Себ молча ставит свой бокал в нарисованный им кружок на стойке. Потом смотрит на меня и внезапно спрашивает:
– Я вел себя как полный дебил с твоей подругой, да?
Такое ощущение, что приключение с Изой было тысячу лет назад. Даже не верится, что минуло лишь две недели. И все-таки Себ вел себя по-идиотски, поэтому я киваю.
– Не то слово.
Вздохнув, Себ продолжает возить бокалом по стойке.
– Я обязательно поработаю над собой.
Он говорит так уныло, что мне даже становится его жаль. Я неловко протягиваю руку и хлопаю принца по коленке.
– У тебя всё получится, – уверяю я. – И один из способов к совершенству – никогда и никому не рассказывать о своих чувствах к Элли. Понятно?
Волосы Себа привлекательно падают на лоб – кажется, все Мародеры культивируют эту моду. Он смотрит на меня синими глазами, точь-в-точь как у Алекса.
– Понятно, – говорит он и спрашивает: – Ну что, мы теперь друзья?
Закатив глаза, я отхлебываю лимонад и напоминаю:
– Мы родственники.
Себ слегка светлеет.
– Родственники, – повторяет он. – Мне нравится.
Он пожимает плечами и залпом допивает пиво.
– Никогда не думал, что в моей семье будут люди низкого происхождения.
– Учти, когда ты говоришь такие вещи, то сразу переходишь в разряд придурков. А ты, кажется, пытаешься этого избежать.
Ухмыльнувшись, Себ протягивает руку и хлопает меня по колену:
– Вот для этого ты мне и нужна. Напоминать, что я веду себя как полный придурок.
Он платит за напитки – к моему большому удивлению, поскольку я сомневалась, что у него вообще бывают с собой деньги. Когда мы направляемся к двери, я спрашиваю:
– Послушай, каково расплачиваться бумажками, на которых напечатана твоя мама?
На банкноте в десять фунтов – лицо королевы Клары, на банкноте в двадцать – ее отец, король Джеймс.
В один прекрасный день на банкнотах будет лицо Алекса. Или кого-то из его детей. Еще одно напоминание о том, что, хотя Элли и моя сестра, ее свадьба изменит нашу жизнь навсегда.
Себ, впрочем, только смеется:
– Честно говоря, я даже не обращаю на это внимания.
Мы выходим в переулок, и я делаю глубокий вдох. Пахнет дождем, старым камнем, автобусными выхлопами и немножко лимонадом (от рубашки Себа).
Себ влюблен в Элли, а Элли любит Алекса.
Предполагается, что Себ влюбится в Тэмсин, но та на самом деле развлекается с Флорой.
Флора притворялась, что встречается с Майлзом, который теперь делает вид, будто встречается со мной.
Сплошное притворство, целиком и полностью, и неважно, что произошло в той хижине.
– Боже, какой бардак, – негромко говорю я, и, к моему удивлению, Себ похлопывает меня по плечу:
– Ну нет, ты еще не видела настоящего бардака.
Глава 32
Я думала, трудно придумать что-то изысканнее и затейливее скачек. Или стрельбы по глиняным голубям, учитывая твидовые костюмы, «Лендроверы» и прочее. Или балов. Бал – это просто верх изысканности.
Но нет. Поло даст сто очков форы всему вышеперечисленному.
Матч проходит в окрестностях Эдинбурга, в один из тех волшебных солнечных дней, когда вечером, возможно, пойдет дождь, зато с утра всё просто шикарно. Полосатые шатры, столы, уставленные бокалами шампанского и всевозможными закусками, люди в самых ярких и нарядных костюмах…
Как я это ненавижу.
На мне одно из платьев, выбранных Глиннис, – для разнообразия, желтое, а не зеленое – с фестончатой юбкой и пышными рукавами. Никакой шляпы, только вуалетка, слава богу, без перьев. Просто маленький кусочек сетки.
Каблуки путаются в траве, и больше всего мне хочется найти место и сесть. Я смотрю на трибуны и вижу красивую женщину в огромной черной шляпе, которая шагает к одному из полосатых шатров. Она выглядит, как и все дамы здесь – прекрасно сложенная, но в то же время напоминающая чистокровную афганскую борзую.
Я вижу, как она машет кому-то, а затем медленно опрокидывается в сырую траву, по-прежнему приветственно подняв одну руку.
Мужчина рядом с ней даже не замедляет шага. Он идет дальше, а я качаю головой.
На трибуне, вместе с Элли, Алексом, Себом и Тэмсин, стоит королева. Сегодня она во всем синем, каштановые волосы блестят на солнце. Пока она болтает с Алексом, Тэмсин оглядывается на Флору, которая болтает с Флисс и Поппи. Я вижу, как они с Тэмсин встречаются глазами и улыбаются.
Потом Тэмсин отворачивается и берет Себа под руку. Принц слегка улыбается и косится на Элли, которая очень внимательно смотрит на королеву. Я понимаю, что она намеренно избегает взгляда Себа.
Ну и бардак.
– У тебя вид какой-то большеватый.
Я поворачиваюсь и вижу рядом с собой Майлза, который стоит, сунув руки в карманы. На нем белая рубашка с закатанными рукавами и небрежно завязанный галстук. Внезапно злоба покидает меня.
– Как?
Я думала, что усвоила за последний месяц весь британский сленг, но, оказывается, еще есть вещи, которых я не знаю.
– Как у большевика, – поясняет Майлз. – Как будто ты вот-вот устроишь революцию. У тебя на лице написано, – добавляет он с улыбкой. – Все вы такие, колонисты. Приезжаете и жаждете крови.
– Я бы не отказалась отрубить голову-другую, – признаю я, и он смеется.
Зубы у него кажутся очень белыми на фоне смуглого лица. Я вспоминаю тот вечер в хижине, и мне становится жарко.
Возможно, Майлз думает о том же, потому что вдруг перестает смеяться, и его глаза слегка темнеют.
Затем он отступает на шаг и распрямляет плечи. Майлз уложил свои непослушные волосы с помощью геля, но они по-прежнему сияют, как старая монетка. Зеленые полоски на галстуке эффектно оттеняют глаза.
– Ты знаешь, кто сегодня играет? – спрашиваю я, отчаянно желая сменить опасную тему, и углы губ Майлза приподнимаются. Очевидно, он тоже не прочь отвлечься.
– Гилли, – говорит он, указав на поле. – Спиффи и Дон тоже собирались играть, но Спиффи вчера вечером свалился с лестницы и вывихнул лодыжку, и Дон решил составить брату компанию. Они там то ли очаровывают, то ли пугают дочерей графа Хаттона.
Майлз кивком указывает на полосатый шатер. Разумеется, там сидит Спиффи, положив ногу на подушку, Дон рядом с ним, а сбоку – две светловолосых девушки, которые зажимают себе рты. Трудно сказать, смеются они или сдерживают рвоту.
– А где Шербет? – спрашиваю я, позволяя Майлзу подвести себя к столу с закусками. Моя рука легонько покоится у него на локте. Даже символического прикосновения достаточно, чтобы нервы завибрировали. И я слышу несколько приглушенных щелчков: это трудятся фотографы.
