– Ну, то в старом доме, а на Девичьем холме откуда кладу взяться? Да на него сроду никто из нашей деревни не поднимался, а уж тем более разрывать его кто позволит.
– Да мы никому не скажем. Только ты и я знать будем.
– А вдруг увидят?
– Не увидят. Начнем, когда все на поле уйдут, работой займутся. Можно и ночью, если фонарь найдем.
– Нет, ночью страшно, да и хватиться нас могут… – Ренат отвечает, потом помолчал немного, слышу, пыхтит, видать, хочется ему клад найти, да только взрослых боится, а потом шепотком у меня спрашивает. – А рыть-то глубоко надо?
– Откуда я знаю, сколько там рыть придется. Пока клад не найдем. Только не переживай, холм песчаный, а песок рыть проще простого, быстро управимся.
– Расскажи мне, какие из себя клады бывают. – Чувствую, Рената все больше любопытство разбирает, да и кому не охота в жизни хоть раз клад найти, сокровища спрятанные отыскать.
– Если клад пираты или разбойники прятали, то они сверху непременно покойника клали, чтоб он отпугивал всех, кто вдруг на их сокровища наткнется. Специально одного человека, на которого их пиратский жребий падал, прямо на месте и убивали.
– Как покойника клали? – Ренат даже привскочил со своего места. – Нет, я их страсть как боюсь, покойников. Они по ночам потом сниться начнут, что их потревожили. Не буду даже и пробовать, коль там кто есть.
– Да слушай дальше, – похлопал его по плечу, а он весь дрожит, до того ему страшно, – то разбойники мертвецов сверху своих сокровищ кладут, а в наших краях откуда им взяться, разбойникам? Сам посуди. Разве слышал ты, чтоб у нас в округе пираты или разбойники водились?
– Да вроде нет, не слышал, – Ренат отвечает.
– Вот и бояться нечего. Никогда их у нас не было. Они все больше по морям плавают.
– Кто же тогда клад на Девичьем холме спрятал? – спрашивает он недоверчиво. – Откуда ему там взяться?
– Мало ли откуда, – я ему, а сам соображаю, что бы придумать, чтоб и брата не напугать и похоже на правду вышло. – Знаешь, – говорю, – слышал я от своей бабушки, будто раньше здесь хан один жил, а у него сокровищ разных было видано-невидано. Вот он наверняка на вашем холме их и спрятал.
– Точно говоришь? – Ренат шепчет. – И я про того хана тоже слышал. Он умер давно, и клад теперь ничей. Если так, то можно и попробовать. Согласен я.
Тут вдруг внизу что-то как заскрипит, а Ренат со страха как закричит! Я его схватил за шею, рот зажал.
– Чего орешь, будто режут? То корова на половицу наступила, она и скрипнула, а ты чуть в штаны не наложил.
– Да мы как раз про старого хана говорили, а тут слышу – шаги. Вот я и подумал.
– Меньше думай, – я ему, – давай спать лучше, а завтра сходим к вашему Девичьему холму, осмотримся, решим, откуда рыть начнем.
Ладно, утром только позавтракали, перекусили свежим домашним хлебом и молоком парным, сразу и отправились к холму, лопату с собой прихватили. Идем, а сами по сторонам оглядываемся, боимся, как бы кто из взрослых не заметил. Правда, решили, что коль спросят, куда с лопатой в руках торопимся, то ответим: мол, червей для рыбалки копать. Пришли. Никто нас по дороге не заметил, у всех свои дела, не до нас, мальцов. Взобрались на самый верх, огляделись и видим, что кто-то до нас тут уже копать пробовал. Правда, давненько, потому как ямка та травой заросла, дерном затянулась.
– Может, здесь и начнем рыть? – Ренат сразу на ту ямку показывает. – Видно, что копал здесь кто-то, да ему вдруг помешали, вот он и убежал. Нам же легче будет.
– Дурак ты, – я ему отвечаю, – сейчас разве определишь, кто и когда ковырялся. Земля обвалилась внутрь ямы, вот и кажется, что она маленькая совсем.
– Как скажешь, – обиделся Ренат, губы свои толстые сквасил, носом шмыгает, – ты старший, тебе и решать.
– А давай так: кинем стеклянный шарик, и где он упадет, то там и рыть начнем. Я в одной книжке про таких же, как мы, мальчишек читал, как они клады искали.
– Где же мы шарик стеклянный возьмем? Тоже мне придумал. – Ренат даже рассмеялся, про обиду свою мигом забыл.
– Ну, коль шарика у нас нет, то шишку сосновую найдем и кинем ее вверх повыше, а где она упадет, то там и кладу быть.
Нашли мы шишку под ближайшей сосной, стали спорить, кому кидать. Я и предложил Ренату, чтоб он опять не надулся. Кинул он шишку вверх, но не очень высоко. Она подле нас и упала, да прямо в крапиву.
– Нет, так не годится, – я закричал, – не стану в крапиву лезть, а то потом волдыри несколько дней не сойдут. – Ренат плечами пожал, спорить не стал.
Новую шишку нашли, но только теперь я бросил ее высоко, как мог, и подальше от крапивы, едва потом нашли ее. Место как место, ничем от других не отличается, но уговор дороже денег. Беру лопату, втыкаю ее в землю со всего маху, ногой давлю, а она не идет, всего-то самое острие чуть вошло в дерн, и все. Рядом попробовал – еще хуже, то ли на ветку, то ли на корень наткнулся. Никогда не думал, что копать так тяжело. Раньше-то мне червей копать приходилось лишь между грядками или подле картошки, а там земля мягкая, чуть надавишь, и пол-лопаты ушло, а вот тут, на холме, никак. Бился я, бился, земли не больше котелка вырыл.
– На, – Ренату лопату отдаю, – покапай, а я отдохну. – Он схватился, подналег, и вдруг как обо что-то лопата брякнет, стукнет, да так звонко, словно там кувшин медный лежит или иное что.
– Ага, нашли! – Ренатка завопил. И дальше копать принялся с остервенением, откуда у него силы взялись, не хуже взрослого, только комки в сторону летят. И я схватил ветку с земли и острым концом ему помогаю, землю рыхлю.
Часа не прошло, как мы ямку вырыли хоть не очень большую, но видно, что лежит какая-то штуковина в земле из себя полукруглая и с дырками в разных местах, в земле вся. Подсунули под нее ветку, поднатужились и подковырнули, вытянули наверх. Глядим, и понять не можем, что такое мы нашли. Чуть верхний слой счистили, а Ренат как закричит, бежать бросился, я за ним, едва догнал, повалил на землю.
– Чего испугался? Почему бежишь?
– Так то череп, – он мне, – но не человечий, а лошадиный.
– И что с того? Мало их по оврагам валяется, я и то два или три находил. Чего бояться?
– Ага, сперва лошадиный череп, а потом и человечий найдем. Не стану больше копать.
– Да и мне расхотелось, – говорю, – вон какие мозоли на ладошках. Пошли лучше обратно домой.
– Только ты про череп никому не говори, а то насуют крапивы в штаны.
– Даю слово, что молчать буду! – отвечаю ему. На том и порешили, что никому ничего не скажем и всю жизнь про раскопки свои молчать будем.
Может быть, та история ничем бы и кончилась, но кто-то из старших узнал про наши раскопки. В деревне все на виду, каждый шаг известен. Быстренько нас допросили с пристрастием, не обошлось и без крапивы. Мне как гостю меньше досталось, а Ренатик долго выл и на заднее место сесть не мог. Даже мулла с нами беседовал, укорял, что не тем делом занялись, слово взял не рыть больше тот холм и посторонним никому не рассказывать. Только молодо-зелено, быстро я про то слово забыл и когда у нас в школе уроки истории начались, то спрашиваю как-то учителя:
