— Виктор Ленготт, — произнес какой-то старик, теребя в руках пуговицу и с ужасом глядя на перо. — Первая сектораль, дом шесть… Простите, я просто случайно здесь оказался… Я никого не уби…
— Заткнись! — процедил Альберт, сверкая глазами. Он сам еле стоял на ногах. Я отчетливо видела, как он едва заметно покачивается. — Следующий! Те, кто назвал фамилии, могут идти домой. Завтра утром собираетесь в том же составе. Будете своими руками восстанавливать то, что разрушили. Без скидки на пол, возраст и состояние здоровья.
— Уилма Смитт, — прошептала какая-то молодая женщина, теребя дрожащими руками платок. — Восьмая сектораль, дом десять. Я здесь случайно… Вы не подумайте… Я не…. У меня двое детей…Мне не на кого их оставить…. Я не смогу завтра…
— Не на кого оставить? — осведомился Альберт. При мысли, что ему тяжело стоять, у меня чуть не разорвалось сердце. — Нашла на кого оставить сегодня — найдешь и завтра. Никаких отговорок. Мне плевать на ваши проблемы. В том числе и на те, которые будут у вас в случае неявки. Никаких поблажек!
— Дамиэн Вилленгтон… — молодой мужчина задыхался от ужаса, глядя, как мимо него прошел Боня, охраняя, вверенный ему объект. — Пятая сектораль… Дом… дом… восемь… У меня жена умирает… кровью кашляет… ей совсем плохо… Я не…
— В Лечебницу ее! — произнес Альберт, сглатывая и делая над собой усилие — Я как закончу с вами, отдам распоряжение об оказании помощи пострадавшим.
— А можно быстрее! — взмолился Дамиэн. — Пожалуйста! Ей очень плохо! У нас пятеро детей…
— Быстрее? — переспросил Альберт, поднимая брови. Ему бы еще немного полежать… Да что это за мучение смотреть на него, понимая, что ему самому нехорошо. — Вас ведь так много. Пока всех не перепишем, помощи не будет. Пиала у меня! Дальше! Родственники пострадавших — выходят из круга в первую очередь. Называют не только свое имя, но и имя пострадавшего. Составляйте второй список. Продолжайте!
Альберт прокашлялся, а я с ужасом ждала, что сейчас по его подбородку побежит кровь. Но крови не было. Это все едкий дым горящей Академии…
— Осмотри жертв! — кивнул он одному из своей свиты. — Анабель в пер…
— Нет… — просипела я, пытаясь протянуть к нему больную руку. — Там девушке — магу очень плохо… Меня потом… Я еще могу немного потерпеть, а она умрет, если ей не помогут…
У кого-то парня из толпы не выдержали нервы, и он попытался бежать. В два прыжка его настиг Боня и просто растерзал его на глазах испуганной толпы.
— Я предупреждал! — произнес Альберт, глядя на растерзанное тело.
Девушка — маг, которую я видела, когда меня тащили сюда, лежала пластом, вся в крови, едва шевеля пальцами руки… Не дотащили до костра… Не успели… Целитель водил светящейся рукой по ее ногам, а потом по разбитому лицу.
Перепись населения продолжалась. Альберт вздохнул и протянул руки в мою сторону. Инквизитор, державший меня на руках, передал меня. Я была бы рада обнять Альберта, но левая рука не поднималась. Закон подлости… Я скривилась, пытаясь сделать над собой усилие и поднять левую руку, а вместо этого застонала.
— Бросай мага. Не умрет… Быстро займись Анабель… Быстро снимите боль… Я не могу видеть, как она страдает… — приказал Альберт, глядя, как девушка маг, смогла подняться на ноги. Ее забрал кто-то из магов.
Целитель подошел ко нам.
— Все, все… Все закончилась… Прости… Прости… — рука Альберта осторожно скользнула по моему плечу, а губы прижались к моему лбу. — Прости, что так поздно… Прости… Не переживай, сейчас боль снимут… Быстрее!
— Ай… — всхлипнула я, пытаясь обнять его. Левая рука распухла и не поднималась.
— Альберт… Тебе же самому тяжело… Давай, я посижу на земле…
— Тише, тише, тише…, - я почувствовала, как его губы прикоснулись к моем лбу. Не отрывая губ от моего лба, Альберт прошептал, — Все, все… Тише… Потерпи… Я тебя больше с рук не спущу…
— И на работу будешь с собой носить? И в патруль? — всхлипнула я, глядя на целителя, который даже не знал с чего начать. — Руку… Левую… Чтобы я просто смогла обнять… Пока мне больше ничего не надо…
Целитель положил руки на мое левое плечо. По моему телу поползло приятное тепло… Боль уходила, уступая место приятной усталости…
— Там еще нога, ребра… Да на ней почти живого места нет… Все тело синяки, ссадины и ушибы…. - произнес целитель. Альберт сглотнул и простонал.
— Не переживай, — лепетала я, положив голову ему на плечо, чувствуя, что не могу остановиться. — Я уже сегодня один раз ломала руку… Ничего. Исцелили… Ножом пырнули. Но не переживай. Просто царапина. Успела увернуться… На костре меня жгли два раза… Одного раза оказалось недостаточно… Представь себе! Жгут, жгут, а я не горю… Из-за медальона Эрвилла… А нет! Три раза… Если считать горящий дом, то три раза…
— Еще немного не шевелитесь…. - произнес целитель, снова положив руку мне на плечо.
— Рэй Паркер! Первая сектораль, дом сорок три…
Из круга выходили один за другим люди, прятали глаза, мялись и называли своим имена-фамилии. Они старались не смотреть на горящую Академию, старались не смотреть на чье-то обгоревшее тело, привязанное к шесту.
— Джон Тейлор… Одиннадцатая сектораль, дом пять…
Они старались не смотреть на груду сломанной мебели, которую выволокли из Академии, на разбитые парты, разорванные учебники.
— Уолтер Уэсли… Вторая сектораль, дом двадцать. Просто двадцать.
Они опускали глаза при виде немногочисленных магов. Уставший, как собака, Освальд поднял на руки обгоревшее тело студента, распростертого на брусчатке, посмотрел на него, а потом осторожно сложил к другим телам, среди которых было несколько черных инквизиторов, преподавателей и обгоревшее тело какого-то маленького ребенка. Сомнительно было, что пятилетний мальчик практиковал магию, но он тоже лежал на земле, обгоревший и скрюченный. Недалеко от него лежала обгоревшая женщина.
— Мэри Паркер! Шестая сектораль, дом сорок три… Джонатан Паркер. Шестая сектораль. Дом тоже… сорок три…
Я подняла глаза и увидела продавца, у которого я покупала самое вкусное в городе печенье. Того, который поджигал мой костер. О его магазинчике все знали. Дети со всех секторалей его просто обожали и постоянно тянули взрослых за руку, требуя купить сладости. В магазине всегда была огромная очередь, которую стоило выстоять, чтобы побаловать себя вкусняшкой. Мальчик, которому он еще вчера отвешивал печенье и заворачивал его в бумажный пакетик, погладив по голове: "Кушай на здоровье и расти большой!”, лежал среди мертвых тел. Он уже никогда не вырастет.
— Льюис Флинт! Третья сектораль, дом тридцать восемь… Простите, моей дочери плохо… Запишите ее имя… Элиза Флинт…
Толпа не знает слов «стыд», «совесть», «жалость». Ей так же не знакомо такое понятие, как здравый смысл. Она знает два слова «страх» и «смерть». И Альберт разговаривал с ними на их языке.
