вручила ему контракт стервы в качестве новогоднего подарка, очень уж он просил. — Господи, Фрэнки, это самое ржачное, что я читал в жизни.
— А-ха-ха, смешно, — сухо прокомментировала Фрэнки и подтянула на плечах тот самый зелено-коричневый плед из кинотеатра, который предусмотрительно тогда утащила с собой как память о первом свидании.
