Я зажмурилась, молясь всем богам, чтобы задохнуться раньше, чем сгореть. Сейчас должно быть очень больно… Я мысленно сосредоточилась на предстоящей боли…
«Альберт будет жить… Альберт будет жить…» — повторяла я, чувствуя, как из носа, по губам, подбородку и шее течет кровь. Я слизнула ее. Соленая…
Огромная кровожадная, многоголовая гидра, чудовище, рожденное ненавистью и страхом, обвивала костры, упиваясь страданиями тех, кто на них горит. Сейчас она сильна. Сейчас она кровожадна и жестока. Сейчас она вдыхает дым пожарища, а в ее многочисленных глазах отражается фанатичный отблеск костров. Скоро она распадется. Ее головы разойдуться по домам, вспоминая пьянящее чувство, когда сопричасность и безнаказанность сливались воедино. Они про себя назовут это чувство "свободой", а утром, с похмелья, они будут бояться смотреть друг-другу в глаза, но, как однажды сказал Альберт «пока еще сегодня». «Все пошли, и я пошел! Какие ко мне претензии?», «Все жгли, и жег! Я ни в чем не виноват!».
Я ждала и боялась мучительной боли, но ее все не было. Приоткрыв слезящиеся глаза, я смотрела, как огонь пляшет вокруг меня, как языки пламени обнимают меня, не причиняя никакой боли. Не горела даже моя одежда… Я смотрела с изумлением на то, как почернели под моими ногами доски, как поднимаются вверх черные куски горящей бумаги. Огненное кольцо сжималось, но боли не было. Дым набивался в легкие, но пламя гладило меня, ласкало, осторожно прикасаясь ко мне, вызывая лишь легкое покалывание.
«Анна-а-а, Святая Анна! И вот священный огонь пылает, и диво дивное видят люди, огонь преступницу обнимает, ласкает плечи, целует губы!» — пронеслась у меня в голове дворовая песня, которую когда-то мне бросили в соцсети на день рождения, глубокомысленно заметив, что «про Аню!». Возможно, это был намек на то, что меня давно пора сжечь на костре. Я так и не поняла.
Опыт поднял голову, изумленно глядя на Любовь. Любовь сама смотрела на Опыт с удивлением.
«Это что-то новенькое!» — удивился Опыт, оглядываясь по сторонам. — «Что-то я такого даже представить себе не мог!» «А я верила в чудо!» — возликовала Любовь, расправляя прекрасные крылья.
«Нет, в это чудо по имени Аня, я тоже верил, но это как-то выше моего понимания!»
— озадачился Опыт. — «Теперь главная цель — не задохнуться от дыма! Огнетушитель и противогаз! Срочно!»
И я попыталась дышать через раз, чувствуя, как слезятся глаза. Огонь под ногами стал постепенно угасать. Доброжелатели посмотрели на меня слегка озадаченно, с легким оттенком сомнения. «А не ведьма ли она?» — читалось в подозрительных прищурах. «Ага, а сжигают нас для профилактики! Мы тебя сожжем, а ты больше не колдуй!» — пригрозил пальцем крайне озадаченный Опыт. «А вдруг они решат, что Аня — святая?» — спросила Любовь. — «Вдруг нас канонизируют?». «Ну да, есть такая народная забава, сначала бить камнями, а потом челом!» — усмехнулся Опыт.
— «Почти во всех религиях есть товарищи, которых сначала зверски замордовали свои же, а потом «ниспошли нам благодать, денежек побольше, здоровьица, счастьица в личной жизни и всех-всех благ! Пожа-а-алуйста!»»
Я посмотрела на зрителей, взглядом далеким от святости. Если вдруг канонизируют, то у них здоровьица не хватит себе блага вымаливать. В толпе нарастал ропот. Народ перешептывался, чувствуя себя явно неуютно. Еще бы! Наверное, таким взглядом смотрела на меня престарелая резиновая маринованная курица из духовки, когда я ее тыкала вилочкой, пытаясь определить степень готовности.
— Тащите еще доски! — заорал какой-то неугомонный мужик. — Больше досок! Все, которые есть!
«Анна Д'Арк! Ремейк на «Жанну Д’Арк». Дубль второй, сцена последняя. Сожжение!» — заметил Опыт. Любовь скептически посмотрела на людей, а потом на головешки под моими ногами. «А мне казалось, что второй раз не казнят!» — удивилась она, глядя не бессовестных зрителей. «Расскажи об этом декабристам!» — усмехнулся Опыт, закатив глаза.
«Обидно, что завтра они будут спокойно сидеть дома, пить чай, играть со своими детьми, свято веря в то, что ни в чем не виноваты!» — вздохнул демон. — «Чем больше народу, тем меньше процент вины!». «Всех не передушишь, всех не пересадишь!» — отозвалась я.
Мне под ноги кинули все доски, которые смогли найти, бросили какие-то книги по магии для растопки, и опять подожгли. И снова я пыталась не вдыхать дым, чувствуя, что огонь не причиняет мне ни малейшего вреда. Я надышалась дыма на несколько лет вперед, чувствуя, что меня мутит и тошнит. «Пока не прижмешься к Альберту, не вздумай терять сознание!» — прошептала Любовь.
— Да что это такое! — возмутилась какая-то садистская непосредственность. — Давайте ее просто камнями забьем! Или свернем шею и дело с концом! Че зря дрова палить? У нас еще пять магов!
«Кто без греха, пусть первый бросит в меня камень!» — произнес Опыт, понимая, что только за такие слова можно сразу получить булыжником по голове.
Это был первый и единственный раз, когда мне хотелось, чтобы огонь горел чуточку дольше… Как только костер прогорел, меня стащили вниз, швыряя на землю. «Пока не обнимешь Альберта…» — напомнила Любовь. Меня несколько раз ощутимо пнули. Я попыталась встать, чувствуя, что на правую ногу я наступлю не скоро. У меня из кармана выпал… медальон Эрвилла. Вот оно — чудо, которое я не глядя, на автомате сунула в карман, когда мы рассматривали содержимое тайника.
Я схватила медальон, понимая, что от камней он меня вряд ли спасет. Я попыталась сжаться, прикрыв голову руками, пока народ разбивал брусчатку, окружив меня со всех сторон…«Пока не обниму Альберта….» — шептала я, как молитву, не чувствуя боли. — «Пока не обниму Альберта…»
И тут я почувствовала, как моих гонителей сметает и сбивает с ног светлая волна.
Что-то огромное и черное пронеслось перед моими глазами. Это было так неожиданно и жутко, что я сама задергалась.
Вторая волна отмела оставшуюся часть толпы, и швырнула их на землю. Белая инквизиция пыталась поставить щиты, но огромная черная тварь бросилась на них, с легкостью повалив на землю одного из них. Белая одежда обагрилась кровью. Тварь принялась за второго, расправляясь с ним в считанные секунды. Третий не стал испытывать судьбу и показывать доблесть, поэтому попятился… Остальные бежали, смешиваясь с толпой.
«Кто не успел, тот опоздал!» — вздохнул Опыт, доставая блокнот и ручку. «Что ты делаешь?» — спросила Любовь. «Учусь, как разгонять несанкционированные митинги!» — прокашлялся Опыт. — «Мало ли. Вдруг пригодиться?».
С лица белого инквизитора, пытающегося увернуться от прыгнувшей ему на грудь твари, слетела маска, обнажая молодое и до смерти перепуганное лицо. Из его руки выпал увесистый камень…
— Шаг назад! — услышала я громкий голос, понимая, что мне не чудиться. — Вот черта. Заступите за нее — сдохните! Тварь! Не пересекать черту! Если кто-то пересечет ее — убить!
Между мной и толпой пробежала огненная змея, оставляя за собой пылающую черту. Люди в ужасе отшатнулись от нее. Несколько камней полетело в меня. Правильно, не пропадать же добру? Что? Зря брусчатку разбивали? Я инстинктивно сжалась, чувствуя, как один камень все-таки попал мне по руке. В Альберта, который двигался в мою сторону, полетело заклинание, которое тут же отразили десяток черных инквизиторов, стоящих по обе стороны от канцлера. Один из них бросился ко мне, заслоняя меня полупрозрачным щитом от летящих камней. «Пока не обниму Альберта!» — возликовала Любовь.
