– Не думаю, что у ангелов нет других дел, как спасать утопленников, – девушка с трудом оторвалась от столь желанной прохладной воды.
– А что же им еще делать? – с деланным возмущением отозвался Ламерти, не разжимая пальцев, хотя стакан был уже пуст. – Если они предпочтут отлынивать, предаваясь созерцанию райских кущ и томно перебирая струны на арфах, то кто тогда будет спасать праведников? – серо-голубые глаза смеялись, по-прежнему оставаясь холодными.
– Вот и мне интересно кто? – девушка в упор посмотрела на собеседника, мягко пытаясь высвободить ладонь.
– Отчего же версия ангельского вмешательства тебя не устраивает? – вместо того, чтобы отпустить ручку Эмильенны, он обхватил ее еще и второй ладонью, при этом не отрывая глаз от ее лица. Еще неделю назад он бы вовсю бравировал своим участием в спасении утопленницы, напрочь забыв о том, что стал причиной ее падения. Но теперь он решил изменить линию поведения. Лучше продемонстрировать скромность, но сделать это так, чтобы у малышки не возникло никаких сомнений в том, чья это заслуга на самом деле.
– Думаю, что, и впрямь, без ангелов тут не обошлось, по крайней мере, без одного ангела, – девушка все же освободилась, а Арман прямо-таки, разомлевший, как от догадливости спасенной, так и от ее похвалы, не стал ей препятствовать.
– Это вы меня спасли – теперь Эмильенна не предполагала, а утверждала. – Почему?
Большинству из знакомых девушке по прежним временам мужчин вопрос показался бы излишним и даже странным, но не Ламерти.
– А действительно почему? – приложив палец к подбородку, он задумчивым взглядом изучал потолок, словно там горящими письменами были начертаны ответы на все вопросы.
– Я и сам не знаю, – Ламерти старался говорить как можно небрежнее. – Не могу сказать, что меня страстно тянуло купаться, однако созерцать сверху вашу трагическую кончину было как-то… невежливо, что ли.
– С каких это пор нормы вежливости вас обременяют? – Эмильенну изрядно разозлило ленивое пренебрежение в голосе молодого человека.
– С каких это пор таким тоном благодарят за спасение жизни? – Арман был все еще спокоен, но в голосе послышалось недовольство, а в глазах, доселе снисходительно насмешливых, блеснули льдинки. – Если вы сейчас изволите сказать, что не просили о спасении, то я самолично отнесу вас к озеру и скину с того же моста. А потом преспокойно отправлюсь домой, разве что загляну по дороге в церковь и закажу роскошную мессу за упокой вашей ангельской души.
– Не надо, – Эмили устало откинулась на подушки и закрыла глаза.
– Чего не надо? – Арман казался слегка обескураженным, то ли реакцией девушки, то ли тем, что ей стало хуже. – Не надо бросать вас в воду или не надо заказывать мессу?
– Не надо ни того, ни другого, – она ответила потухшим голосом, не открывая глаз.
– Как скажете, – мимолетное раздражение Ламерти прошло, уступив место беспокойству. Конечно, чертовски досадно, что девчонка такая неблагодарная! Другая бы млела от счастья – за ней бросились в бушующие воды, вырвали у разъяренной стихии, просиживали ночи у ее изголовья. А эта ледяная статуэтка? Как всегда ехидничает и придирается. Но, с другой стороны, когда она вот так бледнеет и гаснет, становится до ужаса жалко и…страшно. Она ведь только очнулась, еще так слаба. Вот пусть окрепнет немножко, тогда он все ей выскажет.
– Отдыхайте, вам нужен покой, – мимолетным жестом Арман поправил край одеяла на постели больной. – Я позову Жюстину, – с этими словами он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава двадцать первая.
Весь последующий день Эмильенна провела в обществе пожилой верной служанки, успевшей привязаться к нежданной гостье, как к родной дочери, особенно после приключившегося с ней несчастья. Жюстина искупала и переодела ослабевшую больную, с трудом, но впихнула в нее немного еды и даже принесла в комнату букет свежесрезанных цветов, чтобы порадовать девушку. Астры и георгины, словно вобравшие в себя яркие краски уходящего лета, а главное – хлопоты и участие Жюстины, подняли Эмильенне настроение. Приподнявшись на подушках, она попросила свою заботливую сиделку распахнуть окна, чтобы наполнить комнату видом, запахами и звуками сада.
– И еще, Жюстина, попроси, пожалуйста своего господина… – смущение, проскользнувшее в голосе девушки при упоминании Ламерти, умилило служанку до невозможности. – Попроси его чтобы он прислал мне какую-нибудь книгу.
Конечно, было бы лучше попросить о книге непосредственно Жюстину, но та, если и умела читать, то вряд ли смогла бы сделать выбор или найти в библиотеке нужный том. После того как женщина вышла выполнять просьбу, Эмили еще какое-то время полюбовалась цветами и видом из окна, а потом незаметно для себя задремала.
Когда она проснулась, был уже вечер и яркий солнечный свет за окном сменился мягкими сумерками. На прикроватном столике лежал томик Чоссера, рядом стояло блюдо с поздними вишнями. К ягодам девушка не притронулась, а книгу взяла. Впрочем, тут же чуть ее не выронила, поскольку все еще не могла привыкнуть к тому, как ослабела за время болезни. Положив раскрытую книгу поверх одеяла, чтобы не держать в руках, Эмильенна принялась за чтение. Впрочем, она быстро уставала и, отрывая глаза, подолгу смотрела в окно, на угасающий день. Небо постепенно меняло оттенки, сначала делаясь все светлее, а затем, напротив, насыщаясь чернильно-синими тонами роскошной августовской ночи. Было ясно и небосвод постепенно загорался звездами – сперва робкими, а потом все более и более яркими.
Пришла Жюстина, зажгла свечи, недовольно покосилась на нетронутые вишни, но промолчала. Женщина села возле кровати и принялась вязать, не решаясь досаждать юной госпоже своей болтовней. Девушка, попеременно глядевшая то в книгу, то в окно, казалась такой далекой, и отстраненный задумчивый вид ее никак не располагал к разговорам.
Впрочем, Жюстина была не большой охотницей до бесед с господами, поскольку ни сам Ламерти, ни его покойная матушка не удостаивали служанку общением, за исключением самых необходимых распоряжений. С такими господами лишний раз рот побоишься открыть, а других у Жюстины не было. А эта внезапно появившаяся девушка, хоть и успела завоевать сердце старой служанки, но поводов и тем для разговоров не давала, особенно если учесть, что три дня из пяти она без сознания провела в постели. Королева над домашней челядью, Жюстина с куда большим удовольствием обсуждала все перипетии хозяйской жизни с другими слугами на кухне, после ужина, за стаканчиком горячительного напитка. Хотя, по чести сказать, слуг этих нынче осталось куда меньше, чем раньше. А впрочем, экономка придерживалась мнения, что для хорошего разговора довольно и одного собеседника, а еще лучше – слушателя.
Ближе к полуночи Жюстина ушла, оставив девушку в одиночестве. То ли она полагала, что раз больная очнулась, то больше не нуждается в ночном бдении возле постели, то ли считала, что в этот час ее захочет сменить у кровати молодой госпожи хозяин дома. Так или иначе, пожелав Эмили доброй ночи и ворчливо посетовав, что больная не позволила ей закрыть окно, служанка отправилась на покой.
