Книга Сибирские сказания, страница 45. Автор книги Вячеслав Софронов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сибирские сказания»

Cтраница 45

Водяной, видать, за зиму притомился подо льдом лежать без пищи, без добычи, когда вся рыба спит, хвостом не шевелит. Нет у него сил никаких с чертовым отродьем сладить, морды их чертовы расквасить. Орет, кричит, башкой об землю стучит, а отбиться никак не может.

Тут еще чертенята хвостики свои задрали, подняли, к водяному задницами встали, да как зачнут на него серные газы пускать, в нос направлять. А он энтого дела шибко не любит, заблажил по-нехорошему и наутек пустился через горы, пригорки, ручьи, речушки, только брызги во все стороны летят, обратно на землю росой оседают. Как и не было его вовсе, водяного того.

Глядит Васька на омут, а там от драки столько бревен собралось, скопилось, меж собой скрутилось, что вода-то и встала и стоит, дале не бежит. Перегородили, выходит, черти речку, запрудили, обратно поворотили. Ставь себе мельницу, опускай колесо, жернова навешивай и мели чего хошь, хоть полушубок рваный, хоть хлам старый, коль ничего веселей не сыщешь.

Тут черт Ваську на бугре увидел, взобрался к нему, за глаз подбитый держится, медный пятак прикладывает. Половина бородищи повыдрана, носище расквашен, как свекла мороженая, передний самый зуб расшатался, едва держится.

«Вишь, как я за наш уговор стоял, едва смерть не принял?! Дело сделано, запрудка слажена. А теперича, Васька сладкий, на чужую работу падкий, слушай и мой уговор, не вешай порты на забор. Ты от своей затеи будешь какой-никакой, а прибыток, приварок иметь. Мне же как подельцику твоему от того половина положена. Но половину с тебя брать не стану, а то с печали, от скупости своей еще помрешь, до старости не доживешь. Хватит с меня и четверти помола. Все понял? Каждый смолотый четвертый мешок на меня отсчитывай. А я пока с ребятишками в теплые края подамся раны лечить, жирок копить, но по осени возвернусь. Уж ты, мил-друг, меня поджидай, о четверти той не забывай, чтоб мне потом сусеки не мести, тебя не трясти. Как сказал о том, так и лежать кверху орлом».

И исчез с пригорка. За ним и чертенята сиганули, дунули в теплые края за папаней, видать, поперлись на песочке лежать, в жмурки играть.

Пошел себе Васька в деревню мужиков скликать, собирать, для работы снаряжать.

Оне ему, ясно дело, поначалу и не поверили, что речка ихняя норовистая сама собой запрудилась, смирехонька стала, покорилась. А потом глядь-погладь, экая стать, чего ж с нее взять: стоит речка, слабенько журчит, ветки шевелит. Водица поднимается, к пригорку подбирается. Схватились за топоры, сладили добрую запруду, скатали домишко для мельницы, на плотине поставили. На другой день в город поехали, жернова прикупили, привезли, насекли, понавесили.

Ожила их меленка, закрутилось колесо, жернова заскрипели, зашелестели. Шур-шур, скрип-скрип, бряк-бряк. Засыпай зерно, вмиг смелет, мучицу сготовит. У кого с осени запас остался, зиму пережил, привезли что смогли, проверили мельню. Справная мельня оказалась, добрая мучица вышла! Ваську Пестрого хвалят, в бока пихают. Чего худого о мужике скажешь?! Спасибо ему, теперича завсегда со своей собственной мучицей будем. А свой хлеб, известно дело, завсегда сытней, хоть с утра, хоть с вечера его ешь, на всех хватит, а с умом брать, так и на родню останется. Радехоньки-и-и…

В мельники самого Василия и определили. Кого ж еще?! Даже старики с ним издали здороваются, шапки с седых голов сымают, шеи склоняют, ручку пожимают. Думали, судили, уж теперь-то Василий жену себе высватает, выберет, почитай, самый уважаемый человек в деревне стал и по всей округе про него прознали. Да куды там! Ваське не до женитьбы. То в поле несется хлеба поглядеть, колоски помять, пощупать, налив угадать, урожай вызнать. А то на меленку поспешит, запруду проверить, водицу подпустить, не приведи Господь, чтоб не промыло где, не прорвало, плотину не спортило. Некогда ему, одно слово.

Там и осень пришла, забот пуще прежнего принесла: хлеб жать, молотить, на гумно свозить. Едва народ успел управиться до первых заморозков. Все сжали, собрали, с поля свезли, укрыли, уложили. Ждут первого морозцу для обмолоту под хлебную работу. Дождались, цепами прогулялись, зернышки от соломы отбили, отделили, в мешки поссыпали, на мельницу поспешали.

А там Васька Пестрой из себя холостой на мужиков щурится, бабам сквозь щербатые зубы лыбится, у водицы прохаживается в сапожках новых лаковых, дегтем смоленым мазанных. Штаны да рубаха на нем праздные, для работы несуразные. Да ему не мешки таскать, а им счет соблюдать. Подсобников сыскал, нанял, к работе приставил. Сам в чести, в чистоте, без грязиночки-пылиночки, за всем приглядывает, покрикивает, работников поругивает, мужиков попугивает.

«Заноси сюды, зерно ссыпай, сам вниз ступай, да муку поджидай».

Мужики и рады, по подводам сидят, на колесо глядят. Не толченное, так оно и не пшено; не молот хлеб, так и не мука. Была бы мука да сито, и сама бы я была сыта. Теперича можно и зиму встречать-привечать, брагу варить, блины сулить. Это только поют собором, а едят все по своим дворам.

Вот Васькины подручники уже первые мешки с мучицей на подводы поперли, пыхтят, пот руками утирают. Не тяжел вес, коль под свой навес. Мужики считать начали, да чего-то маловато мучицы, оне Ваську кликать: мол, четверти от привезенного зерна нет на возах… Как же так, мать твою эдак? Куды остальное подевал?!

Васька в праздных одеждах своих выходит, носом водит. Мол, что за шум, милый кум? Чего потеряли, там ли искали? Может, пока везли по дороге растрясли?

Мужики в голос на него:

– Ты, Васька Пестрой, душой рябой, сказывай, куда четвертую часть нашинской мучицы дел?

Он им:

– Как куды? В мешках лежит, себя сторожит. Не обвесил, не украл, а за работу должок взял. Разве на других мельнях мельники мене берут? Коль не по нраву моя молота, то ищите, где не так дорога.

Да… Приуныли мужики… Мельню вместе ладили, а за помол одному Ваське весь навар.

Да куды теперича деваться? Хлеб по возам, а деньги по местам. У такого кукиша не выторгуешь мякиша. С тем и подались…

Зажил Васька припеваючи, ходит сам себя похваляючи. Семечки лущит, на работников рявкает: «Эй, мазня-размазня! Чего бегаешь зазря! Не суетись где не надо, нет с вами никакого слада!»

Везут на Васькину мельню со всей округи зерно, крутится колесо, жернова что твой язык все перемелют. Брат брата трет, белая кровь течет. И все Ваське в прибыток.

Случилось тут скупщику мимо ехать на ярмарку, ажно в сам Ирбит-город. Купчина с большой деньгой да с толстой мошной. Пристал к Василию: мол, уступи мучицу за хорошую цену, не пожалеешь. Тот поперву упирался-ломался, помнит про уговор с чертом. Придет срок и тот за своей долей явится. Да только уломал, видать, купец Ваську, может, чем напоил, а может, так сговорил. Скупил у него весь четвертной запас, денежки на бочку, укатил по песочку.

Дня не прошло, как два монаха из соседнего монастыря пожаловали на мельницу, а при них письмо от самого архиерея. И пишет владыка к Ваське Пестрому, чтоб смолол он для монастыря сто пудов зерна. А за энту работу будет Ваське архиерейское благословение. Да еще владыка обещался о том на службе объявить, принародно Василия похвалить.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация