– Ты уже их поливаешь. Грязью! – вспылила я от такой наглости.
– Это – не грязь. Это – удобрения! – со вздохом ответил он, убирая руку. – Давай домой. Быстро!
Дверь закрылась так, словно Феникс поругался со всем миром.
– Что это еще за новости? Дети! Ненужные! Как вообще такое может быть? – я со злостью взяла все еще влажную подушку и со всей силы швырнула ее на диван. – Ненужные! Да как вообще ребенок может быть ненужным? Мерзкий, отвратительный мир! Ненавижу!
– Рыжик, ты рассуждаешь так, словно это – единственный мир, где есть «ненужные» дети! Словно нигде нет ни детдомов, ни родственников, куда нерадивые мамашки спихивают свои «ошибочки», чтобы вспоминать о них раз в полгода, счастливо устроившись в новым мужиком? А мужик либо не знает о том, что где-нибудь в захолустье сидит с бабушкой-дедушкой «ошибка молодости», либо категорически против чужих детей. Неужели нигде такого нет? Когда ребенка воспитывают родственники при живой матери, которая ради приличия иногда проведывает свою … Рыжик, что с тобой? Ты чего? Рыжик?
Я стояла и смотрела на него, как на самого злейшего врага. Мои кулаки сжимались, на глазах выступали слезы.
– Не вздумай такое говорить! – прошипела я. – Еще одно слово и я…
– А! Все с тобой понятно, Рыжик. Все с тобой понятно. Осуждаешь одних, а сама поступаешь так же? – разочарованно заметил Феникс.
– А ты как будто горишь желание воспитывать чужих! Тебе же неохота связываться с чужим ребенком! – вспылила я. – Повстречай ты женщину своей мечты, у которой дети, ты бы вряд ли заявил: «Милая, я мечтаю стать им папой! Я буду хорошим отцом! Лучше, чем твой предыдущий!». Расскажи! Давай!
Я подлетела к нему, пылая от гнева. Никто! Никто не имеет права плохо говорить о моей маме!
– Если бы я сразу знал о ребенке, то тогда бы еще подумал. Но если от меня бы утаивали правду, боясь меня «спугнуть», не простил бы,– спокойно ответили мне. – Скажи мне, Рыжик, какому нормальному мужику, было бы приятно спустя год узнать о том, что где-то в каком-то захолустье у любимой жены есть дети, на которых она забила большим болтом ради «нового счастья»? И где гарантия, что с их совместными детьми, она не поступит так же, случись что с их отцом? Не сдаст их родителям и не упорхнет устраивать свою личную жизнь снова? С очередного чистого листа? И плевать она хотела на своего кукушонка, подброшенного в родительское гнездо. Иначе бы давно поставила своего ухажера перед фактом. И пусть не оправдываются, что так получилось! Никакие «заработки», «чужой город» и «вот устроюсь – заберу!» не являются оправданием.
Я смотрела на него, чувствуя, как меня только что пристрелили. Может быть, мое тело еще стоит на месте, роняя слезы и сжимая кулаки, но моя душа лежит мертвой на полу и корчиться в предсмертной агонии, зажимая себе рот рукой, чтобы не закричать вслух: «Мама! Мамочка! Скажи, что это не так! Скажи, что ты меня любишь! Просто… просто обстоятельства тебе мешают сказать своей семье о том, что теперь у окна, но уже браузера сидит твоя Еська и мечтает о том, что ты ответишь ей на поздравления с прошедшим полгода назад твоим Днем Рождения!».
– Так что, Рыжик, мой тебе совет. При знакомстве с мужчинами о наличии «прицепа» ставь их в известность сразу. Чтобы не было такого: «Ой, я чуть ли не девственницу из монастыря взял, а у нее, оказывается, семеро по бабкам сидят!», – усмехнулся Феникс, глядя на меня.
Я молча развернулась и ушла в ванную. Надолго.
– Рыжик, я все понимаю, но ты там долго? – поинтересовался голос, деликатно стуча в дверь, пока я сидела в ванне, смывая с себя грязь сегодняшнего боя. – Я тебя сейчас прокляну!!! До ревматизма в седьмой коленке! Причем, седьмая коленка тоже будет частью проклятия!!!
– А теперь представь, сколько пар обуви придется тебе искать, чтобы меня обуть! – усмехнулась я, расчесывая волосы и разглядывая в зеркале свое отражение.
– Валенки, шлепанцы, тапочки и туфли на шпильке! И все это одновременно! Выползай оттуда, гусеница! – в дверь постучали достаточно громко и отчетливо.
Через десять минут мне сулили золотые горы, кисельные берега и молочные реки. Еще немного и он согласится усыновить с десяток моих несуществующих детей.
– Рыжик, то, что у тебя нет совести, мы уже выяснили, но поскреби в закромах души и отыщи милосердие! Сколько наскребешь! Я тебя очень прошу, – раздался голос за дверью. – Я даже сдачу тебе дам в виде огромного «Спасибо!».
Через двадцать минут голос за дверью был нежным-нежным, добрым-добрым, спокойным-спокойным. Зато теперь я точно знаю, чтобы доказать свою правоту, показать глубину своей обиды не нужно лишних слов. Просто займите единственный санузел на два часа. И пока по ту сторону двери не найдут ключи к вашему черствому сердцу, не выходите.
– Рыжик, я не хочу выносить дверь! – слышала я голос, плескаясь в ванне.
– Если ты хочешь что-нибудь вынести, то пусть это будет не дверь и не мой мозг! Лучше вынеси мусор! – заметила я, вытираясь.
Я медленно выползла из ванной, отскребая от души осадок. Или скребок был плохой, или осадка было столько, что нужен был ядреный реагент, но как ни крути, настроение было испорчено. Отношения тоже. Зачем он вообще завел разговор на эту тему?
– Рыжик, – послышался голос, когда я в мрачных думах в очередной раз проходила мимо сидящего на диване все еще мокрого после ванны Феникса. Меня попытались поймать за руку.
– Отстань! – прошипела я злобной гадюкой.
– Рыжик, я не хотел сказать, что ты – плохая мать! Прекрати крутить кино! – услышала я, чувствуя, как меня ловят за руку.
Я вот сейчас стою и думаю. Между душой и шкафом куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Все норовят туда заглянуть любопытства ради. А если впустишь кого-нибудь в душу, то копаются со словами: «Это мне не нравится! А это – еще куда ни шло! Это сойдет! Это – прикольненькое! А это выбросить не жаль! Не могу понять, почему ты до сих пор не выбросила это отсюда?». Так что если в душе ищут скелета в шкафу, то с единственной целью – перемыть косточки.
– Послушай, – снисходительно заметила я, глядя, как меня держат за руку. – Отцепись, а? Будь так любезен. Я не хочу обсуждать сейчас тему хороших и плохих мам. И тему детей я тоже не хочу затрагивать! Так что если ты хочешь поговорить, то мы с тобой будем разговаривать исключительно на темы, близкие к выживанию.
О, как я завернула! И почему мое красноречие просыпается только в момент обиды?
– Хорошо, поговорим, – заметил Феникс, не отпуская мою руку и усаживая рядом на мокрый диван. – Что ты хочешь узнать?
– Все! Или я и дальше буду скакать веселым зайчиком, пребывая в полнейшем неведении? – усмехнулась я. – Но в данный момент меня интересуют вызовы. Все, что знаешь.
– Вызвать тебя могут только с двенадцати до шести. То, что в том мире по умолчанию – ночь, здесь по умолчанию – день. Не примешь три вызова подряд – за тобой придут. Причем, во вредном для здоровья количестве. Что тебе еще рассказать? – мою руку держали так, словно я зависла над обрывом.
