Если Максим поставит подпись в документе, то передача будет завершена.
Фрэнки облизала сухие губы и с дрожью в голосе уточнила:
— Если до конца декабря ты не увидишь, что я достойный наследник, то первого января наша компания уйдет к Егерю. Это твое решение, я уже поняла. Но… как именно я могу повлиять на присоединение «Дола» к нам?
Отец достал тонкую расческу и провел по аккуратным иссиня-черным волосам.
— У них семь акционеров, и продавать свои акции каждый имеет право без разрешения. Демократия якобы… Идиоты, даже не верится.
Отец снова сделал глоток коньяка и продолжил:
— У Максима двадцать пять процентов, у его мамаши, дядьев и невесты — по пятнадцать, у остальных — по десять. Я через подставных лиц выкупил уже сорок процентов акций… не спрашивай, кто именно в их семье предатели и слабаки. Придется перечислять всех поименно. Мне нужны еще одиннадцать процентов, чтобы осуществить рейдерский захват, но Езерские стали слишком осторожными… Милая, в тебе столько положительных качеств: красота, невинность, беспрекословная преданность мне… Согласись, я прав в том, что ты должна стать шпионкой. Важно заполучить этот дополнительный пакет акций «Дола». Если внимательно прочтешь контракт, то увидишь возможные лазейки, там вбито расписание Егеря до конца года.
— А он при чем? Стой… Вряд ли он продаст мне акции, даже если я найду на него компромат и стану шантажировать.
Отец подошел к Фрэнки сзади и подбадривающе похлопал ладонями по плечам. Он стоял, она сидела. Отец всегда умел нарушить личное пространство и найти ниточки, за которые дергал свою дочь.
— Максим — такой щепетильный человек, что на него компромата не существует. Единственная его слабость — это красивые женщины. Сейчас он, по слухам, встречается с Соней Либерман. Но это не мешает ему заглядываться на других… и он ведь может захотеть тебя настолько, чтобы утерять бдительность и впустить тебя в семейные дрязги. Поверь, там настоящее осиное гнездо.
Фрэнки в шоке повернулась в кресле, глядя снизу-вверх на отца. Ее что же, продают, как проститутку? То есть… Постойте-ка.
— Но ведь в контракте сказано, что если я потеряю девственность с Езерским, то я проиграла. И как я должна его одурачить? Сыграть с ним в салочки? Построить пирамидку?
У отца был просторный светлый кабинет, но сейчас все внимание Фрэнки сосредоточилось в черных глазах отца.
— Будь изобретательной, Фрэнки. Учись манипулировать. Посоветуйся с матерью, она в этом профи. Максим не должен получить тебя, я убью тебя собственными руками, если станешь шлюхой Егеря. Ты облапошишь его и выбросишь. Это моя месть им всем. Твой брат — бесполезное существо, он таким родился. Но и Максим не железный, сломается. Ты все поняла?
Отец посмотрел хмуро, взгляд колючий, без тени юмора. Он не шутил только что, и это повергло Фрэнки в пучину бессмысленного протеста. Она не могла в глаза сказать отцу «нет». Он продолжал подавлять взглядом — запрещал опускать глаза во время беседы, — и Фрэнки чувствовала, как вдавливается «волшебная кнопка» внутри. Но кое-какие слова очень больно задели ее за живое, и она сжала зубы и выпрямила спину, а потом произнесла холодно:
— Мне жаль, что твои дети разочаровали тебя. Да, я заслужила твои слова. Но не смей унижать Роберта. Он добрый, умный, талантливый. Лишить Роберта поддержки, наследства — значит, укатать в асфальт его мечту стать музыкантом. Егерь и мизинца его не стоит! Кем ты восхищаешься? Бабником, который открыто изменяет своей невесте? Который не имеет ни кодекса чести, ни души? Даже странно, что он не твой сын, вы с ним одного поля ягоды — волчьи ягоды.
Глаза отца загорелись опасным хищным светом. Значит, Сатана переставал контролировать уровень своего бешенства…
— Если ты откажешься, я перепишу все, чем владею, на Максима! Составлю завещание только на его имя, и после моей смерти к нему уйдет «Тара»! К нему все уйдет! Ни тебе, ни Роберту не достанется ни рубля. Будешь прыгать босоногим волонтером по африканским пустыням в поисках малярии! — он орал так, что у Фрэнки стыла кровь в венах, но она все равно пропищала:
— В контракте это не оговорено! Там указана потеря «Константы», но ни слова о «Таре».
— Не напрашивайся… Ты меня знаешь. Составлю новый контракт, который будешь подписывать слезами.
Она всегда проигрывала в словесной дуэли с отцом. Даже если поначалу появлялся запал противостоять ему, то отец быстро его тушил.
Вот и сейчас. Он оскорбил, унизил, а она не может ответить тем же. Но тем не менее Фрэнки каким-то чудом держалась и продолжала смотреть в глаза отцу, давая понять, что он ее не убедил на этот раз. Хотя на самом деле ей просто было страшно открыть рот. Она продолжала молчать и хмуриться, чтобы отец перепутал ее со стойким оловянным солдатиком. Хотелось отвоевать хотя бы минут пять мнимой храбрости перед тем, как выбросит белый флаг.
Постепенно отец успокоился и, поправив галстук, снова потянулся к почти пустому бокалу.
— Подпишешь? — спросил он.
— Мне нужно подумать… Я категорически против пункта о том, что должна потерять девственность к Новому году. Это насилие над моей личностью.
— Пункт останется.
— Но у меня ведь даже парня нет!
— Самое время найти. Тебе уже восемнадцать. В твоем возрасте средневековые женщины целый выводок детей воспитывали… тех, которые выжили.
— Как мило. Но знаешь что? В вопросе моей невинности коса нашла на камень. Это идет вразрез с моими принципами.
— А у тебя разве есть принципы? — искренне удивился отец, и Фрэнки сложила руки на груди, обороняясь.
— Один есть. И очень меня подпитывает силой сейчас!
Они замолчали, каждый думая о своем.
— Я умираю, Фрэнки, — после паузы сказал отец, глядя в бокал. — Мне осталось максимум полгода, я должен завершить свою миссию. Если мы ее провалим, я стану приходить к тебе в кошмарах, клянусь.
Отец открыл ящик стола и достал очередную папку, в которой лежало врачебное заключение. Почерк оказался до того непонятный, что Фрэнки не могла разобрать.
— Что это?
— Рак.
— Когда ты узнал?
— Месяц назад.
— Мама в курсе?
— Нет, пускай не радуется раньше времени. И ты рот держи на замке.
У Фрэнки дрожали руки, но она все же запомнила название клиники и номер документа, чтобы потом перепроверить. Она никогда не ставила слово отца под сомнение, и он знал об этом. Но сейчас на кону оказалась не только честь Фрэнки, но и будущее всей семьи, и она решила взбунтоваться хотя бы в этой мелочи. Так легче было смириться с собственной беспомощностью перед Сатаной.
— Сделай мне прощальный подарок, дочка. Подари мне «Дол». Я сотру их с лица земли, они наконец перестанут существовать, и я упокоюсь с миром.
