— Голубчик, ко мне еще есть вопросы? — прервал мои размышления Кальтенбруннер.
Неприязнь в его голосе чувствовалась неприкрытая. Ну да, сухой как жердь дядька невзлюбил меня еще с того момента, как мы столкнулись взглядами в комнате — когда он на четвереньках пытался покинуть кабинет, в котором свирепствовала Анна Николаевна.
О том, что княгиня успокоилась именно из-за моего поля подавления, управляющий не знает. Даже о том, что я может быть скоро войду в род Юсуповых-Штейнберг Кальтенбруннер не догадывается. Это человек курятника, и если бы подозревал о моих способностях и происхождении, хвост бы точно столь демонстративно не поднимал, в том числе на Зоряну. Которая, любому ясно, моя протеже.
Да, наверняка Кальтенбруннер хороший специалист в организации жизни княжеского имения, но в некоторых моментах точно мышей не ловит — глянул я на тонкое лицо с ярко выраженной гримасой недовольства.
Неприязнь, кстати, уже взаимная — и я ведь сознательно не поблагодарил его за ответ, заставив подождать во время паузы, взятой мною на размышления. Переспрашивать ему сразу неудобно, а правила вежливости не позволяют вот так прямо развернуться и уйти. Я все же гость княгини. Пусть и демонстративно не обласканный ее благосклонностью, даже наоборот.
— Простите, вы что-то сказали? — ясным взглядом наивного юноши глянул я на Кальтенбруннера.
— Голубчик, ко мне есть еще вопросы? — немного раздраженно повторил вопрос управляющий.
— Конечно! К вам… по вам, вернее, у меня накопилось немало вопросов, — с самым серьезным видом, на который был способен, кивнул я, чем весьма озадачил Кальтенбруннера. — Только вот хотел бы задать их Анне Николаевне, — словно сильным ударом вгоняя гвоздь в доску по самую шляпку, закончил я.
Распорядитель невольно выпрямился и даже чуть вздрогнул. Любой человек его породы всегда напрягается при упоминании начальства, а тем более в контексте обсуждения собственной персоны.
— Подскажите, когда ее светлость располагает свободным временем? — не преминул оттоптаться я на свежей ране беспокойства управляющего.
— Анна Николаевна сегодня утром кардинально изменила свое расписание и убыла по важным делам в Петербург, — произнес Кальтенбруннер.
— Да? Какая досада. Будьте любезны, милейший, доложите Анне Николаевне о том, что я нижайше прошу ее уделить мне немного времени, — улыбнулся я.
— Всенепременно, голубчик, всенепременно, — чуть склонился Кальтенбруннер.
Улыбка моя стала еще шире, когда глаз управляющего дернулся.
— Благодарю, — машинально я повторил жест, которому меня научил Мустафа, чтобы раздражать фон Колера: вздернутый подбородок и намек на кивок, одновременно прикрывая при этом глаза. И даже при обратной разнице в росте получилось так, словно я посмотрел на Кальтенбруннера сверху вниз.
Развернувшись, направился обратно в холл, где ожидала меня Зоряна. Мыслей выбраться в город сегодня я не оставил, но надо было решать как-то по-другому, без Мустафы. Вариант только один, и…
— Артур Сергеевич, — окликнул меня Кальтенбруннер.
— Да? — обернулся я.
— Вам сегодня днем прибыла бандероль. Желаете осмотреть?
«Ах ты мерзкий старикашка» — не скрывая эмоций, еще раз улыбнулся я.
— Конечно желаю, — убрал я улыбку с лица, уже по-другому посмотрев на Кальтенбруннера. Вдруг еще что забыл?
Если управляющий княжеским имением и забыл что-то еще, то виду не подал. Сохраняя показательное спокойствие, он высоко вздернул подбородок и прошествовал в холл, где остановился в ожидании. Я не очень понял, как он отдал распоряжение, но уже через полминуты из коридора появился запыхавшийся слуга с небольшой коробкой, опечатанной почтовой лентой с вензелями и орлами.
Приняв посылку, я глянул на Кальтенбруннера. Управляющий, столкнувшись со мной взглядом, моментально вспомнил, что у него еще есть очень много неотложных дел. Отойдя в уголок, я присел на диван и поставил коробку на журнальный столик. Зоряна, которая сидела неподалеку, на меня внимательно посматривала, но даже не подумала встать и подойти самой. В очередной раз убеждаюсь, какая она молодец.
С некоторым трудом справился с упаковкой — нож попросить не додумался, а снова подниматься было лениво. Так что совсем нехудожественно разорвав такие красивые почтовые ленты, открыл крышку. Внутри в футляре застывшего пенного материала лежало несколько предметов.
Горка монет, золотых и серебряных. Сморщил было лоб, не понимая в чем смысл. Не тридцать три серебряника же, даже на вид не соответствует. Но чуть погодя узнал монеты — деньги, который были со мной в протекторате. По идее, коллекционных монет здесь чуть больше, чем на пятьсот кредитов должно остаться.
Отдельно еще в фигурных выемках материала лежали перстень, айди карта и банан. Желтый, спелый, даже по виду вкусный, аж слюнки потекли. Его я и взял первым, покрутив в руках. Снял кожуру, откусил. Судя по всему, из императорской кухни.
Да, люблю бананы, а еще больше люблю бананы из естественной среды, которые не едут через океан зелеными, желтея после в камерах газации. Этот вызревал самостоятельно на пальме, даже по форме видно — кожура без ярко-выраженных ребер, практически идеально круглая, как и сам плод.
Отложив наполовину съеденный банан, достал карту-носитель. Ногтем сковырнул пленку засохшей крови, активировал проекцию экрана. Да, это именно то, что подумал — моя айди карта, с которой в протекторат недавно мотался. Кровь интересно на ней чья? Этот носитель своего айди я в последний раз помню в кармане костюма, на котором присутствовал на балу в Республиканском дворце Высокого Града. А костюм с меня сняли в номере отеля, где нас вместе с Зоряной усыпили.
Снова взяв банан, заточил его до конца — чтобы не отвлекал, и отложив в сторону кожуру, вернулся к айди, открывая меню. Быстро посмотрел статусы и не усмотрел никаких изменений. Открыл личный счет, и громко хмыкнул.
Двадцать три тысячи семьсот девять кредитов — валюты протектората. Откуда сумма, почему не круглая? Сбережения опекуна Войцеха? Не факт, но… скорее всего — кивнул я сам себе. Вторая сумма выглядела лучше. Десять тысяч золотых рублей.
Это, видимо, обещанное вознаграждение за участие в турнире. Сумма не оговаривалась, но могло быть и лучше. Десять тысяч золотых рублей это… тут я задумался, сопоставляя знания из памяти Олега со своим представлением об этом мире и его ценах. Если на привычные мне деньги, за участие в турнире я получил примерно двадцать миллионов рублей. Вроде много, но… футболист премьер-лиги почти такие же деньги в России за месяц зарабатывает, не подставляясь под пули. Хотя те, кто подставляется, получают за месяц раз в сто меньше. Кто на что учился, собственно — кому людей профессионально убивать, кому мяч профессионально пинать. Черт, но я то под пули подставлялся на потеху толпе, как футболист — все же пришел к окончательному выводу, что сумма меня не устраивает.
Оценив количество имеемых наличных средств, убрал айди карту в специально предназначенный для этого карман пиджака. И только после посмотрел на предмет, который заинтересовал меня больше всего.
