– А можно к «Форуму»? – обрадовалась она. – Ну, к кинотеатру, где мы познакомились.
– Ты опять хочешь туда? – удивился Радзин. – Зачем тебе? Неужели не достаточно на сегодня?
– Нам с каждого клиента только сорок процентов полагается, – деловито сказала Зоечка. – Мне семью кормить надо.
– Семью?
– Конечно, – обиделась она его удивлению. – У меня дома, в Ялте, сын есть, мать старая. Знаешь, какая у нее пенсия?..
Он вдруг почувствовал приступ тошноты. Достал купюру в сто долларов, сунул ей.
– Иди, – сказал. – Возьми такси, езжай куда хочешь.
Зоечка приняла деньги, не моргнув глазом.
– Ты приходи еще, – кокетливо сказала она. – У нас с тобой все так хорошо получилось, мне так понравилось. Или знаешь что!..
Она вытащила из сумочки клочок бумажки.
– Вот мой телефон. Позвони, если захочешь. Позвонишь? Если меня не будет, скажешь, что это ты, мне передадут, я приеду, когда ты захочешь. Ты позвонишь?
– Иди, – повторил Радзин, мечтая лишь о том, чтобы она немедленно исчезла. – Я позвоню.
Он захлопнул дверь и хотел сразу выкинуть бумажку, но отчего-то передумал и просто скомкал, бросив на тумбочку. Потом вернулся в комнату, постоял минуту, тупо глядя перед собой, наполнил доверху стакан и выпил в два огромных глотка…
* * *
– Алямов! Подойди ко мне быстренько, тут заявитель как раз по твоим интересам, – раздался голос Гуськова, когда Алямов снял трубку внутренней связи. Алямов пожал плечами, но пошел, не откладывая: по пустякам Гуськов его дергать бы не стал.
Заявитель оказался бледным, рыхлым человеком лет сорока. Рыжеватые редеющие волосы спадали ему на лоб, и он то и дело поправлял их, заглаживая ладонью. Звали заявителя Николай, а фамилия ему была совсем неблагозвучная, неизвестного Алямову происхождения: Дрешпак.
– Рэкетиры на него наехали, – объяснил Алямову Гуськов, пока заявитель ожидал в коридоре на диванчике. – И не посторонние, а фактически, его собственная крыша. Решили у него дело отобрать и очень грамотно подставили. Точно выбрали момент, когда вся наличка у него в деле крутилась, и попросили поучаствовать в торговой операции с водкой от производителя по себестоимости. Очень вежливо попросили и специально дали кредит в десять косых под пятьдесят процентов годовых. Как ты понимаешь, он отказаться не мог. Водка конечно же оказалась паленая, с фальшивыми купонами. Они же сами навели на него районный ОБЭП. Водку, естественно, конфисковали, а должок братки немедленно поставили на счетчик. Через две недели он им оказался должен уже пятьдесят тонн зеленых. Короче говоря, отбирают и магазинчик, и квартирку с машиной. А ему это дело не нравится. Вот и пришел к нам.
– Не хрена было с бандюками вязаться, – без сочувствия сказал Алямов. – Пока кормил крышу, мы ему были не нужны. Ну ладно, а я-то тут при чем?
– Очень даже при чем. Крышей-то его Гаврила командует.
– Вот как! – с мгновенно проснувшимся интересом пробормотал Алямов.
Гаврила (по паспорту – Гаврилин Михаил Олегович) был одним из бригадиров Ларика, в конце восьмидесятых они вместе начинали криминальный бизнес, но в последнее время между ними кошка пробежала. Гаврила стремился к самостоятельности, Ларик его не отпускал, постепенно назревал конфликт, который мог обернуться для одного из них серьезными последствиями. Возможность вмешаться в него на этом этапе и попытаться взять под контроль, представлялась весьма перспективной.
Николай Дрешпак был бледен, потому что страшно боялся. В душе его сейчас не осталось ничего, кроме страха, – темного, безнадежного, того самого страха, который заставляет защищающую котят кошку кидаться хоть на медведя. Он ужасно боялся Гаврилу и его бандитов, которые в свое время преподали ему жесточайший урок, показав, кто на самом деле в городе хозяин и почему Дрешпак должен им ежемесячно платить из своей выручки – праведной и не очень – двадцать пять процентов. Ничуть не меньше он боялся людей в милицейской форме – к этому его приучили последние десять лет жизни. Здание, куда он сейчас пришел, вызывало у него смертную тоску, в этом коридоре он чувствовал себя так, как если бы его живым заперли в могильный склеп.
Но еще больше Дрешпак боялся оставить без средств к существованию жену и не очень крепких здоровьем дочерей-близняшек. Он очень любил свою семью. Семья была его главной драгоценностью. Приняв решение пойти в РУОП, он заранее смирился с мыслью, что его в любом случае непременно убьют. Ценой своей жизни он намеревался обеспечить будущее семьи и потому был готов абсолютно на все.
– Кто именно вам деньги давал? – спросил Алямов, выслушав его исповедь. – Конкретно?
– Сам Гаврилин, – ответил Дрешпак.
– Вот как! – для Алямова это было приятное известие. Проглядывала явная возможность зацепить на рэкете не тупорожих быков, а самого бригадира. – И вы ему лично расписку писали? На пятьдесят тысяч?
– Ну нет, конечно же! – воскликнул несчастный коммерсант. – Не совсем же я идиот. Расписку я писал на пятнадцать тысяч – десять плюс пятьдесят процентов годовых, но ведь эти сволочи – у них своя арифметика!
– Значит, и деньги вы должны будете вернуть ему лично?
– Я… не знаю. Он со мной больше не разговаривал. От него приходили двое таких… – Дрешпак поморщился, изображая руками, кто именно к нему приходил. – Вы мне действительно сумеете помочь?
– Что? – рассеянно сказал Алямов. – Да. Пожалуй, именно в вашем случае мы помочь сумеем. Хотя, если честно, я вам не очень сочувствую, Дрешпак. Вот вы десять лет на свои деньги фактически содержали банду. Кормили, поили, а когда на свою голову выкормили, прибежали к нам за помощью.
– А куда мне было бежать десять лет назад? – тоскливо спросил Дрешпак. – К кому? Меня бы даже слушать отказались. Вы думаете, я не думал о том, чтобы попытаться найти защиту у органов, когда они пришли ко мне в первый раз? Слава богу, хватило ума этого не делать! Вы что, не помните тех времен? Да без распоряжения Гаврилы в нашем районе даже постовые на улицу не выходили. Он же их всех оплачивал.
– Ну, тут вы лишку хватили, – сказал Алямов.
– Может быть, – горько кивнул Дрешпак. – Только власть на улицах была их, а не ваша. Как и в городе, так и в стране. Полностью! Да и сейчас я не уверен…
– Ну, вообще-то не все так мрачно. Кое-что все-таки меняется. – Алямов понемногу начинал проникаться сочувствием к коммерсанту. – Уж Гавриле-то мы голову сумеем открутить.
– Я очень надеюсь, – сказал Дрешпак, но надежды в его голосе не слышалось. Он несколько раз подряд сильно провел рукой по лбу, загоняя редкие волоски на залысину. – Что я должен делать?
– Прежде всего убедить быков Гаврилы, что деньги вы должны передать только ему самому. Лично, без посредников.
– Возможно, этого я сумею добиться. И что будет дальше?
– А дальше… Когда они к вам должны прийти?
