Мы с коровой бросили друг на друга прощальные взгляды и разошлись навсегда. Она – на голос. Я – назад к автобусу. Нужно было ехать дальше.
И вот тут, уже при свете утра, утомленные и успокоившиеся, все в автобусе уснули. Только муж мой бдительный Аркадий Кузьмич сидел рядом с водителем и развлекал его разговорами.
Мы ехали степями, полями, лесами и окончательно уже не понимали, где мы и как жить дальше. Мимо нас в окнах проплывали рыцарские замки, пещеры отшельников, монастыри кармелиток, немецкие кирхи. Мелькнула где-то вдали Эйфелева башня, потом глухо в утреннем тумане пробил Биг-Бен. Медленно и важно ступая, прошло огромное стадо верблюдов, пролетела летающая тарелка. В городах, которые мы проезжали, на площадях уже мигали огнями новогодние елки, а мы все ехали и ехали, в нашем автобусе была осень, и хитрый изобретательный комар вел счет своим победам…
Проснулась я, когда муж мой спортивный Аркадий Кузьмич пытался взять меня на руки, чтобы вынести из автобуса.
Миша развез нас всех, как и обещал. Пытался отдать половину денег. Но никто не взял, кроме Бабученко Николая Петровича с чистой совестью.
Мы выходили последними. С нами вышли батюшка с матушкой. И тут до меня дошло, что мы – все, кто ехал в автобусе, – не обменялись адресами и телефонами.
– Как же так? – спросила я. – Мы же столько пережили вместе?
– Бог даст, свидимся еще, – устало на прощанье ответил батюшка, – все в руках Божьих… Свидимся, Бог даст.
Как добро победило добро
Б. И. Гинзбург
И. А. Бурсуку
1
Этот мальчик всю жизнь мечтал о море. Какой-то странный… Папа – врач-травматолог. Дедушка – врач-травматолог. Мама мальчика, к несчастью, ушла рано, но она тоже была врач-травматолог. Бабушка… Бабушка вообще лучше всех в семье разбиралась в медицине и знала о здоровье много всего полезного. Старший брат вообще, слушайте, ученый-генетик, сидит в лаборатории, в белоснежном хрустящем комбинезоне, в перчатках и специальных очках, высшая каста! Мух считает! Под микроскопом. А этот их младший – море и море! Ну что это такое!
Ему бабушка:
– Миша! Ты что, вообще?! Что ты как эти?! Ты что, не понимаешь, что нам, Вайнштейнам, нельзя становиться офицерами советской армии и военно-морского флота?!
А Миша в ответ ей:
– Бабушка! Вайнштейнам нельзя? А Крузенштернам можно? Море, бабушка, это знаешь… Море, оно… Хочу в море! И не просто каким-то там, а обязательно военным морским офицером. Даже можно и на подводную лодку… Если что… – добавил тихо Миша и прикусил язык.
– Ка-во?! – бабушка хорошо понимала в медицине и не стала вызывать скорую, она быстро заглотнула таблеточку и только потом уже схватилась за сердце и свалилась в кресло. – Под-вод-ная ка-во?! Лод-ка?! Люди добрые! Все идите сюда! Вы слышали?!
Когда бабушка в ответ наобещала безжизненные тела всех родственников и знакомых на Мишкином пути в подводники, и что не доживет, и что позор на ее седую голову, и вспомнила про зов предков в белых халатах, которые все были врачи и беспокойно ворочаются сейчас на том свете, слыша, как Миша порочит фамильное дело… Когда она напомнила о существовании вокруг легкомысленных девушек, которые хотят замуж за морских офицеров. Он – в лодку и под воду, а она – шмыг из дому и… И что Миша, конечно, ошибется и, конечно, женится на какой-то, из семьи «потомственных цырульников и брадобреев», – позор! – кричала бабушка. Тогда Миша под давлением родственников и соседей – «Миша, пожалей бабушку!» – слова про подводную лодку обратно забрал, но все остальное продолжал тщательно и систематически мечтать.
Скажу сразу, он – да. То есть нет. То есть да – но нет. Уф-ф…
Нет, не то, что вы подумали. Хотя то – тоже! Он – да, поступил. В военно-морское училище, а потом еще в академию поступил. И ничего не помогло. Ни уговоры, ни угрозы, ни тени забытых предков, ни даже то, что в училище вместе с Мишей послали дедушку, чтоб он своим видом, тросточкой, прыгающей походкой и неистребимым черновицким акцентом быстренько скомпрометировал Мишу перед приемной комиссией и чтобы они вдвоем – Миша и его стремительный дедушка – еще успели назад домой и подать документы в мединститут. Ничего не помогло. Мишу не просто приняли, а схватили с руками и ногами, с его светлой головой и убежденностью, что море для мужчины – это все. Потому что все предметы он сдал блестяще, а его сочинение «Почему я хочу стать военным морским офицером» вообще было одним из лучших в истории училища и не содержало ни одной! ни одной грамматической, орфографической или стилистической ошибки.
2
Кто же, кто же научил Мишу так выражать свои мысли, мечты и чаяния? Кто разровнял площадку и тщательно выгладил трамплин, с которого мальчик взлетел и воплотил свою мечту в реальность? Кто он? Нет, дорогие мои, не он. Она.
Значит, однажды, когда вопрос подготовки к вступительным экзаменам встал уже остро, к Якову Абрамовичу в кабинет пришла пациентка с поврежденной рукой. Это была Мэри Иосифовна, учительница словесности. Золотой фонд нашего образования, лучистая женщина, педагог от Бога с прищуренным проницательным глазом и прелестной чуть седеющей прядью над высоким лбом. Яков Абрамович руку починил в короткий срок, и Мэри пришла благодарить его, естественно, с конвертом в вылеченной руке.
– Как вы смеете, – закричал доктор, – как вы могли такое обо мне подумать?!
– Какое такое? – подняла брови Мэри Иосифовна. – Какое такое?
– А такое такое! – не успокаивался доктор. – Я – врач-травматолог, мой отец – врач-травматолог, мой дед – врач-травматолог…
– Но позвольте! Вы что, не берете гонораров?! Вы себя не уважаете? Вы не цените свой труд? – пыталась возразить Мэри.
– Не позволю! Не беру! Уважаю! Ценю! – в лучших традициях захолустного провинциального театра воскликнул доктор. – Все! Забирайте ваш конверт с деньгами отсюда!
– Но там чуть-чуть, – сконфузилась Мэри.
– Мне и чуть-чуть не надо! – надменно задрал голову доктор.
– Хорошо, а как же? – растерялась Мэри Иосифовна.
– Идите и проверяйте ваши тетрадки, милостивая государыня, – смягчился доктор. – А впрочем… – тут доктор смутился сам. – А подготовьте-ка вы моего мальчика к поступлению в вуз? Посейте в него, так сказать, – неловко пошутил доктор, – разумное, доброе и вечное, а я, конечно, заплачу.
– Ну вот еще, – обиделась Мэри Иосифовна. – Давайте сюда вашего мальчика. Будем обрабатывать почву. Будем сеять.
Мэри была вдовой, то есть была одинокой тонкой красавицей, жила в уютной квартирке в центре Черновцов, и многие мужчины хотели бы у нее в жизни сеять. И разумное, и доброе, и вечное, и свои носки по всей квартире, и тапочки… Но Мэри Иосифовна была строгих правил. Зато детей она очень любила, а что главное – уважала. Мишка не был исключением, даже наоборот. Мэри вложила в Мишку душу. И сначала он блестяще сдал выпускные экзамены в школе.
