Это был узкий лаз вниз, снабженный приставной лестницей. Там, внизу, начинался второй ярус их обиталища – рабочий. Он состоял из нескольких наклонных штреков, укрепленных лиственничными стойками. В одном из штреков до колен стояла вода. По дну его пробегал подземный ручей, выходивший из-под базальтовой плиты и через пятнадцать метров скрывавшейся в теле такого же монолита. Вода ручья использовалась для промывки породы, добываемой в свежей выработке. Рабы подземелья мыли для своих хозяев золото. Этот же ручей принимал отправления естественных нужд подземных пленников, что выглядело несомненным прогрессом по сравнению с камерной парашей.
Как объяснил Тихон, более всех сведущий в подобных делах, рудник был не особенно богатым. За восемь – десять часов непрерывной работы человек мог намыть здесь всего пять граммов шлиха – грязного цвета неровных кусочков самородного золота. Именно такой была и норма, установленная хозяевами для каждого. По истечении дня бригада рабов должна была выдать на-гора сорок граммов продукта.
Авдей, который провел в лагерях лет семь своей непутевой жизни, тут же поторопился объяснить Драчу, что надрывать на работе пупок совсем не обязательно – их норму будут выполнять за них бродяги. Поначалу Драч склонен был согласиться, но уже в первый вечер загремела железная крышка, отрезавшая их от воли, и их новый хозяин – щербатый бородач, наклонившись над колодцем, вполне понятно объяснил ситуацию. Обращался он к одному Драчу, в котором безошибочно угадал лидера, однако его голос, усиленный бетонными стенками колодца, был отлично слышен во всей камере.
Щербатого, не хуже Авдея понимавшего толк в лагерных правилах, абсолютно не волновало, кто именно будет выполнять норму. Он лишь предупредил, что, если кто-либо загнется от непосильной нагрузки, общая норма отнюдь не уменьшится. Изменится лишь количество доставляемой вниз жратвы. «Потому ты работничков не обижай, – посоветовал Драчу Щербатый, – тебе же боком и обернется».
Поразмыслив, Драч осознал, что Щербатый совершенно прав.
У одного из бродяг, выглядевших несколько более разумнее остальных, Драч попытался выяснить, в какой же заднице они оказались. Бродягу звали Коля. Он действительно профессионально бомжевал, пока неласковая судьба не занесла его в эти края. Когда это было? Коля не помнил. Может – год назад, а может и все три…
– Того-то, у которого зубы в клеточку, Кержаком зовут, – охотно объяснял Коля. – Он из местных, у них тут все село такое, испокон века живут грабежом, да разбоем. Что при царе, что теперь. При советской власти вроде затаились, а теперь, когда никакой власти нет, – опять взялись за старое… Только руднику Кержак не хозяин.
– А кто же тогда? – удивился Драч.
– Нерусские, – объяснил Коля. – Однажды они в село приехали (до сих пор не пойму, как их тогда не убили). Уговорили Кержака золотишко искать. А чего искать-то! У них тут давно все места присмотрены. Смысла только не было его мыть при Советах. В общем, сговорились с Кержаком шахту строить.
– Какие нерусские?
– Почем я знаю! Кавказцы, я в них не разбираюсь. Черные такие и по-своему гомонят.
– А ты как сюда попал? – полюбопытствовал Драч.
– Что я? – Коля опустил кудлатую голову. – Я еще сверху у Кержака батрачил. Он меня и еще четверых тогда и наладил шахту рыть. Да потом так тут и оставил.
– Так вас пятеро было? – спросил Драч.
– Ну!
– Где ж остальные двое?
– Померли, – просто ответил Коля. – Первого – Клюя – землей завалило. Мы тогда не успели подпоры вовремя наладить. Откопали его только недели через две… Другой сам себя порешил. С тоски грудью на кайло бросился. Он тоже бомж был, но из интеллигентов. Бомжевал по склонности души, взаперти жить не пожелал.
– А ты?
– Что я? – снова сказал Коля. – Жить-то всегда лучше, чем помереть. Кормят нормально и выпить дают.
– А бежать отсюда никто не пытался?
– Куда бежать-то? – ухмыльнулся Коля неразумности Драча.
– Ну, хотя бы ход наверх пробить. Инструмент-то имеется.
– Инструмент имеется, да не тот, – принялся объяснять Коля. – Камень, куда ручей уходит, видел? Такой камень и над нами, и под нами. А золотая жила как бы посредине, в кармане, мы за ней вглубь и идем. Этот камень нашими кирками не пробьешь, тут динамит нужен…
Результатом разговора Драч доволен не был. Он вовсе не собирался гнить до скончания жизни на положении подземного раба, но ничего взамен пока придумать не мог.
Работа была однообразной, но физически не слишком изнуряющей. Состояла она в том, что вначале нужно было накрошить кайлом какое-то количество относительно мягкой породы, а потом тщательно промывать в лотке, отсеивая тяжелые фракции.
– Ты особо не усердствуй, – посоветовал Драчу Коля. – И своим скажи, чтобы не старались. Сказали: пять грамм, столько и сдавай. Запас прибереги на тот день, когда занеможится или отдохнуть будет надо. Кержаку-то плевать, он наши выходные не считает.
– Откуда же я знаю, сколько там граммов, – раздраженно спросил Драч.
– Да у нас свои мерка есть, – поделился тот. – Ну, весы. Сами сделали, старыми копеечками взвешиваем. Одна копеечка – один грамм. А копеечек у нас целых три нашлось. Особо точно-то не нужно, чтобы Кержак со своими не догадался. Так, примерно, туда-сюда, сегодня чуть лишку кинуть, завтра убавить.
– Так у вас тут, наверное, свой запас золотишка имеется? – предположил Драч.
Вначале Коля испугался, что наболтал лишнего, но потом махнул рукой, осознав, что с его запасом все равно никто отсюда не денется.
– Есть малость, – признался он.
Прежде Драч никогда не видел шлихового золота и был удивлен тем, насколько непривлекательно оно выглядит. Однако Тихон объяснил ему, что шлих бывает разный. Иной – хоть сразу в дело пускай, а этот – грязный, с примесями, которые еще нужно вытравливать кислотой или выжигать электроплавкой. В результате от сорока граммов остается в лучшем случае двадцать пять – тридцать, они-то и составляют чистый выход.
Драч прикинул: тридцать в день, двести в неделю, восемьсот в месяц – не слишком-то много. Но потом сообразил, что себестоимость этого золота – копеечная. Одни только затраты на жратву рабам. Сообразил и затрясся от злости.
Он выберется отсюда, твердо сказал себе Драч. Выберется и разберется с Кержаком и его кавказскими компаньонами по полной программе. Драч принялся строить планы бегства. Он знал, он верил, что обязательно отыщет выход…
* * *
– Сергей Юрьевич, с вами хочет поговорить какой-то человек, – сказал коммутатор голосом секретарши.
– Кто?
– Он отказался представиться. Он сказал, что это глубоко личное дело, это касается вас, и вы о нем знаете.
Кровь мгновенно прилила к лицу Радзина.
– Ладно, соединяйте, – сказал он, стараясь чтобы голос его звучал как можно равнодушней.
