«Всерьез ведь садят, гады!» – с неуместным удивлением подумал он.
Сейчас он отлично представлял, что может произойти дальше. Враги ждут его следующего броска, они знают, куда он побежит, и готовятся срезать жертву в прыжке, как обычную лесную дичь. Он не должен доставить им удовольствия легкой победы. Глеб стянул с себя куртку и чуть выставил ее из-за камня, а потом, едва по ней ударил первый выстрел, рванулся влево под защиту замшелого обломка скалы. Уловка удалась. Прежде чем преследователи поняли его хитрость, он снова исчез из виду. Более того, скала теперь надежно прикрывала его отступление, заслоняя обзор, и Глеб, почти не пригибаясь помчался к лесу. Он слышал, как, прикрывая его отступление, дважды выстрелила Анна, спустя короткий промежуток времени еще дважды…
Он ворвался в кусты, упал за толстый ствол поваленного ветром дерева и развернул карабин в сторону преследователей. Теперь положение существенно переменилось. Чтобы продолжать погоню, противники должны были вначале спуститься со склона, лишившись всякого прикрытия. Предупреждая эту попытку, Глеб пальнул два или три раза, старательно прицеливаясь, но вряд ли попал: возбуждение недавнего бега мешало точности стрельбы. Однако выстрелы его возымели действие. Преследователи быстро оттянулись назад, укрывшись за гребнем. Глеб и Анна на некоторое время получили возможность перевести дух. Всего несколько минут, пока их враги решатся на очередной шаг. Но долее оставаться здесь было невозможно.
– У тебя все в порядке? – услышал Глеб голос Анны, появившейся совершенно незаметно.
– Все нормально! – ответил он. – Попал я в кого-нибудь, как ты думаешь?
– Не знаю, – вздохнула она. – Это Донгаров их ведет. Я Донгарова видела. Теперь нельзя нам идти на заимку. Он дорого за это заплатит!
Глеб подумал, что у Донгарова гораздо больше шансов добраться до них, чем наоборот, но говорить ничего не стал. Положение было хуже некуда. Их мешки с припасами, его куртка валялись где-то в камнях. Патроны, спички, да всякая мелочь в карманах – все что у него осталось.
– А куда теперь?
Анна немного помолчала.
– На Ачик-тау! – сказала она с неожиданной уверенностью. – Донгаров нас не найдет! Пошли, Глеб!
Она легко поднялась и, не оглядываясь, шагнула в тайгу. Теперь, не обремененные грузом, они двигались гораздо быстрее. Выстрелы позади прекратились, преследователи осознали, что жертвы могут ускользнуть, и бросились в погоню. Вновь начался глухой, дремучий урман с деревьями вповалку и непроходимыми зарослями колючего подлеска. Очень скоро свитер Глеба оказался изорванным в клочья, залитое потом лицо саднило от множества мелких царапин. Путь их снова пошел на подъем, Анна вела его по косогору, забирая все выше и выше, и, хотя здесь уже деревья росли не так часто, облегчения это Глебу приносило немного.
Они карабкались вверх около получаса и, как ни велика была опасность за их спинами, настал момент, когда оба вынуждены были остановиться на пару минут, чтобы хоть чуть-чуть перевести дух…
– Пошли, – сказала Анна. – Мы от них не оторвались, они по нашему следу идут. Донгаров хороший охотник, от него в тайге уйти трудно.
– Как же мы уйдем? – не мог не спросить Глеб.
– Скоро сам увидишь, – ответила она, видимо, не желая тратить время и силы на объяснения. – Уже недалеко. Давай поторопимся, Глебушка!
Ближе к вершине лес все больше редел и, наконец, кончился. Под ногами у них вновь был камень. Здесь он уже не казался ослепительно-белым и гладким, как снизу. Кое-где поросшие мхом, изрезанные ветром и временем скалы, образовывавшие вершину Ачик-тау, вздымались на неприступную тридцатиметровую высоту. Анна шла уверенно, и Глеб сейчас окончательно убедился, что дорога ей действительно была давно ведома. Скоро они оказались на естественной тропинке – карнизе шириной метра в полтора, который огибал утесы и постепенно уходил вверх, но за очередным изгибом вдруг свернул в толщу скалы, превратившись то ли в расщелину, то ли в пересохшее навсегда русло горного потока.
Еще несколько поворотов в тесных стенах, – и дорога кончилась, уткнувшись в скалу.
– Вверх! – показала Анна на углубления в камне, словно нарочно проделанные для удобства путника, и, поправив за спиной ружье, принялась карабкаться первой.
Подъем был не слишком сложен – под ногами и руками Глеба всякий раз оказывалась вполне надежная опора – и завершился достаточно быстро. Преодолев с десяток метров, они выбрались на площадку и остановились перевести дух. Под ними во все стороны насколько хватало глаз расстилалась тайга. Слева Глеб увидел изгиб далекой реки. А за их спинами, в теле скалы, открывалось темное отверстие лаза.
– Пещера? Мы полезем туда? Это же ловушка! – воскликнул он.
– Нет, Глебушка, – терпеливо возразила она, словно разговаривала с ребенком. – Там нас никто не сможет найти, ни твои враги, ни Донгаров. Никто. Не бойся…
Чтобы пролезть в пещеру, пришлось встать на четвереньки, но сразу за входом лаз расширился. Анна поднялась и некоторое время ждала, когда глаза привыкнут к полумраку, потом пошарила где-то в расщелине.
– Спички, Глеб! – сказала она. – У тебя есть спички?
Он вытащил из кармана коробок, протянул. Слабенький желтый огонек легко переполз на смолистый факел. Вспыхнувшее пламя осветило уходящий в недра горы наклонный тоннель…
* * *
Со своим агентом по кличке «Роланд» Алямов встречался в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Это была не его идея, в музеи Алямов ходить не любил, да и в картинах разбирался неважно. Местом встречи музей избрал сам Роланд. Кстати, как и собственный средневеково-романтический псевдоним. Роланд вообще был не чужд романтики. В организации Ларика Роланд занимал скромное место бухгалтера-консультанта и особо интересной информацией не располагал. Однако он оставался единственным агентом из окружения Ларионова, и даже те крохи сведений, которые Роланду удавалось добыть, имели для Алямова и его коллег чрезвычайную ценность.
Агентом Роланд стал не за деньги, не из страха перед изрядно растерявшими былой авторитет органами, а из интереса, не в силах противостоять авантюрной составляющей своей натуры, периодически ввергавшей его во все тяжкие. Когда-то, еще при советской власти, он два года сидел в тюрьме, куда попал все из-за той же страсти к риску и приключениям. Посадили его за спекуляцию импортными шмотками, хотя юный Роланд алкал вовсе не богатства, но общения с загадочными и редкими на советской земле существами – иностранцами. Тряпье и жвачка были лишь приложением к общению, предметом общих деловых интересов серьезных людей.
Народный суд Москворецкого района не склонен был счесть эти обстоятельства смягчающими и влепил Роланду два года общего режима, которые тот провел в колонии недалеко от Твери, существенно расширив и обогатив круг своих знакомств. Одно из них впоследствии послужило рекомендацией при устройстве на работу в фирму Владимира Ларионова. К тому времени немного остепенившийся Роланд закончил вечернее отделение Института народного хозяйства и успел приобрести немалый опыт, поработав бухгалтером в различных коммерческих организациях.
