С тем и разошлись: гадалка осталась с барышом, а Ахмад-бек с камешком катышем, что с пола подобрал, в карман себе на счастье засунул. Пошел-побрел он джигита Джафара искать, на помощь звать. Долго ли шел, коротко, то не знает никто. Однако нашел, где тот Джафар жил-проживал, кузню держал. Видит, стоит у наковальни кузнец-молодец, молотом пудовым машет-гвоздит, в горне огонь яркий горит. Кует лемех для большущего плуга-плужища для сильной ручищи. Ахмад-бека увидал, шапку с головы скидывал, заулыбался по-доброму, как другу старому.
– С чем пришел-пожаловал, мил-человек Ахмад-бек?
– Откуда про меня знаешь, что сразу имя называешь?
– Я человек бывалый, много по земле хаживал, разные разности слыхивал. А кто в Сибири про Ахмад-бека не знает, его не почитает? И про беду-горе твою мне известно, коль сказать честно.
– А коль известно, – Ахмад-бек вздохнул, плеткой по голенищу себя саданул, – то чего вокруг да около лисой ходить, лучше сразу скажи, как мне быть, проси в награду чего хочешь, добра отвалю столько, унести сможешь сколько.
– Добра мне твоего, любезный, даром не надо. Берусь без заклада Малику найти, обратно в дом родительский привести. У меня с тем пэри, что ее похитил-украл, свой запал. Давно собираюсь его проучить, пакости делать навек отучить.
– Ну, поступай, как знаешь, коль сам все понимаешь. – Ахмад-бек Джафару отвечает, а сам думу черную думает: как бы самому Малику найти, от пэри к себе в дом увести.
На том и простились-расстались, каждый при своей думе остался. Ахмад-бек от кузницы в лес чуть отошел, остановился, за деревом притаился, стал глядеть-высматривать, чем Джафар занимается, как в путь-дорогу собирается.
А тот взял доспех боевой, железный, собственноручно им откованный из пластин стальных, стрелой не пробиваемых. Да натер его полынью травой, окропил заговоренной волшебной водой, чтоб чары злые-колдовские его не тронули, зла какого не причинили. Еще взял с собой топор боевой на рукояти медной, щит круглый, лук тугой с шелковой тетивой да дюжину стрел каленых, смолой черной намазанных, да сетку от комара-гнуса, из конского волоса сплетенную, в жгут скрученную. С тем и пошел смело на нелегкое дело.
А и не заметил богатырь Джафар, что Ахмад-бек за ним крадется, в тени лесной прячется.
Вот пришел он на берег речной, взял челнок долбленой и погреб себе в сторону ерика вдоль берега, а оттуда, через него, на озеро лесное от людских глаз сокрытое, где пэри озерного дворец стоял, в котором тот Малику держал. Решил он узнать, дома ли сейчас пэри при собственной двери или улетел куда до позднего вечера. Пристал он к бережку в тенечек под ивовый кусточек, затаился, от глаз чужих сокрылся, заложил в лук стрелу со свистулькой-пищалкой, да и пустил ее над водой низехонько ко дворцу лететь прямехонько. Та полетела, запела, засвистела. Пэри услышал тот свист, на крыльцо выскочил, башкой крутит-вертит, а ничего не видит, понять не может. Решил, что то гусь-скрипун мимо пролетел, громко просвистел, вернулся обратно во дворец, не подозревая, что близок ему конец. Джафар-кузнец то видел, рассмотрел, решил чуть повременить, подождать, пока пэри не улетит по белу свету промышлять, злые дела творить, беды разные против людей чинить.
Пождал он чуток, глядь, выходит снова пэри на бережок, обратился в голубя белокрылого, собой красивого, и полетел низехонько над водой в сторону деревни Кульмаметьевой.
Джафар-батыр лук схватил, стрелу заложил, только прицелился в белого голубя и глазам не верит: вместо одного двое голубей летят, крыльями машут, один из них бел, как снег зимой, а другой сиз, что панцирь стальной. В которого стрелять, стрелу пускать, и не знает, не ведает. Пока думал-гадал, голубей тех и след пропал. Подплыл он тогда к дворцу, взошел в покои по высокому крыльцу, прошел в спальню, а там на серебряной кровати Малика лежит, едва слышно дышит, а в ногах у ней служанка сидит, горько плачет.
– Что случилось-приключилось? – Джафар ее спрашивает, рукой по голове поглаживает, успокаивает, ласковые слова выговаривает.
– Злой пэри, что нас украл, на Малику крепкий сон наслал. Пробовала ее будить, шевелить, да ничего не помогает, не выходит, хозяйка моя из сна не выходит.
– Сейчас посмотрим-поглядим да что-нибудь придумаем.
Джафар к постели подошел, подушку приподнял и свиток с магическими знаками там увидал. Хотел его рукой взять, а он жжется на диво, словно злая крапива. Вынул он тогда из колчана стрелу, свиток волшебный ей проткнул, зацепил да на середину озера из лука пустил. Как стрела в воду упала, та ключом вскипела, в алый цвет окрасилась. И в тот же миг Малика встрепенулась, сама проснулась, вокруг глянула, Джафара-батыра увидела.
– Кто ты есть? Откуда взялся? Как здесь оказался?
– Приплыл тебя спасать, от злого пэри выручать.
– Ой, добрый человек, не справиться тебе с пэри тем вовек. Он мне хвастался, говорил, чтоб его никто не убил, он в двух голубей обращается-оборачивается. А в котором из двух его душа живет-находится, того никто не знает, не ведает. Так что уходи подобру-поздорову, поверь моему слову, если жизнь дорога, поспешай, нас не смущай. Мы уж со своей бедой-кручиной останемся, коль в ловушку к пэри угодили, считай, что сами к нему приплыли.
– Нет, так дело не пойдет, умирать пока не мой черед. Не зря я сюда добирался, не уйду, пока с пэри не поквитался. Давай-ка лучше, девица-красавица, так уговоримся-условимся, чтоб мне лучше к битве с пэри приготовиться, ты у него узнай, тайну выведай, в котором из голубей его душа живет-прячется. А я пока на берегу затаюсь, там и твоего сигнала дождусь.
Так и поступили, как порешили: Джафар в лес ушел, скрылся, до поры затаился, а Малика пэри ждет, в оконце глядит, когда тот домой прилетит. Служанке же наказали крепко-накрепко молчать, ни о чем пэри не рассказывать.
Как стало смеркаться, темниться, пришла пора и пэри появиться. Он первым делом сел на кровать, подушку хвать, а волшебного свитка и нет, непонятно куда исчез.
– Кто без меня тут был-побывал, мой покой нарушал? – грозно девушек спрашивает, отвечать приказывает. Тогда служанка и говорит, прямехонько пэри в глаза глядит:
– Я тот свиток нашла да в печке сожгла, за хозяйку свою испугалась, как бы она спящей до конца дней не осталась.
Ничего ей пэри в ответ не сказал, видать, оплошал, поверил по полной вере. А может, худо девушек знал, коль их слову доверял.
Вот на другой день он Малике и говорит, по черным волосам ее гладит:
– Желаю, чтоб ты стала моей женой, не хочу никакой другой. Будешь у меня во дворце хозяйкой жить, а дети родятся, их растить. И никак отказа твоего не приму, так и знай, лучше сразу согласие дай.
А Малике как быть? Куда бежать? Куда плыть? Не по своей воле надо тут жить, покуда Джафар-кузнец на помощь не придет, ее от злого пэри не спасет.
Вот она чуть подумала, умишком своим раскинула, а девичий ум – не мужской, найдет выход из беды любой, и отвечает ласково, покорно, говорит проворно:
