Маша посерьезнела.
– Я все время думаю, что могло случиться и почему папа… почему он так неожиданно пропал, – призналась она, и ее голос дрогнул.
– Неожиданно? – машинально переспросил гость.
– Конечно.
– Может быть, он упоминал о каких-то трудностях? Казался… ну… не таким, как обычно…
Маша покачала головой.
– Когда мы уезжали, он был такой же, как всегда… И проводил нас на вокзал. Обещал скоро приехать…
– Может быть, он кому-то мешал? Ему угрожали? У него были враги?
Девушка посмотрела на него с укоризной.
– Ну что вы, какие враги… Слово-то какое! – Не сдержавшись, она прыснула. – Враги – у папы…
– А с друзьями он не ссорился? – вырвалось у Опалина.
– С какими друзьями? – быстро спросила Ксения Александровна.
– Со Склянским, например.
Хозяйка дома нахмурилась.
– Вы задаете странные вопросы, товарищ…
– Опалин.
– Ссорился, не ссорился… – Она явно занервничала. – Послушайте, вам, может быть, лучше об этом у Склянского спросить? Но вообще, они с Алешей прекрасно ладили. Мой муж никогда не был скандалистом…
Маша, насупившись, исподлобья смотрела на Опалина.
– Вы ничего не знаете, – внезапно выпалила она.
– Маша! – Мать сделала страшные глаза.
– Ходите, задаете такие же глупые вопросы, как и этот… который был до вас… А мы все извелись! Мама измучилась… и Шура тоже…
С опозданием Опалин припомнил, что у Колоскова был сын по имени Александр, которому исполнилось 15 лет.
– Все больницы обзвонили и морги, – продолжала Маша с ожесточением, – и куда только не звонили. А вы ничего не говорите! Только «мы работаем» да «мы ищем»… Человек пропал, понимаете? Мы места себе не находим! Должно же быть… что-то… объяснение какое-то…
– Маша, вот твой учебник, – неожиданно проговорила Ксения Александровна, протягивая дочери потрепанную книжку. – Выйди, пожалуйста.
– Мама…
– Я сказала: выйди.
– Мы потом поговорим, – сказал Опалин девушке. – Попозже.
Он и сам хорошенько не знал, о чем собирается с ней говорить. Маша тяжело вздохнула, взяла книгу, откинула косы за спину и вышла.
После ее ухода комната стала скучной, пыльной и душной. Находящиеся в ней вещи давили – своим прошлым, несоответствием этому месту. Опалину захотелось уйти, но он пересилил себя и спросил:
– А где учится ваша дочь?
– В Первом МГУ, – ответила хозяйка дома. – На физико-математическом факультете.
И хотя она старалась говорить равнодушно, как о чем-то само собой разумеющемся, в ее голосе прорезались нотки гордости. Положительно, она даже начала нравиться Ивану.
– У вашего мужа были ценные вещи? – спросил он.
– Конечно.
– Вы их проверяли? Может быть, что-нибудь пропало?
– Только то, что было при нем: золотые часы, обручальное кольцо и еще одно, печатка. Послушайте, ну я уже говорила вашему коллеге… Номера часов не помню, но на внутренней крышке надпись «Алексею от Ксении, с любовью». Я сразу их узнаю, как только увижу…
А ведь все может быть очень просто, подумал Опалин – убили его из-за твоих часов, как вчерашнего беднягу из-за сапог и нескольких рублей, которые при нем были. Просто убили и ограбили, а ты, Иван Григорьевич, мечись, рой землю носом, дергай за ниточки – растрата? Другая баба? Неизвестные ненавистники? Сбежал или убит? Тайны мадридского двора, черт возьми. Как только найдут где-нибудь полусгнивший труп, все и прояснится…
– Несколько минут назад вы назвали сожительницу вашего мужа шлюхой, – начал он, понизив голос, чтобы Маша невзначай их не услышала. – Раз уж вы столько о ней знаете, ответьте на вопрос. Ваш муж был у этой Ванды единственным клиентом?
– С какой целью интересуетесь? – пробормотала хозяйка дома, меряя его неприязненным взглядом.
– С такой, что у нас нередки случаи, когда двое мужчин начинают драку из-за женщины и один из них становится трупом. Может, ваш муж зашел попрощаться к этой Ванде и застукал у нее другого?
– Алеша не был дураком, – холодно ответила Ксения Александровна. – Он бы не стал драться, а отомстил куда эффективнее – снял эту тварь с довольствия. Ясно?
У нее сделалось такое выражение лица, что Опалину совершенно расхотелось с ней общаться. Попрощавшись, он шагнул к дверям, но услышал голос хозяйки дома и остановился.
– Вы к Маше? Не надо ей о Ванде говорить. Она ничего не знает. Для нее отец – лучший на свете…
Маша нашлась в соседней комнате, где читала свой учебник, но по ее напряженному взгляду, по тому, как она обхватила себя руками, Опалин понял, что на самом деле ей не до чтения. Тени легли на ее лицо, серые глаза потемнели, и он подумал, что она просто милая девушка, а то ощущение, которое он испытал несколько минут назад – просто мираж, призрак, отражение его тоски по любви.
– Опять будете вопросы задавать? – спросила Маша.
– Ваш брат где сейчас? – Опалин не стал унижаться до разъяснений, что вопросы вообще-то – часть его работы и он делает ее как умеет.
– На футболе, наверное. – Маша вздохнула. – Вы и с ним будете говорить?
– Может быть. Вы Надю хорошо знаете?
– Домработницу? Ну да. Она у нас много лет.
– Она не ссорилась с вашим отцом?
– Зачем ей ссориться? Он ей жизнь спас. На работу ее в голодное время взял, паек хороший назначил. – Тут Маша не выдержала и все-таки решила задать вопрос, который жег ей губы: – Послушайте, сколько вам лет?
– Много, – проворчал собеседник, насупившись.
Маша поняла, что для него это больная тема, и не стала настаивать.
– Мама мне обещала бросить курить. Прихожу – а она курит. Вы ее расстроили. Я понимаю, у вас работа, но так же нельзя…
– А как можно? – спросил Опалин, в котором взыграл дух противоречия.
Девушка жалобно посмотрела на него, и ему стало стыдно из-за своей вспышки.
– Мне кажется, – несмело проговорила она, – вам бы стоило поверить, что никто из нас не имеет отношения к тому, что папа исчез. Ни домработница, ни мама… никто.
– С чего вы взяли, что я подозреваю вашу мать? – Как хороший сыщик, Опалин сразу же увидел, к чему можно прицепиться, – и не упустил своего.
– Ну, так это же очевидно, – пробормотала Маша, очевидно жалея о том, что проговорилась. – Другая женщина…
– Из Дегтярного переулка?
Маша рассеянно водила пальцем по странице. Опалин, устав стоять, сел. С противоположной стены на него хмуро взирал фотографический портрет гражданина средних лет с залысинами, умными глазами и недобрым тонким ртом. Это был Алексей Константинович Колосков собственной персоной. Иван поймал себя на мысли, что хозяин квартиры выглядит как человек, который вряд ли даст себя провести. И то, что о нем стало известно в последние дни – денежные махинации, тайный роман, умение дружить с нужными людьми, – тоже доказывало, что Колосков был весьма непрост.
