– Давно бы так, – Джаузаб ему, – у меня нечего кочевряжиться, норов свой показывать. Норов у каждого есть, только негоже когда ни попадя его показывать. А со мной это дело и вовсе не пройдет. В дугу скручу, а своего добьюсь. Так и запомни и не фыркай, ушами не прядай, все одно уломаю, своего добьюсь!
Только конь и дальше головой трясет, копытом землю роет да через себя кидает. Только хозяин на него внимания не обращает, уселся под деревом, ждет, когда Фарида придет, явится.
– Здравствуй, джигит! Здравствуй, Джаузаб, – голос за спиной услышал, оглянулся, а Фарида перед ним стоит, улыбается.
– Думал не придешь.
– Зачем, коль обещала, то уговор держу. Вот и здесь я, как видишь. Так чему же ты научиться хотел? Какие премудрости познать хочешь? Говори без утайки, а я уж посмотрю, какой из тебя ученик получится.
– Хочу, чтоб ты научила меня, как невидимым становиться, – Джаузаб отвечает, не задумываясь.
– Нелегкое то дело. Может с другого чего начнем?
– А чему еще ты меня научить можешь? Расскажи, а я подумаю.
– Могу научить, как любого зверя голосом подманить можно. Расскажу, как следы распутывать. Научу сухим через речку перебираться.
– То мне не надобно, – Джаузаб ей. – Хочу уметь, как и ты, невидимым становиться и обратно обращаться в видимого.
– Твоя воля, – девушка ему, – только потом на меня не пеняй.
И стала она его своей лесной науке учить, тому, что простому человеку неведомо. Неделя прошла, другая, постиг Джаузаб науку трудную, научился становиться невидимым. Только чувствует, что без Фариды он теперь совсем жить не может: и по ночам-то она ему снится, и в каждой другой девушке он ее видит. Не знает, что и делать, а когда Фариды нет рядом, то сердце ноет, готово на части разорваться, пока ее не встретит, не увидит, за руку не возьмет. Вот как-то набрался он смелости и говорит:
– Выходи, Фарида, за меня замуж, жить без тебя не могу.
– Нельзя мне замуж за тебя идти, братья мои старшие не позволят.
– Не страшны мне твои братья. Калым за тебя заплачу, какой скажут.
– Да не в калыме дело, как узнают, что ты человек не нашего рода, то могут тебя и жизни лишить.
– А я невидимым сделаюсь и выкраду тебя.
– Оставь затею свою и прощай на этом, – слабым голосом проговорила Фарида и исчезла.
Кинулся Джаузаб вслед за ней, а ни тропинки, ни былинки примятой не найдет, не знает, куда ему идти, где свою любимую искать. Упал он навзничь на землю, забился, застонал, закричал во весь голос:
– Что же мне делать? Впервые в жизни девушку встретил, которая по нраву мне пришлась, и та отказала! Не хочу жить, руки на себя наложу! – Вдруг чувствует, что кто-то в спину его толкает, поднял голову, а то Ат-Кашка носом тычется, губами мягкими к нему тянется. – Тебе-то хоть чего надо? – закричал зло на него. – Ты, скотина бесчувственная, что в моих делах понимаешь? Пошел прочь, никого видеть не желаю.
Только конь не уходит, а продолжает хозяина донимать, легонько его зубами за одежду теребит, словно с земли поднять пытается.
– Да чего тебе надобно?! Уходи прочь! – Джаузаб на него закричал, руками морду конскую от себя отталкивает, а тот и внимания не обращает, стоит рядом. А потом вдруг конь на колени опустился, словно приглашает верхом на него взобраться.
Подумал, подумал Джаузаб, что неспроста это, да и вскочил в седло. Ат-Кашка с коленей быстрехонько вскочил, поднялся и пошел вначале шагом вдоль леса, а потом на рысь перешел, бежит себе, дорогу выбирает, ему одному знакомую, словно он по ней не впервой бежит и путь этот ему хорошо известен.
Пригляделся Джаузаб, а места вокруг незнакомые, глухие, хотел поворотить конька обратно, только тот вновь хозяйской руки не слушается, а бежит и бежит.
«А, будь что будет», – решил Джаузаб и успокоился. Долго они вдоль леса ехали, через глухие лога перебирались и наконец остановился Ат-Кашка как вкопанный и заржал тихонечко. Присмотрелся Джаузаб, а там, вдали, на бугорке домик небольшой виднеется, в землю чуть не по самую крышу вросший, больше на землянку похожий. Видать, очень старый дом, много лет назад поставленный. Понизу речка чистая журчит, меж топкими бережками, осокой поросшими, течет себе быстрехонько. А вокруг – ни души, тишь да благодать, будто сроду тут не жил никто. Только по тонкому дымку над крышей и можно догадаться, что людское жилье здесь. Джаузаб и понял, что, верно, Ат-Кашка неизвестно как привез его по следу Фариды к этому дому. Похвалил его Джаузаб:
– Вот какой ты у меня молодец, – ему прошептал, поцеловал его в звездочку на лбу. – Оставайся здесь, а я пойду, разузнаю, туда ли мы с тобой прибыли-приехали. И не ждут ли нас здесь люди злые.
Пошел он тихонечко внизу под взгорьем, к речке ближе, чтоб в случае чего в кустах спрятаться. Идет осторожно, низко к земле пригибается. Только никого не видно, не слышно, скотина со двора голос не подает. Решил Джаузаб подождать до тех пор, пока кто не появится, а уж тогда решать, как ему быть-поступить.
Долго ждал. Вдруг слышит, как земля загудела и страшный шум возник. Испугался он, вскочил и видит, как из леса выходит большое овечье стадо, а впереди идет огромного роста воин с белокурыми волосами и такой же бородой, а на плече у него дубина огромная, которую сам Джаузаб, верно, и двумя руками бы не поднял. Пригляделся, а позади стада еще двое таких же великанов ничуть не меньше первого овец в загон направляют.
«Знать, то и есть братья Фариды», – подумал он и спрятался за деревом, чтоб те не увидели его. Братья тем временем загнали овец в большой загон, завалили его деревом в два обхвата и пошли в дом. Тогда Джаузаб подкрался к окну и видит: сидят все трое братьев за столом, а еду им Фарида подает. И тогда решил он, что как только братья уснут, то заберется в дом и похитит Фариду, с собой увезет, а там будь что будет.
Вот настала ночь, вышел он из леса, подкрался к дому, хотел к двери подойти. Как откуда ни возьмись выскочили две огромные собаки и накинулись на него. Едва Джаузаб отбился от них и убежал обратно в лес. Утром братья отворили загон и погнали стадо свое на пастбище, а вслед за ними и собаки убежали. Пошел он к дому, только дверь открыл, а из сеней ворона вылетела и уселась на ветку ближнего дерева. Зашел он в дом, поглядел, а там никого нет, только пустая посуда на столе стоит. Решил Джаузаб, что она во дворе где-то своей работой занята. А тут в окно глянул, Фарида в дом дрова несет. Вспомнил ее уроки, сделался невидимым и встал за печку.
Зашла Фарида в дом с дровами, сложила их в печь и принялась огонь разводить, мелкие веточки поджигает, к ним поленья покрупнее подкладывает. А Джаузаб рядом стоит, смотрит на нее, а сердце в груди так и прыгает, колотится, не может поверить, что рядом со своей возлюбленной оказался: руку протяни – и ее коснешься, а она о том и не догадывается. Стоял, так стоял, решил, что время пришло вновь видимым сделаться и Фариду забирать, к себе домой вести с родителями знакомить, свадьбу играть. Только вдруг видит, что Фарида чему-то улыбается, а потом и вовсе громко засмеялась. Не успел он понять, что к чему, как она из очага ветку горящую выхватила да ей в него и ткнула со всего размаха. Тут на нем одежда загорелась, огнем занялась. Джаузаб со страха и забыл, что сделать хотел, бросился из дома вон огонь тушить, а Фарида вслед ему звонко смеется, кричит:
