Я невольно рассмеялась. Он улыбнулся.
- Мне нужно уйти. Не люблю я выносить смертные приговоры. И вообще мне пора, - усмехнувшись, заметил Абель, выпустив меня из объятий. Я проводила его до самой двери, а потом побежала на второй этаж, чтобы посмотреть, как его карета скрывается из виду. Ненавижу этот момент. Положив руку на холодное стекло, чуть не плача, я молча провожала взглядом черную карету.
- Не вздумай плакать! Поставь себя на его место! – авторитетно, со знанием дела заявили тараканы, - Кому охота возвращаться к заплаканной женщине? Кому охота вместо того, чтобы решать свои проблемы, думать о том, что ты тут сидишь в соплях-слезах? Пусть хоть на час, на два, он сможет успокоиться и отвлечься от плохих мыслей. Для него это важно. Каким бы сильным ни был мужчина, ему нужна поддержка. Так поддержи его! Не стоит тут устраивать сопливую мелодраму и трагикомедию!
Каждый раз, когда он приезжал, я старалась казаться спокойной. Как бы ни было тяжело, мне пришлось научиться держать себя в руках. Прижимая к груди его голову, целуя макушку и прижимаясь к ней щекой, я понимала всю несправедливость истории по отношению к женщинам. Целые тома описывают героев, готовых сражаться до конца за то, во что верят. А женщинам, которые каждый день сражаются с невидимым врагом – отчаянием, молятся за любимых, проводя бессонные ночи в переживаниях, посвящается от силы один абзац. «Она писала ему трогательные письма и ждала его…» или «…. Она не смыкала глаз, в надежде, что он вернется». Вот и все, чего, по мнению большинства авторов исторических хроник, заслуживают женщины. Я поняла одну истину. Каждый шрам на теле любимого мужчины – это шрам на сердце любящей женщины. Так было, так есть, и так будет всегда.
- Лена, ты сердце береги… Ты видела, сколько у него шрамов? Две длинные полосы на груди, штук шесть рубцов на спине. У тебя они все на сердце не поместятся! - занервничали тараканы.
- Она же их в два - три слоя собирается нанести, как макияж! – буркнул узник, скрестив лапы на груди, - Я говорю, что все это добром не закончится. Твой драгоценный что-то темнит… Не все спокойно в Датском королевстве…
- Слушай? А ты точно не с головы Ренеля перебежал? Нет? Странно! – возмутились тараканы, глядя на портрет Абеля масляными глазками.
- Слушайте, а, может быть, мы татуировку себе на шее набьем? – съехидничал узник, - В знак неземной любови? «Собственность фюрста Криора, Абеларда Аларда Эдлера». Интересно поместится или придется мельчить? Чтобы все знали! Вдруг нас тут куснуть захотят, увидят татуировку, так сразу аппетит пропадет? И нам польза, и ему приятно.
- Не смешно! – заявили обиженные тараканы, созерцая портрет любимого.
Мне оставалось только гадать, что происходит на самом деле. Абель не появлялся уже почти двенадцать часов. На улице было темно, лишь далекие всполохи напоминали о том, что где-то идет битва за каждый квартал.
Абель вернулся спустя еще четыре часа моего мучительного ожидания, сбрасывая на пол плащ и перчатки.
- Я сдаюсь, - усмехнулся он, протягивая руку, - Берите меня в плен. Принимайте мою капитуляцию. Мои условия сдачи. Ванна, еда, чистая одежда, любовь, нежность.
Я подбежала к нему, обняла его, встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ и стала целовать.
- Сударыня, пытки запрещены законами Криора, - усмехнулся Абель, отвечая на поцелуи, - Кто вас учил так жестоко обращаться с пленными?
Я улыбнулась, взяла его за руку и повела наверх. Сняв с него грязную одежду, я отправила его смывать с себя кровь.
- Вы планируете караулить меня под дверью, чтобы я не сбежал? – раздалось из ванной, после плеска воды, - Ваш директор не только бизнес, но даже восстание организовать нормально не может. Если бы не он, то не пришлось бы с ними возиться. У нас достаточно сил, чтобы решить эту проблему за час, но я не хочу отдавать приказ на тотальное уничтожение, потому, что могут зацепить Ренеля. А мне он нужен живым.
Я попросила служанку унести грязную одежду и принести еду. Я лично приняла из ее рук поднос с большим бокалом крови и осторожно поставила его на стол.
- Я переживаю из – за того, что вы постоянно приходите в крови… - заметила я, обращаясь к закрытой двери, - Я вообще против кровопролития.
Тараканы тут же схватили транспаранты, построились в шеренгу и растянули огромный плакат из туалетной бумаги: «Миру-мир!». Потом, кому-то из них показалось, что нужно внести элементы интернационализма в этот извечный призыв. Он быстро нарисовал табличку: «Peace – да!». Все с укором посмотрели на «языковеда».
- Вот! – заметил узник, - Вот! Именно то слово, которое характеризует сложившуюся ситуацию! Возьми с пола крошечку! Назначаю тебя своим заместителем!
Пока тараканы разбирались между собой, раздался голос Абеля.
- А кто ел мою шоколадку? – с улыбкой возмутился он, выходя из ванной. Я положила на стол новую плитку, которую принесли вместе с одеждой.
- Я спрашиваю, - улыбнулся Абель, подходя ко мне и целуя меня, - Кто нервничал и ел мою шоколадку? И почему не доел? Постеснялся? Совести у вас нет. Не смотрите на меня так. Я хочу повредничать, так что терпите. Я же в плену? Так что я имею право вредничать. Если хотите, берите новую плитку. Я же ее все равно не ем…
- А вы никогда не пробовали шоколад? – удивилась я.
- Нет, никогда. Я говорил, что мне почему-то нравится его запах. И мне нравится, как плитка ломается. Мне иногда было интересно, какая она на вкус. Я пытался попробовать, но я не чувствую ее вкуса. Как будто угол стола грызешь… - усмехнулся Абель, усаживая меня на колени и беря в руки бокал с кровью.
- А что? Был опыт? – съехидничала я.
- Так. У нас вредничает кто-то один. И на данный момент – это моя привилегия. Расскажите мне, какая она на вкус? - спросил он, делая большой глоток.
- Шоколадки бывают разные, - заметила я, глядя на новую шоколадку, - Вот эта – горько-сладкая. Сначала, кажется, что сладко, а потом чувствуешь горечь послевкусия. Это трудно описать словами. Нужно пробовать. А кровь? Какая кровь на вкус? Для меня она – соленая и противная.
- Это для вас. Для нас она разная. У каждого человека свой особенный вкус. Это трудно описать словами. Нужно пробовать. Хотите попробовать? Немного, совсем чуть-чуть, - заметил Абель, поднося к моим губам свой бокал. Пить чужую кровь не хотелось. Минздрав предупреждал. Но из вежливости, я поборола первый приступ брезгливости и слегка промочила губы. Кровь как кровь. Соленая и холодная. Привкус металла на губах.
- Ну как? – поинтересовался Абель, глядя, как я с тоскливым лицом облизываю губы.
- Обычная кровь. Только холодная… - заметила я, стараясь побыстрее избавиться от этого привкуса.
- Она очень похожа по вкусу на вашу, что наталкивает меня на отвратительную мысль, - покачал головой Абель, расстегивая мое платье, - Я сегодня хочу побыть чудовищем. С вашего позволения.
