— Вы требуете принять меры? — холодно спросил Асфард, притягивая меня к себе. Лицо Лошадки стало вытягиваться. Он положил руку мне на талию, а другой провел по моей шее. Все, тете уже плохо. Она вон за сердце хватается. Если она вдруг помрет от разрыва шаблона и сердца, то думаю, что мы всегда найдем для нее место. Интересно, сколько баночек надо, чтобы разобрать ее по запчастям?
— Вы меня просто вынуждаете принять меры, — вздохнул мой учитель, откидывая прядь волос с моей шеи.
Историчка стала медленно сползать по стенке, с ужасом глядя на все происходящее. Она даже протерла очки.
— Вы хотите, чтобы я такие меры принял? — холодно спросил Асфард, беря меня за подбородок.
— Нет… Вы меня не правильно поняли… — пробормотала Лошадка, открывая рот от изумления и ужаса.
— Нет, я вас правильно понял, — произнес Асфард, прижимая меня к себе, — Вы просто вынуждаете меня…
— Нет… Я совсем не это имела в виду… — историчка покраснела.
— Тогда держи свой рот на замке. Перед тем, как озвучивать свои мысли и соображения, хорошенько подумай. Дверь левее. Всего хорошего, — усмехнулся некромант, глядя как Лошадка со всех ног бросается по коридору.
— Класс! — вздохнула я, обнимая его и целуя в щеку, — Спасибо тебе! А то она меня уже достала. И смотрю пошло, и выгляжу пошло, и сижу пошло. И постоянно требует принять меры!
Асфард, прижал меня к себе.
— Ника, знаешь, может быть нам недолго осталось, — начал он, задумчиво. Его тон мне явно не понравился.
— Так! — возмутилась я, чувствуя, как к горлу подступает ком, — Только не надо начинать! Что это за меланхолия? Хватит с меня того, что ты кис в кресле! Сидел аморфным овощем и пялился в свое зеркало! Не хватало снова тоску нагонять. Прекращай! Я прошу тебя!
— Я просто рад, что все так получилось. Я рад, что в определенный момент… — Асфард на секунду умолк, — … ты стала для меня неким смыслом жизни в Академии. Как бы странно это не звучало. Я старался не показывать свои чувства, думал, так будет проще потом попросить тебя об одном одолжении, которое тебе не понравится. Люк наверняка тебе уже все рассказал. А теперь я понимаю, что не зря вытащил тогда твое имя. Может быть, все получится, как я задумал. А может быть, и нет. Сколько бы времени нам ни было отведено…
— …я хочу провести его с тобой, — эхом отозвалась я, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
— Не перебивай, когда с тобой говорит учитель. В правилах это тоже было указано, -
усмехнулся некромант, вздыхая, — Хотя Нет больше правил. Скоро и Академии
не будет.
— Но мы-то будет? — спросила я, стараясь не думать о будущем.
— Я не знаю… — отозвался Асфард, — Я, честно, не знаю…
— Ты спишь? — прошептала я, слушая, как часы бьют полночь в кромешной темноте.
— Нет, — услышала я тихий ответ.
— Что-то, если честно, мне как-то не по себе… — поежилась я под одеялом, — Я боюсь… Честно, боюсь… Что мне делать, если они нападут, а тебя не будет рядом.
— Просто выживи. Любой ценой. Не надо геройствовать. Не нужно пытаться всех спасти. В такие моменты думай только о себе, — раздался шепот у моего уха, — Я найду тебя. Амулет будет у тебя. Я справлюсь без него.
— Слушай, а у них же какие-то щиты и амулеты, отражающие магию… Как вообще с ними можно справиться? — спросила я, чувствуя, как его рука нежно гладит мою спину. Черт! Аж мурашки бегут!
— Щиты и амулеты созданы, чтобы отразить обычную магию. Магию стихий. Средние и слабые заклинания. Но против некромантии они бессильны. Десяток трупов я могу поднять в любой момент, — успокоил меня учитель. Уже легче.
Мы снова полежали в тишине.
— Ника, — раздался его голос.
— Эм?
— А как в твоем мире принято вести себя людям, которые любят друг друга? — внезапно спросил Асфард.
— Ну они встречаются, ходят гулять, дарят друг-другу подарки, целуются, спят вместе, потом начинают жить под одной крышей, а потом женятся, заводят детей… Как-то так… — перечислила я все современные реалии. У нас все как-то не в том порядке получается. Сначала начали жить вместе по принуждению, потом поцеловались, а потом стали вместе спать. Пропуская все прелести конфетнобукетного периода. С подарками у нас тоже туговато. Дарить нам друг-другу нечего. Гулять за пределами Башни мне нельзя, а он — не может.
— В нашем мире, наверное, тоже так… Я просто не знаю… Маги не создают семьи. Нам это запрещено. Дети рождаются вне брака, воспитываются чаще всего где- нибудь за пределами Академии, а потом, когда наступает время, они становятся магами. Меня воспитывала семья дальних родственников матери. Правда, относились они ко мне с некоторой опаской, — заметил Асфард, — Своих родителей я не знал. Знал, что у меня есть мать, и она — маг. Знал, что у меня есть отец. Он тоже маг. Это уже здесь, в Академии, я узнал, что моя мать была целительницей.
— А отец? — спросила я, вспоминая суперсекретное досье.
— Отца вблизи я видел раза четыре. Иногда я думал, что он должен просто подойти ко мне и поговорить со мной, но он так и не соизволил, — равнодушно отозвался некромант.
— То есть маги не создают семьи? — поинтересовалась я.
— Раньше создавали. А потом это посчитали угрозой. Магические кланы разрастались, стали бороться за власть. И тогда был введен этот запрет, — прошептал Асфард.
Мы немного помолчали.
— Ника, — раздался его шепот, — Ты спишь?
— Да нет же! — прошептала я, — Расскажи про зеркало…
— Что тебе рассказать? — поинтересовался Асфард, — Я им никогда не пользовался. Оно мне досталось по наследству от моего учителя. Вместе с амулетом. Гианфар был прямым потомком их создателя. Перед тем как погибнуть, он передал мне амулет и ключ от тайника, где лежали его записи. Части записей не хватало, страницы были вырваны из тетради, но исходя из того, что мне удалось прочитать, с его помощью действительно можно изменить ход истории.
— А что это за универсальный ключ? Как он выглядит? — поинтересовалась я.
— Ключ — это пластина с символами. Его часто рисуют на портретах. Ее называли Апотропей Верховного Мага. Многие думали, что это — обычное украшение. Но на самом деле это — ключ от Башни. Башня сама выбирает хранителя Апотропея из предложенных кандидатур, также, как и учитель выбирает ученика.
— Я все хотела спросить, почему ты отказался призывать Тьму? — поинтересовалась я, — Тебя совесть замучила?