Они с Максимом лежали на кровати в спальне Фрэнки; новогодняя ночь заканчивалась, снег больше не падал, на оконных стеклах прорисовались морозные узоры. В комнате трещал искусственный камин, из динамика доносилась французская музыка, а на столе горели свечи, наполняя комнату ароматом хвои и бергамота. На Фрэнки была плюшевая пижама, на Максиме — спортивные штаны и черная футболка Роберта — тесноватая, зато Фрэнки была от вида Максима в восторге.
— Слушай, а этот список врагов, с которыми тебе запрещено спать. Кто все эти люди вообще?
— Сам же сказал: враги.
— Невероятно… здесь даже Шон Коннери. Он же старше Иосифа!.. О! Ничего себе, Стивен Кинг. А-ха-ха, я не могу, это просто шедевр бреда! А это, смотри, смотри! — Максим ткнул пальцем в строчку: — Николай Терехов! Батюшки, да это же Большой Босс! И с ним тебе нельзя… А он такой видный мужчина.
Фрэнки медленно подняла подушку и, поджав губы, резко накрыла ею лицо Максима, заглушая его смех.
— Я просила уважать чужие чувства! Ты бы знал, что я пережила тогда, в последний день ноября. Мой мир рухнул!
Максим, отдышавшись, аккуратно передвинул очки на макушку, а потом вдруг повалил Фрэнки на матрас, прямо на рассыпавшиеся листы контракта, и завел ей руки за голову, удерживая за запястья. Егерь — невероятно сильный, так что Фрэнки даже не пыталась вырваться, а вместо этого наслаждалась близостью любимого человека. Макс походил на сероглазого мальчишку-хулигана, который искал выход адреналину.
— Так ведь ты построила новый мир, бесстрашная моя, — сказал он, склонившись к ее лицу. — И какой лучше? Прошлый или нынешний?
Ну ладно, подловил. Все действительно случилось к лучшему.
— Тот, в котором есть ты, — честно сказала Фрэнки. — Веришь?
— А я решил всегда тебе верить. Веришь?
— Веришь… веришь… звучит, как вермишель.
— Ты проголодалась, что ли?
— Да. Правда, сейчас я хочу только твои поцелуи.
Максим освободил одну руку Фрэнки из егерского захвата и просунул свою ладонь под ее пижамный топ, накрывая обнаженную грудь, заставляя вспомнить, как хорошо в его объятиях и как соскучилась по ним. Макс легко коснулся шеи губами, провел к подбородку…
— Всегда знал, что ты необычная девушка.
— М-м? И в чем же я необычная?
— У тебя здоровый аппетит.
…и Максим наконец ее поцеловал, унося в тот мир, который они построили вместе — не благодаря, а вопреки.
* * *
Из утренней прессы:
«Максим Езерский, объявивший в декабре о помолвке с Соней Либерман, снова обручен — с другой. Возможно, это новогодняя шутка, но избранницей московского плейбоя стала юная наследница, филантроп Фрэнки Уварова. Да помогут ей силы «Константы», вокруг которой накануне разгорелся нешуточный международный скандал. Что это — раздел тонущей империи, сделка или очередной пиар? Как бы там ни было, Фрэнки, мы с тобой».
— Пф-ф! Позеры. А обо мне кто позаботится? — Максим отпил кофе из белой чашки и отшвырнул планшет с новостной сводкой на стол. Зря только сообщил в СМИ так рано.
— Имел бы совесть жаловаться, ты рядом с больным человеком сидишь. Физически больным, а не как ты, на всю голову, — прокаркал Уваров и поплотнее закутался в серый халат, сверкая черными глазами-углями.
— Дорогой мой, а тебе обратно в палату не пора? — напомнил Сатане Максим и поднялся; он специально проснулся пораньше, чтобы приготовить для Фрэнки завтрак в постель, но завис в планшете, читая новости о «Константе», Раби Джалиеве и параллельно выискивая рецепты для лучшего завтрака. С Раби-то все ясно: казахское правительство, ничтоже сумняшеся, объявило ему «капут» — а вот что делать с завтраком для любимой, Максим не представлял.
— Слушай, Сатана, такой вопрос: а что женщины едят по утрам?
— Э-э-м, в каком смысле? Они разве едят?! Зоя обычно только посуду бьет. Так что запасись, думаю, у них это семейное.
— Ясно… неоткуда бедному Егерю помощи ждать.
Максим отправился на кухню, где полчаса назад готовил кофе, и вдруг его посетила гениальная мысль. Он позвонил Летову.
— Салют, брат, с Новым годом. Скажи мне, будь человеком: что женщины едят на завтрак?
— Что? — прохрипел Данила. — Ты охренел в такое время звонить?!
— Так девять уж, на работу пора.
— Я спать лег два часа назад!
— Ты на вопрос ответишь?
— Еду они едят. — Летов отключился. Вот же боров, эгоист.
Максим решил предпринять последнюю попытку и позвонил Сайгону. Тот, в конце концов, отелем управлял, должен знать такие вещи.
— Алё, Димон-Сайгон, ты жив там? В клубе?! До сих пор? Ничего ж себе ты выносливая сволочь. Подскажи, а что женщины едят на завтрак? Что?! Да… да пошел ты! Придурок! И тебе туда же, а еще приличный человек с виду. После обеда тебе наберу. Да.
Наплевав на стремление сделать все красиво, Максим еще раз сварил кофе; вышел во двор, зачерпнул из сугроба снега и слепил снеговика размером с куклу; установил его на подносе рядом с чашкой, ткнул чайную ложку вместо метлы в круглую руку и пошел наверх. Осторожно открыл дверь локтем, прокрался к кровати и… Фрэнки там не оказалось.
— Доброе утро.
Голос за спиной раздался неожиданно, и если бы не железные (хоть и расшатанные) нервы, то не уцелели бы ни кофе, ни снеговик. Максим оставил подношение на прикроватном столике и, рассмеявшись, обернулся. Но смех как родился на губах, так и замер. Фрэнки стояла посреди комнаты в черном кружевном белье, вся такая смущенная, не знающая куда деть руки. Волосы волнами лежали на плечах, на щеках горел румянец, а в глазах сияло то самое чувство, которое он разделял.
— А я… сюрприз хотела сделать.
— И я тоже.
— У тебя получилось. Снеговик… он прекрасен.
— У тебя тоже получилось. Ты прекрасна.
Макс приблизился к Фрэнки и отвел мягкие волосы с плеча, ощущая невероятное единение душ, до боли в сердце и удушья. Кто бы сказал ему еще месяц назад, что эта девочка станет его спасением, праздником и женой… рассмеялся бы. Он не верил тогда в чудеса.
— С Новым годом, любимый, — ласково произнесла Фрэнки, обнимая его за талию и прижимаясь щекой к груди.
— С новым счастьем, — поддержал Максим… и сам себе поверил.
Конец!
