- Мне тоже кажется, что оно звучало по-другому, - осторожно подтвердила я.
- Мне показалось, что «ля» расстроено. Интересно, с чего бы наше «ля» вдруг внезапно расстроилось? – заметил Абель, снова нажимая на клавишу и зажимая педаль. Звук рассеивался в гул.
Он поднял на меня глаза и пристально посмотрел на меня тяжелым взглядом.
- Смею предположить, ну мне так показалось…. что наше «ля» просто стало понемногу западать, - уклончиво ответила я. Я почувствовала, что зря я это сказала. Лицо Абеля выглядело совсем не таким, каким я привыкла его видеть. Этот пристальный взгляд в пустоту ничего хорошего не предвещал.
- Я так понимаю, что оно терпеливо ждет, когда я перестану играть? – осторожно спросил Абель, чуть сощурив глаза и едва заметно улыбнувшись. Улыбка адресовалась явно не мне.
Повисла странная тишина, подразумевающая мой ответ. Я промолчала.
- Нет, я ошибся. Оно - не расстроено. Оно - просто глуховато. А ведь я стараюсь сильно на него не давить, - задумчиво вздохнул Абель, - Ладно, будем считать, что это…
Он положил руки на клавиши, и я услышала «Вечное движение» Паганини, хотя на самом деле это произведение называется «Каприз №24». Что-то «вскрылось» в лесу. Немецкие классики, которых я помню по черно-белым портретам, висящими в коридорах музыкальной школы, тоскливо переглянулись и пожали плечами. Абель им изменил. Впервые на моей памяти.
- Вообще-то на скрипке «каприз» звучит намного лучше… - заметила я, слушая музыку и сравнивая с оригиналом.
- Я не люблю скрипку. Стоять со свернутой шеей… - медленно произнес Абель, глядя куда-то в стену, а потом с усмешкой добавил, - Скрипка – инструмент бедных и жадных. Ее может позволить себе каждый музыкант, а в футляр удобно собирать деньги. Это – мое личное мнение, вы можете его не разделять. На счет духовых, то я, категорически против. Я не понимаю тех, кто тянет всякую гадость в рот.
Мои тараканы тут же оживились. Одинокого таракана – скрипача с протянутыми лапами и футляром, наполненным крошками, заменил духовой оркестр.
- Выступает… - откашлялся таракан-конферансье, - Оркестр имени Графа Дракулы! Ваши аплодисменты! Композиция называется «Группа крови»! Встречайте!
Тараканы вставили себе клыки, пытаясь засунуть между ними мундштуки труб. Отчаявшись, они побросали инструменты.
- Нам жубы мешают! – возмутились оркестранты. Конферансье, сложил верхние лапки на груди и торжественно заявил:
- Простите, по техническим причинам выступление оркестра отменяется! Встречайте балет им. Эльжбетты Баторий! Им «жубы» точно не мешают!
Абель молчал. Я тоже молчала, мысленно прокручивая весь недавний разговор.
- Вы категорически не умеете играть, сударыня. Некоторые пианисты свято верят в то, что самое важное – это техника, - усмехнулся Абель, нарушая тишину, - А некоторые уповают на чувства. Каждый играет по-своему. Одно и то же произведение можно сыграть по-разному. Так вот, я привык жертвовать чувствами, ради техники, а вы привыкли жертвовать техникой, чтобы передать чувства. Вы передерживаете ноты, делаете неверные акценты. Я же наоборот привык свято соблюдать партитуру, считая, что классикам виднее. Какое произведение вы знаете лучше всего?
- Бетховен, «К Элизе», - вздохнула я, вспоминая, сколько вечеров я его разучивала его наизусть.
- Да, еще свежо в памяти ваше предсмертное глумление над классикой, - заметил он, закатывая глаза, - Итак, вы играете правой, я играю левой. Посмотрим, что у нас получится.
Я положила руку на клавиши и начала играть. Первую часть мы худо-бедно осилили. На второй я поняла, что опаздываю. Вслушиваясь в аккомпанемент, я сначала пыталась подстроиться, но потом просто стала играть так, как привыкла. Я еще удивилась, как Людвиг ван Бетховен, лично не открыл дверь комнаты и не дал нам по рукам, стряхивая с себя комья земли и снимая с шеи венок. Я бы на его месте сразу же откопалась бы, услышав такую какофонию звуков. Разрыв был уже почти целый такт. Стали звучать откровенные, режущие слух диссонансы.
- Не прекращайте игру, - заметил Абель, выводя аккомпанемент, - Я не собираюсь под вас подстраиваться. Я вижу, что вы тоже не спешите под меня подстроиться. Интересно…
Мы доиграли. Бетховен в гробу обмяк и заплакал от облегчения. Худшего исполнения он еще не слышал.
- А теперь попробуем по-другому, - заметил мой «аккомпаниатор», - Положите свои руки поверх моих. Меня когда-то именно так учили играть.
Я положила руки поверх его рук. Было очень неудобно, свешиваться со своего стула, чтобы дотянуться до его левой руки.
- Вам придется сесть ближе, - заметил Абель, бросая на меня скорбный взгляд.
- Но ведь вы не будете сдвигаться. А мой стул уже стоит вплотную к вашей банкетке, - заметила я, глядя на него.
- Это – ваши проблемы, - философски заметил Абель, глядя на то, как мне пришлось встать.
- Может быть, я стоя попробую, - вздохнула я, снова пытаясь дотянуться до его левой руки, которую он нарочно отвел подальше.
- Стоя? Увы, не вариант. Есть еще идеи? – тоскливо спросил он, глядя на меня своими скорбными глазами.
- Есть еще один … вариант, - смущенно выдала я, понимая, чего он добивается, - Но тогда вам будет неудобно.
- Заметьте, не я это предложил… - усмехнулся Абель, усаживая меня себе на колени. Я чувствовала, как он положил подбородок на мое плечо. Я вздрогнула, косясь в его сторону. Такие телодвижения с моей стороны вызвали у него едва заметную улыбку.
- Ага! – заорал неугомонный таракан – Сейчас будем играть в четыре руки! В четыре руки и в два клыка! «Музыка на-а-ас связала!» Тьфу! «Тайною на-а-ашей стала». А ничего, что он – упырь, а ты ему шею подставляешь? Как бы ваш Бетховен не закончился Шопеном! И не «Прелюдией», а «Похоронным маршем»!
- Слышь, засранец! – заорали другие тараканы, - Когда ты уймешься? А? Мы тут родственную душу встретили! Не мешай нам!
- Хочу и мешаю! Нет, я понимаю, что все это красиво и так далее, но пошевелите усами, если больше шевелить нечем! Он – упырь! Он – не человек! Эти отношения обречены!– заорал таракан, чувствуя, как его снова выставляют за дверь.
- Я предупредил! – заявил он, высовывая голову в дверную щель, - Пусть ищет себе какую-нибудь упырицу! А нас оставит в покое! Мне уже порядком надоели эти американские горки.
- Пошел вон! – заорали на него остальные, приготовившись слушать нашу совместную с Абелем игру.
- Мы для него еда!– вякнул таракан, - Пока что он сам не ест и другим не дает, но скоро, очень скоро…
И тут кто-то догадался засунуть ему в рот кляп и привязать беднягу к стулу.
- Сиди и слушай молча! – тараканы отряхнули лапки и заняли свои места.
Я положила руки поверх рук Абеля. Кончики моих пальцев совсем не доставали до кончиков его пальцев. Да, по сравнению с ним я вообще миниатюрная. Абель начал играть. Я играла вместе с ним, осторожно и нежно придавливая-поглаживая его пальцы. Мы слегка покачивались, следя за клавишами. Я даже закрыла глаза, вслушиваясь в биение своего сердца и в его дыхание. Абель точно так же как и я, тихо, едва слышно проговаривал ноты, когда играл. Это – странная привычка некоторых музыкантов. Я чувствовала как он иногда, словно невзначай, прижимается ко мне щекой.
