— Нравится? — прошептала Одри, склонившись. — А так?
Ее рука скользнула между нашими телами и настойчиво погладила мой орган. Я хотел сказать, что поздно, но почему-то передумал. Наверное, потому что перед глазами была очень завлекательная картина, и я расхотел умирать. Одри потерлась о мой пах, так соблазнительно и порочно, что я шумно втянул воздух, ошарашенно уставившись на бывшую монахиню Богини.
Одри снова потерлась и склонилась к моему уху, прижавшись грудью.
— Я могу принять любой облик, — прошептала она. — Любой. Какой захочешь.
В паху стало тяжело, и низ живота свело спазмом. Удивительно, но я никогда не думал об этом. О том, что Одри- иллюзион. И действительно может стать кем угодно. Любой моей фантазией. Мать моя неузнанная, да это же подарок небес! Боги, я не хочу умирать!
— Только скажи, — она снова впилась в мои губы, жестко и порочно лаская рот. — Хочешь, я стану Лоель? Она тебе понравилась?—я моргнул, увидев, что на мне сидит уже черноволосая актриса. — Или… принцессой? — Сильвия невинно улыбалась, сжимая меня ногами. — Или одной из тех фиалок, что ты кормил на своей кухне? Кого ты хочешь, Лекс? Только скажи…
Облики сменялись, заставляя меня думать, что я точно сдох, но каким-то чудом угодил туда, где прекрасные девы развлекают праведников. Или они там лишь играют на арфах? Надо бы освежить свои знания об этом деле. Как-нибудь.
— Нет, — прервал я горячий шепот Одри и положил руку на ее грудь. — Останься собой.
Она коротко вдохнула и медленно улыбнулась. Снова потерлась об меня.
— М-м, кажется, тебе стало лучше? — промурлыкала она. — И почему я постоянно должна тебя спасать?
Лучше? Мне отвратительно. Просто ужасно! Мой пах горит огнем, а неудовлетворенное желание превращает мозги в пареную репу. Протянул руку, обхватил Одри за шею, притягивая к себе.
— Я все еще умираю, крошка. Так что поторопись.
Она приподнялась, сжала мой член и очень медленно опустилась. Пухлые губы сложились в искушающую улыбку.
— Ты так рычишь, Лекс, это не похоже на хрип умирающего. — Двинула бедрами, сидя на мне. Вверх – вниз… — И так стонешь, что хочется делать это вечно…
— Я не… стону… — убедительно простонал я.
Одри откинула голову, увеличивая темп. Я надавил ей на спину, поймал губами кончик груди, втянул в рот. Под моими ладонями были округлые ягодицы и златовласка скакала с опытностью искушенной наездницы. И да провались все в болото! Я стонал! И ругался. Хотел перевернуться, но девушка не позволила.
— Не в этот раз, — ее язык прошелся по моим губам. — Не в этот…
Я хотел съязвить, что с ней можно сдохнуть от старости, ожидая следующего, но ее движения, ее язык и тесное нутро, сжимающее член, окончательно расплавили мой мозг. Сила вливалась толчками – столь мощными, что я уже не только стонал, но почти выл, сходя с ума от наслаждения. Женская энергия всегда подпитывала меня, но в этот раз я ощущал что-то запредельное. Я даже не видел ничего, только чувствовал все острее и ярче, с каждым толчком и каждым движением. Все ощущения сконцентрировались в одном месте, и я шипел что-то гадкое и нецензурное, побуждая Одри не останавливаться.
А потом все-таки перевернулся, вдавил ее в мягкий дерн и мятый ворох одежд.
— Следующий раз уже наступил, — прохрипел, фиксируя ее руки над головой, чтобы не гладила, не касалась. И не от того, что не нравилось. Оттого, что нравилось слишком сильно! Я хмелел от ее вкуса и запаха, от той силы, что мог получить лишь от нее. Наверное, все дело именно в этом. В ее особенной силе, что вызывает у меня дикое и неконтролируемое привыкание. Я просто катастрофически пристрастился к ней. Может, иллюзионы сродни дурману? Не знаю, но я точно стал одризависимым. И жажду получить ее снова. И снова. И снова…
А после сегодняшнего дня, боюсь, буду хотеть этого еще сильнее. Одри изменилась. Она словно с цепи сорвалась или, наконец, позволила себе то, что отрицала. Мы оба сорвались с привязи в жажде обладания друг другом и потому катались по траве с остервенением диких зверей. Я хотел проникать в нее членом и языком и пытался делать это одновременно, хотя не всегда получалось. Первый раз лишь освободил пружину, держащую снаряд, и теперь мы неслись на полной скорости, не думая о направлении. Влажные губы, горячие пальцы, шелковые волосы в моем кулаке, изогнутая спина… Ее стоны. Те самые, что снились мне ночами, и я просыпался злой и возбужденный до предела.
— Лекс… — И мне нравится, как она произносит мое имя. Когда я внутри нее, когда тараню и хриплю, она выдыхает это протяжное «Ле-е-екс», и меня снова накрывает экстазом, судорогой сводит тело, и я ругаюсь от болезненного наслаждения.
Рухнул на землю рядом с Одри, поморгал.
— Ух ты, туман, — удивился, осматриваясь. — Я думал, у меня в глазах мутится.
— Туман, — согласилась златовласка, закинув руки за голову. Платье до сих пор болталось где-то в районе ее талии, как и нижняя рубашка, панталоны оказались на ближайшем кусте. Моя одежда тоже натянута кое-как, но было ужасно лень даже штаны поправлять. Перевернулся на бок, провел пальцем, рисуя на груди Одри какую-то загогулину. Кажется, я не могу не прикасаться к ней.
Пациент безнадежен.
Она тоже легла на бок, глядя на меня. Зевнула, прикрыв рот ладонью.
— Я бы сейчас выпила кофе и съела блинчики, — сказала Одри.
А я бы съел тебя. Откусывал бы по кусочку, слизывал сахар с кожи и растягивал это удовольствие, словно лакомка. Да. Совершенно безнадежен.
— Не отказался бы от кофе. А после ты рассказала бы мне, когда именно все вспомнила, — усмехнулся я. — Твои воспоминания давно при тебе, не так ли, детка?
Она застыла, мечтательная улыбка сползла с ее лица, и я ощутил сожаление.
— С чего ты это взял?
— Догадался. Ты все помнишь. И как давно?
Девушка нахмурилась, перевернулась и поднялась, натягивая свои тряпки.
— Ответь, Одри.
— Когда мы прибыли в Кайер, — сквозь зубы бросила она, не поворачиваясь.
— Значит, врала все время, — я сел, подобрал свой левый сапог. Правый почему-то остался на ноге.
— Я вспомнила… но не все сразу, — пробормотала она. — Первым то, что случилось в монастыре.
— Занятно.
— Что занятно? — покосилась на меня через плечо.
— Занятно было смеяться надо мной.
— Смеяться над тобой? — вспыхнула златовласка. Обернулась гневно. — Ты врал мне с того момента, как увидел в Долине! Наплел с три короба! И делал все, чтобы заполучить в постель, но сам не собирался и пальцем пошевелить, чтобы…
— Чтобы? — вкрадчиво сказал я. — Я предупреждал, что сделаю, если ты мне соврешь?
