– Как глупо получилось, – произношу я, глядя на Элли.
Она стоит в ногах кровати, стиснув зубы и тесно сплетя на груди руки.
– Вчера вечером Изабель уехала с Себом, а я хотела ее забрать!
Подойдя к кровати, Элли отбирает у меня планшет.
– А в интернете пишут другое, – говорит она и открывает страницу за страницей.
СЕБ И ДЭЙЗИ!
ПРИНЦ СЕБАСТЬЯН: НАКОНЕЦ ЕГО ЗАСТУКАЛИ?
КОРОЛЕВСКОЕ СВИДАНИЕ
ПРИНЦЕССА ДЭЙЗИ?
Я едва сдерживаю смех.
– Бред какой. Мы с Себом вчера почти не разговаривали. Неужели от одной фотографии все решат, что мы – пара?
Я иронически качаю головой, а потом смотрю на Эл. И замечаю, что она совершенно бледная и искренне расстроенная.
Смутившись, я отвожу волосы с лица.
– Эл, ты же знаешь… – начинаю я, но сестра отмахивается.
– Я знаю только одно: сейчас это главная сплетня на всех новостных сайтах Шотландии, а может быть, и целой Великобритании.
Наши взгляды встречаются.
– Утром приехала королева.
И мне становится не до смеха.
– Королева? – с трудом выговариваю я.
Элли кивает и нервным движением, чего я не видела уже много лет, крутит браслет на запястье.
– Она хочет тебя видеть.
Глава 24
– Тебе не кажется, что они перестарались? – бормочет папа, пока мы шагаем по коридору в гостиную, где нас ожидает королева.
Мама, идущая с другой стороны, бросает на него сердитый взгляд.
– Лайам, прекрати, – говорит она почти шепотом. – Дэйзи отлично выглядит.
– Она похожа на сувенирную куклу, – замечает папа, и я хмурюсь, разглядывая свою юбку – в ярко-красную, черную, фиолетовую и зеленую клетку.
Ничего более шотландского я не нашла в своем новом, одобренном Глиннис гардеробе. К юбке я надела строгую черную блузку, черные чулки и красные балетки.
Но да, возможно, клетчатый жилет в тон – это уже слишком.
Или головной убор?
Протянув руку, я сдергиваю клетчатый берет с головы и протягиваю маме. Та прячет его в сумочку.
– Мне страшно, – шепотом объясняю я. – Я избежала темницы после случая на скачках, но это?… Без шансов.
– Дэйзи, – произносит мама сердитым тоном, который обычно приберегает для папы, а тот просто похлопывает меня по плечу.
– Мы будем тебя навещать, милая, обещаю.
Ткнув его под ребра, я подавляю нервное хихиканье. Мама возмущенно цокает языком и взволнованно крутит сережку.
В коридоре, по которому мы идем, полутемно. Маленькие светильники с абрикосовыми шелковыми абажурами отбрасывают пятна света на старинный ковер. В этой части дворца я еще не бывала. Здесь расположены личные апартаменты королевы, и они выглядят более женственно, чем прочие помещения. Королева взошла на трон в восемнадцать лет, и я вдруг задумываюсь: интересно, она сменила интерьер в Холируде, когда обрела власть? Я бы обязательно это сделала. Но, конечно, не выбрала бы персиковый и голубой. Я бы предпочла… фиолетовый. И ярко-зеленый. Чтоб люди не расслаблялись.
А может быть, я сейчас думаю об интерьерах, чтобы не испугаться окончательно.
Единственное, что я намеревалась делать летом, – это не высовываться и держаться подальше от мира Элли. И вот я оказалась по уши в светской неразберихе, хотя даже не совершила ничего особенно интересного. Это несправедливо. Если бы именно я поругалась с Себом в клубе… Да, я получила по заслугам – всё случилось из-за меня. Но я просто вела себя, как положено верной подруге, а теперь…
– О господи, – шепчу я, когда мы останавливаемся перед двойными дверями – массивными, сплошь покрытыми затейливой резьбой в виде цветков чертополоха, единорогов и гигантских букв Б.
А за ними сидит настоящая королева, которая считает, что я злобная соблазнительница, положившая глаз на ее младшего сына.
Я умру.
Мы, все трое, несколько секунд просто стоим, разглядывая дверь. Не знаю, ждем ли мы, что створки распахнутся сами собой или, может быть, какие-нибудь люди в причудливой униформе откроют их перед нами, но в любом случае мы не двигаемся, и дверь тоже.
– Один раз я видел королеву, – произносит папа. – Она пыталась сунуть руку мне в штаны.
Он смотрит на меня и поднимает бровь.
– Хуже уж точно не будет.
Я начинаю смеяться, и тут двери распахиваются, и королева Клара поднимается навстречу нам с бархатной абрикосовой кушетки.
Смех замирает в моем горле, а щеки вспыхивают, когда я вижу, как с обитого полосатой тканью кресла встает Элли. Позади нее стоит Алекс, а слева Глиннис. А у окна… Майлз.
Конечно, это мистер «Я-Думаю-Что-Твои-Жалкие-Предки-Позвонили-Папарацци». Он стоит у окна в красивом костюме, сунув руку в карман, и поворачивается, чтобы взглянуть на нас, когда мы входим. Он-то что тут делает?
– Мистер и миссис Винтерс, – произносит королева Клара, остановившись перед нами.
Мама приседает, а папа кланяется. Я на полсекунды отстаю – присутствие Майлза страшно меня смущает, и я чуть не забываю, что нахожусь в присутствии королевы.
К счастью, мне удается приветствовать ее без особой дрожи, и я испытываю настоящее облегчение, когда, подняв глаза, замечаю, что она вовсе не собирается кричать: «Голову с плеч долой!» На губах у нее улыбка, а глаза такие же ярко-синие, как у Алекса и Себа. Волосы у королевы некогда были каштановыми, как у младшего сына; теперь лицо обрамляют серебристые пряди. Темно-зеленое платье – простое, но шикарное, в точности по фигуре. Оно так здорово сидит, как будто его шили прямо на ней.
Но вовсе не красивые волосы и отличный костюм с первого взгляда дают понять, что перед тобой королева. Она держится так, словно к ее макушке прикреплена нитка; любое движение изящно и гладко, словно она всю жизнь репетировала каждый жест.
Элли красива и грациозна, но у нее нет такого свойства. Честно говоря, не знаю, обладают ли им люди, не предназначенные с рождения носить корону. Глядя на сестру, я немного ей сочувствую. Кажется, до сих пор я не понимала, какова планка, которой она должна соответствовать. Кому это вообще под силу?
– Пожалуйста, садитесь, – говорит королева, указав на вторую кушетку.
Она обшита персиковым шелком в сине-зеленую полоску, и я понимаю, что буду ужасающе выделяться на ее фоне.
Королева Клара снова помахивает рукой, и горничная в темном костюме ставит на столик перед нами чайный поднос.
Никто не спрашивает, какой чай мы предпочитаем. Горничная просто разливает его по чашкам и раздает их нам. Фарфор такой тонкий, что буквально просвечивает.
