— Просто мы по портрету платье шили, — заметил Филипп, смачно надгрызая окорок. — Я как увидел его — влюбился без памяти! Да я спал с ним в обнимку!
— Это хорошо, что портрет был до груди, а то бы у нас еще дети были бы! — заметила я, сумрачно глядя на капустный листик, который орал, что выбор должен пасть на него.
Блюда все прибывали и прибывали, трактирщик с ног сбился, бегая вокруг нас, служанка устала уносить тарелки и нежно улыбаться принцу.
— Сколько с меня? — поинтересовался принц, сыто икая и доставая мешочек с золотом.
— Двадцать золотых! — потер ладошки трактирщик, глядя, как на стол высыпаются монеты, а принц достает бумажку и перо, деловито записывая «20 золотых — трактир».
— А что это ты там пишешь? — поинтересовалась я, чувствуя себя слегка неуютно.
— Расходы! Я все свадебные расходы тоже записал! Потом, с императорской казны (, отдашь! — спокойно заметил Филипп, собираясь положить бумажку обратно в сумку. — Я и так на свадьбу деньги занимал у соседей! Думаешь, что платье с бриллиантами — дешевое удовольствие? Да и сюда доехать нужно было! Это примерно сто пятьдесят золотых! Итого, ты мне должна Сейчас посчитаю Десять тысяч на одно платье. К нему идет диадема с сапфирами! Это еще пять. Плюс расходы на карету! И за риск Я же рисковал своей жизнью? Рисковал! Ну, накинем тысячу! Нет, две тысячи! Итого, ты мне должна, включая этот обед, девяносто восемь тысяч четыреста двадцать восемь золотых. Если бы убил твоего колдуна, то это обошлось бы тебе от двухсот тысяч! В зависимости от полученных мною травм!
Я пыталась подобрать сначала челюсть с пола, а потом слова, понимая, что нагушка еще никогда не был для меня столь дорогим человеком!
— С учетом того, что я рисковал своей жизнью! — снова повторил принц, подводя калькуляцию.
* * *
— Крас-с-сота! — усмехнулся я, глядя в зеркало на то, как меняется лицо моего кролика. — Парниш-ш-ша, мне каж-ж-жетс-с-ся, ш-ш-што именно с-с-сейчас-с-с ты рис-с-скуешь жиз-з-з-знью куда с-с-сильнее, ч-ч-чем при вс-с-стреч-ч-че со мной
Вы бы видели ее лицо в этот момент. «С-с-спас-с-сайся!», — подсказывал я тупому принцу, глядя как мое пушистое исчадье сощурило глаза.
— Быс-с-стро, готовьте платье с бриллиантами, — кивнул я, служанке, которая горестно посмотрела на меня. — Где х-х-хотите дос-с-ставайте, но ч-ч-чтобы приблизительно к з-з-завтраш-ш-шнему веч-ч-черу оно было Х-х-хотя нет. С-с-судя по лиц-ц-цу моего кролика, уж-ж-же ч-ч-через-з-з пару ч-ч-часов. Вам не каж-ж-жетс-с-с-я, ш-ш-што ее ос-с-станавливает только мыс-с-сль о том, что прятать труп некуда? С-с-странно, а мне именно так и показ-з-залос-с-сь!
* * *
Когда наконец-то у меня вырвалось первое слово, отдаленно похожее на цензурное, я почувствовала себя банком «Императрица», которая готова выдать ему такие кредиты, что на проценты здоровья не хватит. Я уже даже замахнулась на довольную собой ипотеку.
— Я не понял, что ты злишься? Я же тебя спас? Спас! Тебе некуда больше идти, кроме как обратно! Ты же не вернешься обратно к злому чародею? — развел загребущими руками принц. — Так что у тебя выбора нет! Я — твой спаситель! Я женюсь на тебе!
Мимо нас вальяжно и демонстративно пробежала крыса, присматриваясь ко мне. На секунду мне даже показалось, что я пользуюсь у них большой популярностью! — Мышей и крыс у вас что-то многовато! — заметил сытый Филипп, бросая на тарелку обглоданную кость, пока я мысленно представляла его труп, объеденный лисами, найденный по весне каким-нибудь любопытным крестьянином.
— Дык, кошки пропадают! Вот и плодятся крысы и мыши! Напасть просто! — вздохнул трактирщик, показывая за окно. — Во всей деревне — ни одной кошки!
Скоро и кролики пропадать начнут. Пропадать без любви и ласки. В мутные окна ударил первый луч рассвета, а я молча взяла недопитый кубок с вином, выливая его в лицо любителя «яжетебяспас!».
— Да как ты посмела! — заорал мокрый принц, а я уже бросилась к двери, чувствуя, как меня пытаются схватить за уши. Через минуту шустрый кролик-вампир, покидал место преступления на своих маленьких пушистых лапках, пока за приоткрытой дверью кто-то орал: «Она меня укусила! До крови! Она кусается!». Ладно я, ты еще цены не видел!
— Постойте! Вы еще суп не пробовали! — слышался расстроенный голос трактирщика. — Все нахваливают! Тьфу, на вас! Пора прикрывать трактир! Ничего! Когда-нибудь будут принцы за обе щеки уплетать суп из вороны!
Я бежала вдоль пыльной дороги, а потом увидела, как меня накрыло огромной тенью. Меня резко дернуло вверх, поднимая с земли, а я слышала странное хлопанье, чувствуя, как за мной бежит принц с криком, что я ему кое-что должна, а я чуть не просрочила ему на голову первый платеж. Огромные, когтистые лапы сжимали меня, пока сзади мою попу поджимал перепуганный хвостик. Через пару мгновений меня швырнули на землю. Первое, что ударило мне в нос — едкий запах кошачьего туалета, а на меня смотрело штук пятьдесят кошек, уютно расположившихся на груде сверкающих сокровищ. Один котик подрывал монетки лапкой, оттопырил хвост, выкатил глаза, а потом старательно закопал свое сокровище, воровато осматриваясь по сторонам. Мало ли! А вдруг кто-то заинтересуется?
— Ну и как мы тебя назовем, пушистик? — умилительно произнес голос, способный по громкости соперничать с сиреной, отражаясь многократным эхом от стен пещеры. — Давай ты будешь у нас. Беляшом! Ты же беленький? Беляш двадцать восьмой! Познакомьтесь, котики, это ваш новый друг — Беляшик!
Котики посмотрели на меня таким взглядом, что скоро меня придется переименовать в отбивную.
— А куда делись, — занервничала я, медленно оборачиваясь и глядя на огромную свирепую морду дракона. — предыдущие эм беляши?
Хвостик жалобно пел: «У кроли четыре ноги! Позади у нее нервный хвост! Но трогать ее не моги! За ее малый рост, малый рост!».
— Ты умеешь разговаривать! Вот счастье! Познакомься! Рыжик девяносто шестой, Серун тридцать девятый, Черныш шестьдесят восьмой и шестьдесят девятый, — умилительно перечислял дракон, подталкивая меня лапой в сторону котиков. Серун посмотрел на меня с явным гастрономическим интересом. — Теперь ты будешь жить у мамочки! Мамочка будет любить тебя и заботиться о тебе! А ты будешь любить мамочку! Мамочке в личной жизни не везет, поэтому вы — единственное утешение мамочки! Да, мои малипусики?
— Вообще-то, — прокашлялась я, срочно требуя противогаз. — я — не котик, я — кролик!
— И ты думаешь, что мамочка тебя от этого меньше будет любить? Что-то к нам никто не заглядывает! Вонь невыносимая стоит! Никто за котиками убирать не хочет! — вздохнула драконица, укладываясь на груду золота, а котики, как в фильме ужасов, поползли со всех сторон и щелей, облепив серую морду дракона. Некоторые вскарабкались прямо на нее, а какой-то нахал рядом стал радостно нализывать пушистые шарики, изображая балерину.
— Где мой говорящий котокролик? — улыбнулась зубастой улыбкой драконица, пытаясь поддеть меня лапой. — Мамочку никто не любит, поэтому ты будешь любить мамочку!
