- Ну что ж… Тогда я пойду… Не буду отвлекать вас, - ответила я, вздыхая, - Если честно, то я всегда руководствуюсь принципом – критикуй и показывай как надо. Поэтому мне очень хотелось послушать «как надо», в исполнении того, кто «критикует».
- Я вас не отпускал, - ответил вампир, убирая локти с клавиш. Он положил руки и … я услышала траурные аккорды. Эту музыку я узнаю из тысячи. Играл он здорово. Снимаю перед ним …. Так шляпы у меня с собой нет? Нет. Значит, ничего перед ним я не снимаю. Потому, что из одежды на мне только ночная рубашка. И я уверена, что снимать ее не стоит.
- Гендель? Сарабанда? – удивилась я, вслушиваясь в ноты, - Ну что сказать… Ужасно. Мой сурок и то звучит повеселее. Я думала, что услышу великого пианиста, а тут просто… Да вы, сударь, гвозди забиваете. Причем с таким же успехом вы могли бы просто постучать кулаком по клавишам.
- Вы правы. Это – ужасно. Я бы сказал больше. Это – кошмар, - усмехнулся Абель. Я подошла и облокотилась на крышку.
- Предупреждаю сразу. Я терпеть не могу, когда кто-то садится или забирается на инструмент всей тушкой. Но хуже всего, когда оттуда свешивается нога и начинает тыкать по клавишам… - заметил вампир. Я поняла, что опыт скидывания кого-то с инструмента уже был. И судя по характеру Абеля, закончился тем, что он молча проводил взглядом уезжающую карету, увозящую обладательницу музыкальной ноги в неизвестном направлении.
- Тогда подвиньтесь, - попросила я, - А то мне босыми ногами стоять на холодном полу неохота.
- Сударыня, те, кто пытался меня подвинуть, давно подвинулись сами, причем очень неудачно, - заметил Абель, - Так что будьте так любезны, обзаведитесь своим стулом и обувью.
Я сходила в свою комнату, надела туфельки и притащила стул. Бесцеремонно водрузив его рядом, я села. Я положила правую руку и стала играть «Турецкий марш». Но наизусть до конца я его не знала, поэтому пришлось сыграть столько, сколько помню.
- Позор. Все намного хуже, чем я предполагал, - вздохнул вампир.
- Согласна. Полный позор. Я сто лет уже не играла, - заметила я, вытирая пыль с клавиш.
- Это я уже лет сто не играл. Но я хоть что-то помню, в отличие от вас, сударыня, - усмехнулся Абель, - Вы хоть одно произведение помните до конца?
- Если поднатужусь, то, может быть, вспомню. Хотя… - вздохнула я, спихнув его ногу с педали. Мои пальцы стали играть «Полонез». Что-то, а его я играла довольно часто, поэтому помню наизусть. Было пару мест, где я сфальшивила, но я мужественно доиграла до конца.
- Отвратительно, - скривился Абель,- Просто ужасно.
- Завтра на работу… - заметила я, прикидывая который час.
- Завтра в восемь часов «Сурок». Играть до тех пор, пока я не приду лично придушить вас, - заметил вампир, закрывая крышку инструмента.
Сегодня ночью я спала со спокойной совестью.
Глава тринадцатая. Очарована, околдована…
Четверг пролетел незаметно. Начался он с «Сурка», а закончился тем, что мы сидели возле рояля и спорили о том, кто хуже играет. Я утверждала, что хуже меня играет только слепоглухонемой безрукий пианист, на что Абель утверждал, что в отличие от меня, бедолага делает это не со зла. А вот я делаю это намеренно, с явным садистским удовольствием. Мое призвание, как он небрежно заметил, – не дать классикам упокоиться с миром. На что я возражала, что бедные классики знали, на что шли, когда сочиняли шедевры. Абель философски смотрел на клавиши и отрицательно качал головой. Он утверждал, что играет отвратительно, что за такую игру ему в пору вообще запретить подходить к инструменту. Пока он это говорил тоскливым голосом, его руки играли семнадцатую сонату Бетховена, которую называют «Буря». Техника была у него превосходная, он ни разу не ошибся, ни разу не сфальшивил, учитывая то, что играл с закрытыми глазами. Я чувствовала себя дилетантом, глядя на такую игру. В итоге мы постановили, что играем для себя, а на мнение других нам откровенно плевать. Я вспомнила, что играла Евгения Дога «Сонет». Абель о таком не слышал и с явным интересом слушал, закусив губу. Русские классики и современники прошли как-то мимо него, но в целом он постановил, что, не смотря на мою «ужасную игру», звучит «сносно».
Разошлись по комнатам мы в два часа ночи. Я лежала, обнимая подушку, и думала о том, что это так удивительно попасть в другой мир, чтобы встретить того, с кем мне действительно интересно. О чем думал он в этот момент, ни мне, ни науке, увы, не известно.
Пятница началась с того, что ко мне подошел Ренель и позвал к себе в кабинет.
- Есть разговор, - вздохнул директор, - Зайди, пожалуйста, ко мне.
- Отличная мысль, - согласилась я, вспоминая инцидент недельной давности, который начался примерно с таких слов, - Я уже неделю назад была у вас в кабинете. Это – у нас теперь традиция – пытаться убить меня по пятницам? Или вы хотите отсыпать мне кошачьего корма? Или припасли для меня новый тулуп?
- Я и пальцем тебя не трону, - заметил Ренель, стараясь не цыкать зубом.
Я нехотя встала, взяла ручку и бладбук, чтобы в случае чего успеть написать письмо о том, что меня снова пытаются сожрать. Письмо у меня было заготовлено. Галочку поставить я всегда успею.
Я села в кресло. Ренель подошел к окну, заложил руки за спину.
- Я хотел попросить у тебя прощение за тот инцидент. У меня до сих пор в голове не укладывалось, как, где и при каких обстоятельствах вы познакомились, и чем ты его привлекла. А сейчас я начинаю понимать. Я смотрю на тебя со стороны и думаю…
«Лена – это не только ценный мех на плечах, а и пять литров диетической, легкоусвояемой крови!»
- … а ведь на его месте мог бы быть я, - закончил свою мысль директор, задумчиво глядя в окно, - Юридически ты принадлежишь мне, а не ему… И поверь мне, я от тебя не откажусь. Я понимаю, что те, кто ко мне приходили и хотели выкупить тебя, приходили по его просьбе. Представляю, как ему невыносимо думать о том, что ты принадлежишь другому. Но я еще раз повторяю, что не собираюсь тебя продавать. Передай ему мои слова. Пусть он меня тут хоть убивает. Я принципиально отказываюсь это делать.
Тараканы подавились хлебными крошками, закашлялись, глядя на экран. Одного бедолагу на задних рядах вообще стошнило в проход.
- Он что? Упал случайно по дороге на работу? – возмутился первый ряд.
- Ну конечно, - ехидно заметила какая-то тараканиха, - Когда женщина соответственно одета, когда она хорошо выглядит, тут любой клюнет. И не важно, вампир или человек!
- Главное, чтобы за чужой счет! – согласилась ее подруга, - Типа, тебя тут приодели, отмыли, почистили, накормили, обогрели, а я тут внезапно присмотрелся, и понял, что ты очень даже ничего… А как же я этого раньше не замечал?
- Это все? – равнодушно спросила я, вставая с кресла.
- Да, это – все, - ответил Ренель, стоя ко мне спиной, - Хотя, нет. Знаешь, когда у вас с ним не сложится, я с удовольствием заберу тебя себе, Гетера Эдлера. Тебя так все называют. За глаза, разумеется.
